Тексты
Интервью: Андрей Недашковский

Почему Слава КПСС уходит из рэпа. Откровенное интервью

История создания самого трагичного и, похоже, лучшего альбома Славы “Чудовище, погубившее мир”.

Интервью со Славой — жанр особый, поскольку любой разговор он легко превращает в микс баттла и стендапа (Примеры? Вот и вот). При этом неясно, где он шутит, а где говорит всерьез. Беспощадный Антихайп. Но “пришла пора откекать и искать иное”, как скажет он ниже по тексту.

Да, он правда уходит из рэпа, а только что вышедший альбом “Чудовище, погубившее мир” ставит точку в дискографии Славы КПСС (по крайней мере, пока). Дальше последуют финальные релизы и других его проектов — Бутер Бродского, Воровской Лапы и т.д.

Чем же Слава будет заниматься в дальнейшем? Как болезненное расставание спровоцировало всплеск творческой активности? Почему он два месяца провел в психиатрической больнице? И считает ли Моргенштерна своим учеником? Все это — в огромном интервью для The Flow.


— В Питере снег выпал?

— Вчера был, да. Сегодня уже растаял.


— “Я убью себя, когда выпадет снег” — это одна из множества строчек о суициде и смерти, которые звучат на новом альбоме.

— Летом, когда эта песня писалась, у меня было именно такое состояние. На микстейпе с Андреем Замаем тоже будет песня: “А я думал повеситься летом”. Было довольно суицидальное настроение. И альбом “Чудовище, погубившее мир” во многом, можно сказать, спас мне жизнь. Написал его и стало попроще. Альбом-антидепрессант.

Он писался в два подхода. Половину треков я написал весной, вторую половину — летом. Хороший альбом, да? Великий.


— Что для тебя “великий альбом”? Назови такой в русском рэпе.

— Для меня это Ленина Пакет “Нас спонсирует Зюганов”, Мутант Ъхвлам “Обейсболивающее”. Какие еще великие? Ну наверное, Смоки Мо “Кара-Тэ”. А! Ну и Хан Замай “Андрей”, конечно же. Тут должна быть ссылка на пост с ним или объяснение, почему вы его не публиковали.


— Никогда не видел, чтобы медиа не опубликовали альбом, зато писали объяснение, почему они так сделали. Хотя, вру: так было с XXXTentacion. Ряд сайтов умышленно игнорили релиз, вместо него публикуя список преступлений, в которых Экса обвиняли.

— Ты видел, как “Рифмы и панчи” поступили? Они выложили альбом Замая, а спустя три минуты удалили. Вместо этого у них появился твит Пирокинезиса, в котором он поздравляет Андрея Замая с выходом альбома, и написали: “Пиро, а когда твой альбом?” То есть не выложили альбом, но выложили твит-поздравление про его выход. Там же много малых админов работают, видимо, кто-то по своему усмотрению сначала выкатил пост, а кто-то из старших уже удалил.





— Так вот, альбом. Кажется, лучший твой, да.

— Мне тоже так кажется. И мама моя так сказала. Говорит даже, что заплакала на песне “Похоронка”. Она еще сказала такую вещь: “Конечно, найдутся люди, которые будут писать, что “Солнце мертвых” твой лучший альбом, но этот сильнее”.


— А она слушала Ежемесячных?

— Вот, кстати, не знаю. Не спрашивал. Думаю, не особо.


— Весна и лето — это же полгода. У тебя полгода было такое состояние?

— Этому периоду будет посвящен следующий релиз группы Солома, там я еще и музыку целиком сам делаю. 35 треков. Тотальный лоу-фай. Он будет еще более откровенно эту тему раскрывать. Там получился, по моему мнению, еще более великий альбом, но мало кто это поймет. Я там жуткую музыку сделал, некомфортную.


— Это же ваш проект с Сашей?

— Да.


— И он таким продолжит быть?

— Нет, этот я делал уже полностью один.


— “Чудовище” — альбом терапевтического рода для тебя. Что стало причиной такого твоего состояния?

— Целый спектр причин. Это было наше с Сашей болезненное расставание. Я остался один... Сама концепция альбома — это такое мироощущение, когда ты чувствуешь себя чудовищем, которое испортило буквально все.


— Ты винишь себя в том, что произошло у вас с Сашей?

— Такой вопрос сложный… Сейчас я не считаю себя виноватым. Но в тот момент, когда все это произошло, я всю вину мира на себя навесил. Получается, что половина этих песен написана в том состоянии, когда я себя винил. Себя же воспринимал “чудовищем, погубившим мир”. Некоторые песни передают то состояние моего сознания, которое привело к некоему экзистенциальному краху. А вторая половина песен — это уже про выход из этого состояния.


— Что тебе помогло это пережить?

— Поддержка друзей, специалистов, литература разная специальная. Очень помогло написание этих альбомов. В ближайшее время будет много материала. Больше, чем когда-либо в моей жизни. Худший период в жизни стал моим самым продуктивным. Вплоть до мая каждый месяц будет выходить по альбому.

Сейчас — альбом Славы КПСС. Потом альбом Соломы. Валентин Дядька в январе. Февраль — это релиз Бутер Бродского. Дальше — альбомчик Воровской Лапы и совместный микстейп с Замаем как вишенка на торте.


— Я кайфую, когда ты перечисляешь весь этот букет персонажей.

— При этом я на полном серьезе.


— “Чудовище” — это действительно последний альбом Славы КПСС?

— Да. Я сейчас думаю о том, как дальше двигаться. Тему рэпа, я думаю, закрываю. Поэтому хочется выпустить альбомы от всех персонажей, чтобы весь этот паноптикум попрощался со слушателем.





— Почему рэп тебя перестал интересовать?

— Я уже столько лет этим занимаюсь. Настало время искать иное. Хочется в других жанрах поработать. К тому же, в творческом методе, который нами использовался, начиная от бифов, рэпа такого постмодернистского с кеками, мы, как сказал Иван Смех, “достигли предела”. Нужно уже откекать и искать иное.

Музыки от меня не будет. Не знаю, сколько продлится этот период. Сейчас мне интересно дрочиться со всякими синтезаторами. Может, когда-то в будущем.


— Чему планируешь себя посвятить?

— Есть два проекта, над которыми уже ведется работа. Я собираюсь мультсериал запустить. Сейчас мы с мультипликаторами начинаем создавать конструктор для того, чтобы штамповать серии.

И еще регулярно с ребятами-сценаристами встречаемся, пишем сценарий моего сериала, который я уже давно хотел. Познакомился с нужными людьми, продюсерами, сценаристами, которые могут помочь мне это воплотить. Читаю сейчас много учебников по сценарному делу, с ребятами разрабатываем персонажей. Идея этого проекта со мной уже очень давно, с самой юности. В молодые годы я много сериалов смотрел, хотелось создать свой.

В рэпе для меня большинство гештальтов закрыто. Все, что хотелось провернуть, сделано. Теперь хочется себя закинуть в некомфортную зону и попытаться там сделать что-то крутое.

Раньше я говорил, что это ситком, но сейчас это приобрело очертания драмкома. Судя по тому, что сейчас я пишу.


— На что это будет похоже?

— Основным референсом для меня служит сериал “Хорас и Пит”. Ты видел?


— Конечно. С Луи Си Кеем.

— Мне нравится такая чеховская история. Драматичная, с юмором, построенная на диалогах. В русских сериалах меня возмущает, что никто не может написать нормальных диалогов. Мы планируем этому много внимания уделить, привлечь комиков, в том числе известных персонажей.

В хип-хопе все, грубо говоря, зависит только от тебя. А здