Markul: “Я не поп-певец. Я из рэп-движухи и в ней остаюсь”

Markul не выпускал альбомов три года. За это время сцена кардинально изменилась. Да что там сцена — весь мир стал жить иначе. До альбома “Great Depression”, вышедшего в 2018 году, его концерты в столицах собирали 700 человек. После него — 6000. Но как он ощущает себя сейчас в настолько обновившемся музыкальном контексте? В 2020-м он покинул Booking Machine, лейбл, за время работы с которым превратился в звезду. А его друг Мирон Федоров, ушедший с BM на полгода раньше, взял бессрочную музыкальную паузу.

Markul совсем не похож на других звезд момента. Вам не удастся вспомнить ни один скандал с его участием, он не запускает тикток-челленджи и не торгует лицом на различных ютуб-шоу. И при этом остается очень востребованным артистом.

Его новый релиз за неделю до выхода оказался в топ-10 альбомного чарта Apple Music — настолько активно публика репитила уже обнародованные синглы. Сейчас, спустя несколько дней после премьеры, альбом там на первой строчке.

“Sense Of Human” оказался релизом о человеческих грехах (в названии уже скрыт намек на это — его можно читать еще и как “sins of human”), за время создания которого в жизни Марка поменялось многое. Он купил маме дом в Лондоне. Стал по-другому писать песни (спасибо Платине за это). И пережил период тотального творческого выгорания. Но сейчас, похоже, снова научился жить в моменте. Да-да, о создании одного из главных хитов года, к которому Марк оказался причастен, мы тоже поговорили.

— “Я пережил самый тяжелый год”. Рассказывай.

— 2020-й оказался странным из-за совокупности факторов. Я никогда не жил за городом, а сейчас у меня дом в Подмосковье. Я переехал туда с четкой установкой, что мне надо сесть и записать альбом. Но переезжали мы из Питера быстро и спонтанно. Еще в марте, когда обострилась ковидная обстановка и все ждали первый локдаун.

Чем больше времени проходило, тем больше я понимал, что альбом не пишется и выходить никуда особенно мне не вариант. Я год, считай, просидел на условке дома. Никого не видел, пытался писать альбом и у меня ничего не выходило. Многие, наверное, думают, что я жесткий интроверт, но я достаточно общительный парень и люблю посидеть с близкими в не особо людных местах. Поэтому чисто психологически мне было нелегко, когда фактор социализированности отняли.

Часть семьи у меня до сих пор живет в Англии. На Новый год я полетел с ними увидеться, а вернувшись в январе в Москву, понял, что для альбома у меня готов только один трек — “Бумеранг”, который я выпустил первым синглом, больше ничего и не было. Я осознал, что не могу сделать еще девять таких песен, как на “Great Depression”. Хотелось большой содержательный релиз. Поэтому я заперся и начал работать.





— За три года, что ты не выпускал альбом, сцена сильно изменилась. Как ты — довольно молчаливая и немедийная звезда — ощущаешь себя во времена, когда люди в каждую дырку лезут за хайпом?

— Я пропал на три года как раз в тот момент, когда сцена начала меняться. Я будто понимал, что все к этому идет. Не было такого, что я, условно говоря, выпустил “Great Depression” три года назад — и только сейчас все встало с ног на голову.

Мне комфортно. Я понимаю, что все работает, если музыка соответствует. Если что-то у меня кликнет и я снова начну делать музыку как 10 лет назад, на этом все и закончится. У артистов, которые лезут в каждую щель, все иначе. У них есть узнаваемость другого уровня, им сложно по улице пройти. С другой стороны, я понимаю, что, просидев два года дома, мне самому почаще хочется выходить из зоны комфорта, становиться более медийным. Не потому что этого требует игра, а потому что мне самому нравится смотреть некоторые шоу. Так почему бы не побывать на таком? Но только в том формате, в котором мне будет комфортно.


— В Comment Out пошел бы?

— Возможно. Совсем себя не вижу, скажем, на шоу “Что было дальше?”. Меня постоянно зовут на разные передачи, — туда не звали, справедливости ради, — но я отказывался, потому что не хотел идти просто торговать лицом без новой музыки, которую можно прорекламировать. Медийность ради медийности — это не мое.


— А что не так с “ЧБД”?

— Мне чисто формат не нравится. Не люблю, когда перебивают. Я поэтому и не могу это шоу смотреть: бесит, когда человеку не дают рассказать его историю, хотя я понимаю, что шоу смотрят совсем не ради нее.


— Ты же изначально планировал взять в 2020-м паузу, отказаться от концертов и других активностей. Зачем?

— Чувствовал, что мне нужна пауза, чтобы не выгореть. До того, как вышел “Great Depression”, я переехал в Россию и откатал два концертных тура. Их тяжело назвать масштабным событием, это были маленькие площадки, но тем не менее, мы уже начали гастролировать, тратить на это силы, время и здоровье.

Потом вышел “Great Depression” — и пошли уже масштабные туры. Их было три или четыре после альбома. Сам того не осознавая, за короткий отрезок времени я нагастролировал, умудрился записать несколько релизов, снять довольно много клипов. Я бегал, будто белка в колесе, на протяжение этих двух с половиной лет. Понимал, что если не взять паузу сейчас, потом написать хороший альбом будет сложнее. Но никто не ожидал ситуации с пандемией.

Свою ситуацию я рассматриваю как необходимый шаг назад, который я делаю для того, чтобы было проще двинуться дальше. А получилось так, что я сделал шаг назад и сел на жопу.





— Цитата из песни “Тренировочный день”: “Слышу топ-100, почему тут так грустно?”.

— Все-таки это строчка, написанная по стебу. Но к чартам я отношусь как и все адекватные артисты. Мы все понимаем, почему и как туда попадают определенные треки и что для этого нужно делать. Это игра, нужно принимать ее правила, находить свои пути, как туда попасть.


— Ты сейчас про овермедийность и тик-ток-ориентированность?

— Конечно. И про песни, написанные с изначальным прицелом на широкую аудиторию. Не знаю, где это слушают. Видимо, в определенных регионах. Есть в топах треки, которые туда попадают не из тик-тока и тоже вызывают кучу вопросов. С другой стороны, когда понимаешь, как и почему это слушают, вопросы отпадают. Просто быть частью этого — пожалуй, нет.


— Поп-музыка стала примитивней?

— Не сказал бы. Поп-музыка в принципе должна быть простой. Я про определенные ходы, слова, которые используются специально, чтобы это вызывало отклик, как у маркетологов, которые придумывают рекламу продукта.


— Так ведь всегда было.

— Не, базар. Просто можно это делать небанально и как-то по-своему. А можно ловить пчел, например.






— В прошлый раз мы с тобой говорили в 2017-м. Поэтому хочу откатиться немного назад, прежде чем перейти к новому релизу. Ты считаешь “Great Depression” альбомом, который изменил твою жизнь?

— Сто процентов. После него я почувствовал, что такое финансовая независимость. Это важный момент, потому что ощутив это, ты можешь всего себя посвящать делу, не задумываясь о том, что что-то может не получиться или ты не можешь себе позволить что-то реализовать. Мы же его залили просто на Tunecore и ничего не делали для промо. Ничего не откладывали на таргетинг, посев. Помню, что я был в туре, когда он вышел. Мы залили альбом, легли спать, а когда проснулись, он уже был везде на первом месте.

У меня не было скачка от нуля до ста. И очень плавно все шло в правильную сторону. Просто совокупность факторов: сначала выпустил трек, который стал коммерчески востребованным, потом — что-то личное, что зашло другой аудитории. “Fata Morgana”, после нее — “Худший друг”, который долгое время был самым популярным моим треком. Потом — мой куплет на “Konstrukt”, который из-за нехватки времени я все никак не мог сделать, и дотянул до ситуации, что либо я за вечер его пишу, либо не залетаю на трек. Это как раз было накануне сдачи альбома “Great Depression” дистрибьютору, я был поглощен работой над ним. В итоге этот куплет многие отмечали, помню, вы о нем что-то писали.

Поэтому, когда “Great Depression” вышел, я не был удивлен тем, как его встретила публика, но где-то только через год-полтора я понял в полной мере, как этот релиз изменил все, что происходило в моей жизни.


— Тот альбом сообщал о тебе больше, чем любое интервью: ментальные проблемы, панические атаки, депрессия.

— Панические атаки у меня стали появляться в период переезда в Россию. Я понимал, что переезд — большой шаг для меня. Я приехал с тысячей долларов в кармане и пониманием, что сейчас что-то начнет происходить. Может, кто-то и рассматривает начало сотрудничества с большой компанией как стопроцентный билет в успех, но это не так. На фоне этих волнений начались панические атаки.

До релиза “Sense Of Human” я ни разу не пробовал написать что-то, не связанное со мной напрямую. Казалось, что это не получится. Поэтому “Great Depression” и получился таким. Видимо, много кто смог себя ассоциировать с такими эмоциями.


— У тебя еще бывают панические атаки?

— Очень редко проявляются. Все, кто живут с этим, знают, о чем я говорю: когда чувствуешь, что приступ вот-вот начнется, накатывает, но как-то удается его подавлять. Очень редко они берут верх. Но это уже несравнимо с тем, что было. Раньше я ходил везде с успокоительными, любая фигня могла затриггерить. За профессиональной помощью никогда не обращался, но всячески поддерживаю тех, кто видится с психологом.


— На новом альбоме ты читаешь: “После “Great Depression” Марк хотел лишь суету. Марк хотел лишь трэша, только трэша не в инсту”. Что происходило?

— Рок-н-ролл. Я люблю потусить. Это ни для кого не секрет, кто меня знает. Я просто дорвался. Финансовая независимость и другие зависимости — лютая комбинация. Локдаун перенес все в дом. Стало уже необязательно куда-то выходить. А говоря про инсту, все, кто меня фолловит, знают, как часто я там появляюсь. Корректнее будет сказать, что не появляюсь вообще.


— Когда удалось опомниться?

— Я понял, что нужно что-то менять, когда на Новый год прилетел к родным. Я скинул пост в инсту о том, что я нахожусь в Лондоне с семьей. Это был текст о том, что 2020-й был сложным для всех, и для меня в том числе, но не в типичном понимании.

В тот момент я купил маме дом в Лондоне. Приехал туда впервые после ремонта. Сижу, вроде все гуд. С одной стороны, мне нет 30, а уже такие штуки мутятся. С другой, я понимаю, что я *********** [проштрафился] как никогда. Мне выпал шанс, о котором мечтают миллионы людей. Я не могу себе позволить просто вот так ********** [провалиться]. Тогда я понял, что пора возвращаться и брать себя в руки.





— Твой уход с Booking Machine случился через полгода после ухода Оксимирона. Для тебя стал неожиданностью этот его шаг?

— С одной стороны, да, потому что впереди у меня был последний тур, после которого я тоже знал, что уйду. С другой — у Мирона все к этому и шло, так что я не сильно удивился.


— Ты узнал о планах Мирона, когда он сказал об этом со сцены?

— Не помню: то ли за день узнал, то ли разговор у нас состоялся прямо в день фестиваля Booking Machine. До этого мы с ним достаточно долго не виделись.


— А когда в последний раз общались?

— Вот недавно у меня в гостях собирались. Стабильно раз в три-четыре месяца мы с ним созваниваемся. Наверное, это и есть одна из причин, почему мы так давно дружим. Мы оба умеем держать дистанцию и не запариваемся, если кому-то из нас не до посиделок. Можно вполне успешно дружить на расстоянии и при встрече круто проводить время.


— На новом альбоме у тебя еще больше пения и меньше рэпа.

— В какой-то момент я тоже поймал себя на этой мысли, но здесь же и треков больше. Я, конечно, не замерял с секундомером, насколько больше я тут пою в сравнении с “Great Depression”, но что-то подсказывает, что если бы на “Sense of Human” было тоже девять треков, то соотношение было бы плюс-минус одинаковое.


— А кем ты сейчас себя больше ощущаешь — рэпером или певцом?

— Учитывая мое детство, то, откуда я выбрался, весь мой бэкграунд, я никогда не смогу себя считать поп-певцом. Я в любом случае вышел из рэп-движухи и в ней остаюсь. Просто в творческом поиске мне удалось нащупать свою дорогу. Моя музыка — это коммерческая музыка, безусловно, но ярлык “поп” я на нее не стал бы вешать.


— Ты говоришь, что на “SOH” стал писать иначе.

— Это еще в 2020-м началось. Несмотря на то, что в прошлом году у меня ничего не выходило, я все равно продолжал почти каждый день сидеть на домашней студии. Анализировал какие-то вещи. Понял: окей, раньше я писал о себе и это вызывало интерес, потому что проблемы, в большей степени, у всех общие. Я мог бы продолжать высасывать из пальца песни про панические атаки или какие-то другие ментальные проблемы. Делать то, чего от меня, возможно, ждут. Но тогда я буду врать самому себе, ведь я это буду подавать от своего лица. Либо читать о своих других загонах, как в “Бумеранге”: “Я поднял под сто мультов, но не могу подняться с пола”. Кто себя с этим может ассоциировать? Тут я написал то, что на душе лежало. Но в целом захотелось попробовать писать песни о разном. О разных темах и о разном опыте, не обязательно своем. Таким образом я не буду в заложниках у самого себя. И у имиджа, которого у меня особо и нет. Ну по крайней мере, я над ним никогда не работал.





— Так ты и пришел к идее альбома, посвященного человеческим грехам?

— Я пришел к этому в апреле. Задолго до этого я понимал, что хочу сделать большой релиз, поделенный на несколько частей, с интерлюдиями.

Концепт пришлось кардинально переделывать три раза. Был момент, когда я уже был готов отказаться от такого формата. Ничего с интерлюдиями не клеилось. И возникла идея с грехами. Мы познакомились с Арменом Степаняном, и вместе с ним придумали эту историю с эпизодами.

Изначально была мысль сделать это с актерами дубляжа. Но как раз в то время прогремел видос, где актеры озвучания прикалываются в машине. Из-за этого я начал сомневаться в нашей затее. А потом мне сказали, что кто-то в русском рэпе подобное уже делал. Это стало последней каплей.

В итоге мы совместили оба подхода. Первую группу грехов озвучили люди, с которыми мы хорошо знакомы. Anikv озвучила Похоть. Saluki — Алчность. Во втором эпизоде появляется Касс, а Зависть озвучил Данила Поперечный. А Гнев и Гордыню — профессиональный актер, который неимоверные вещи делает голосом, звучит так, будто с его связок только что скотч сняли.


— Я правильно понимаю, что на обложке альбома ты выходишь из исповедальной?

— Да-да. Это ручная работа. Мы долго запаривались над ней, на производстве в Питере ее изготовили. Она весит под тонну. Мы ее в Москву для съемок привезли, потом еще намерены использовать на концертах.


— А почему ты поместил туда эту надпись на латыни? (“Interdum non nesecce est mentem quaerere, voluptas sat” — “Иногда не стоит искать смысл, достаточно просто наслаждаться” — прим. The Flow).

— Идею с этой надписью предложил Дима, один из моих лучших друзей и менеджер, с которым мы двигаемся с самого начала. Мне в начале это не очень понравилось, но само значение фразы вкатило. Она еще и лингвистически прикольно выглядит, но какого-то глубокого смысла в ее использовании на обложке искать не стоит. Собственно, она как раз об этом (смеется).




— “Sense Of Human” — концептуальный релиз. У тебя есть любимый альбом такого формата?

— Есть только один концептуальный альбом за все время, который я прям заслушал вдоль и поперек — это Dave “Psychodrama”. Многим в таком формате нравится “GKMC” Кендрика Ламара, но я ни его, ни, скажем, Эминема не могу слушать из-за их тембра.

Именно после “Psychodrama” я начал задумываться, как круто было бы сделать что-то в похожем формате. При этом хотел, чтобы каждая песня жила своей жизнью и не воспринималась только как эпизод большого сюжета.


— Мне понравилось, как в финале ты суммируешь весь альбом. В треке “10,000 ночей” возникают образы из предыдущих песен релиза, ты говоришь, что это все было, чтобы “запутать эго”.

— Ты заметил? Да, там все подвязано к предыдущим трекам. “Запутать эго” — это о том, что легко заблудиться, потерять себя, когда вокруг “фигуры от Bottega” и “доллары, окутанные снегом”.


— Фраза про “Я лучше буду чувствовать себя, если я выкину все чувства человека”. Насколько это художественное преувеличение?

— Сформулировано печальнее, чем есть на самом деле. К тому же, в этой строчке мне хотелось вкинуть название альбома, “чувство человека”. Но в целом так и есть. Я думал, что тусовки и странное окружение, формировавшееся вокруг меня в какие-то периоды, приносят мне радость. Потому что в такие моменты я не думал об ответственности за себя и за людей вокруг, которая на мне лежит. Я понимал: если я хочу продолжать карьеру, надо остепениться. Я как будто окунал себя в такие движухи, чтобы не думать о своих проблемах и не беспокоиться.


— “Ответственность за людей вокруг” — ты про свою команду или про слушателей?

— Конечно, команду. У слушателей должна быть своя голова на плечах. Я не согласен с тем, что высказывания в каких-то треках способны повлиять на психическую стабильность людей. Это странно. Мы все в детстве слушали разную музыку и играли в разные игры. Из-за того, что я слушал дрилл в Англии, я же не пошел людей резать.


— Ты следил за ситуацией вокруг трека ЛСП “Номера”?

— Это случилось как раз в то время, когда я заканчивал альбом, поэтому я не вникал. Но видел заголовки, что несколько людей выпилились под этот трек, после чего ЛСП убрал песню со стримингов. Но, повторюсь, я не считаю, что трек способен повлиять на такое решение человека. Девочка не из-за песни “Номера” это сделала. Это же понятно. Запрещать музыку — это очень странно.


— Ты сам когда-нибудь задумывался о суициде?

— Никогда… Просто я жизнелюбивый парень. Кайфую от возможностей, которые у меня появились. От доверия, которое проявляет моя аудитория. От того, что с моей семьей все хорошо. Иногда смотришь, как у других людей складывается, и понимаешь, что надо быть благодарным, что все в моей жизни именно так сложилось. К тому же, как говорил Dave: “Если ты совершишь суицид, ты не избавляешься от проблем, ты перекладываешь их на других”.


— Как Dave смог так выстрелить? Очень ведь немассовый, казалось, материал.

— Исключение из правил. Всегда есть артист, которому удалось, и не факт, что это получится повторить второму. Есть куча концептуальных чуваков, чьи имена, вероятно, тебе ни о чем не скажут, и которые никому не нужны. Успех Дейва — это совокупность факторов. Он очень хорош в том, что делает. Он знает, как это завернуть и подать слушателю. Он чувствует баланс, хотя на “Psychodrama” есть треки по 11 минут. Он делает и коммерческое музло — фит с Burna Boy стал большущим хитом. Треки такого рода дают ему расширение аудитории, о чем я и говорил в контексте своего роста популярности. А часто артисты с более концептуальным материалом о таком забывают. Пишут песни, которые не находят слушателя. Мне по кайфу периодически писать коммерческие песни. Мне это нравится, плюс я понимаю, что без “Худшего друга” и без “Fata Morgana” на “Great Depression” не смогло бы подсесть столько людей. Я — пример того, зачем такие песни нужны.


— “Я в моменте” можно назвать такой песней?

— Мы не преследовали такой цели, но сейчас, когда прошло время и мы видим цифры, то да, мягко говоря, можно.





— “Мягко говоря”. Ты ожидал, что трек станет настолько громким?

— Не буду лукавить, да. Я с Эльдаром очень давно знаком. Когда услышал этот трек в соцсетях, подумал, что он уже вышел. Написал Эльдару, что услышал трек от него, который мне по-настоящему понравился. И моей целью было просто поздравить его. Но он объяснил, что он еще не вышел и на следующий день предложил мне в нем поучаствовать.

Я понял, что может получиться круто, потому что изначально заценил песню именно как посторонний слушатель. Так же спонтанно я за вечер написал свой куплет, и приехал уже с готовым партом на студию, хотя мы условились с Эльдаром сначала встретиться, чтоб я начал что-то писать. Это тоже подтверждает, что чем-то трек со мной срезонировал. Я к чему веду: когда мы с Эльдаром сидели, я сразу сказал: “У меня есть ощущение, что по уровню ажиотажа это будет что-то близкое к “Розовому вину”. Примерно так и получилось. Только с совершенно другим звучанием, конечно.


— В интервью 2018 года у тебя спросили, что ты больше всего не любишь в русском рэпе, и ты ответил: “Всю эту блогерскую рэп-движуху”.

— Я от своих слов не отказываюсь, но стоит, видимо, расширить ответ. Я говорил про блогеров, которые покупают готовые песни и очень неумело их исполняют, делают это явно не из-за любви к музыке. Такое мне не нравится. Тем более, в рэпе.

Я не считаю, что Джарахов относится к таким людям, потому что у него куча музла выходила до этого. Близка она мне или нет — это другой разговор. Но факт, что музыку он делал не как блогер и продолжает это делать.


— Странно, что твой дебют на “Вечернем Урганте” случился как раз через фит с Эльдаром.

— До того, как я пошел на “Вечерний Ургант” с Эльдаром, мне за пару лет трижды предлагали выступить там и я трижды отказывался. Первый раз я просто не был уверен в своих скиллах, не хотелось оплошать. Во второй раз не было инфоповода, это было уже после “Great Depression”. А в третий просто не срослось.

У нас с Эльдаром был разговор, что я планировал туда пойти перед премьерой альбома или перед туром. Мне поначалу казалось странным идти туда два раза за такой короткий срок. Тем более хотелось, чтобы первый поход был сольным. Все, с кем я не сработался, знают, что у меня на все есть свой взгляд. Но я начинаю понимать, что иногда слишком сильно загоняюсь и стоит отпускать ситуацию. Подумал: лишним такой эфир не будет, а в следующий раз я приду уже сам и сделаю так же круто. Это же не такой большой дебют, чтобы из-за этого так париться.







— Еще одна фраза с альбома, за которую зацепился: “Я не понимаю счастья, я не ощущаю последствий”.

— Как бы поэтично она, возможно, не звучала, но вот эта фраза — это точно про меня. Это не выдумано. Каждый раз, когда в моей жизни происходит что-то крутое, я будто этого не осознаю. Понимаю уже постфактум.

Например, солдаут в “Адреналине”. Год назад (речь про 2018-й — прим. The Flow) я собирал 700 человек — а теперь 6000. Люди вроде как идут конкретно на тебя, знают песни наизусть, но я при этом в день концерта этого совершенно не осознавал. Так и с домом, который я купил маме. Понимаю, что это крутой поступок, меня он радует, когда я сейчас туда приезжаю, но в моменте я ничего такого не чувствовал.

А про последствия — мне как будто всегда все сходит с рук. Пускай и не идет речь о каких-то страшных вещах, за которые меня можно кэнселлить, но это еще с детства тянется. Разве что учителей обманывать было сложно. Даже когда я в третьем классе принес в школу сигареты и мы все дружно начали курить, мне удалось убедить родителей, что меня оклеветали.


— Почему песня “Zima Blue” названа в честь эпизода из “Любовь, смерть и роботы”?

— Я бы мог сочинить историю о том, как я долго парился, чтобы сделать такую отсылку, но все произошло от обратного. Сначала родился трек — а потом мы поняли, что события в нем напоминают историю из сериала.

Этот трек спонтанно был написан. Мне очень хотелось трека с брейкбитом и гэриджем, потому что песня “25” с прошлого альбома — одна из моих любимых в лайв-исполнении из-за ударки.

На момент, когда я писал “Zima Blue”, у меня еще не было трека “Полет нормальный”, который тоже в ту сторону сделан. Я попросил Shumno сделать для меня “трек, как “25”, но только совсем другой”. Нормальная формулировочка, правда? Чтоб качало так же и чтоб ударка была похожая. В итоге Shumno пытался-пытался, но ничего не получалось. Он пообещал, что что-то скинет в конкретную дату, я на следующий день просыпаюсь и пишу ему: “Бро, почему ты ничего не скидываешь?” “Я не скинул, потому что тебе это не понравится”. Он отрыл какую-то старую демку на брейкбите, я послушал, думаю: “И правда. Что за хрень? Я под такое читать не буду”.

Но спустился на студос: “Сделаю один тейк интереса ради. Накидаю у микрофона первое, что в голову придет”. В итоге там у меня моментально рождается припев, со всеми переходами. Так я понял, что будет крутой трек.

А что касается названия, придумав фразу: “Я лежу на Земле, самой скучной из планет”, я сразу же начал развивать картину разобранного на части парня, который смотрит сквозь планеты на девушку, до которой не может долететь. Я понял, что этот сюжет что-то напоминает. А потом Shumno вспомнил историю Зимы Блю.


— Ты многим жертвуешь ради карьеры?

— Я бы сказал, что да. В первую очередь, своим временем. Последние два года я особо не жил так, как я бы хотел это делать в нормальном мире в нормальное время. Из-за пандемии я никуда не мог выбраться из России. Понимал, что либо не смогу вернуться, либо вернусь с таким же трудом, как в январе 2021-го. Ну а во-вторых, если у меня стоит какая-то задача, я понимаю, что если начну куда-то выбираться, это мне помешает. Я сойду с рельс, прыгну в карусель, ну ты понял. Если весь 2020-й я просидел дома, пытаясь выдавить из себя этот альбом, то в 2021-м я никуда не выбирался, потому что мне уже было необходимо его закончить. Все эти два года я особо не жил. Не видел друзей, семью. Это на всем сказывается. Но мне повезло с людьми вокруг, они понимают, что со мной происходит и почему я так иногда действую.

Сейчас я поменял свой способ написания песен. Раньше я сидел и писал в “мак” или телефон. А когда познакомился с Платиной, увидел, как он это делает. Он все собирает в голове, фристайлит у микрофона, а потом компилирует куплеты из лучших кусков. Я теперь плюс-минус так же поступаю. Продолжаю писать, но делаю это теперь всегда в будке так называемой. Сразу слышу, как это звучит, там же ищу мелодические ходы. Могу восемь часов безвылазно в будке просидеть. Хотелось бы научиться делать это хотя бы за одну студийную сессию. Важно не потерять химию трека. Я заметил, что из песни, над которой слишком долго сидишь, может пропасть душа. Это всегда чувствуется.





— Чем крут Платина?

— Нужно время, чтобы понять музыку Роберта. У многих знакомых, которым нравится его музло, было так же, как у меня: на “Опиатах” мне сначала понравился один трек, потом второй, потом третий, после чего начинаешь понимать, что это за персонаж и начинаешь ловить прикол уже с других его фишек. Потом любимым треком с альбома становится уже совсем не тот, с которого начал слушать Платину. Для меня “Опиаты круг” один из лучших релизов последних пяти лет.


— Марк, пара слов для комментаторов The Flow?

— Дорогие комментаторы, продолжайте делать свое дело. Я читаю, как и все артисты наверняка. Это уже стало частью культуры. Салюты всем.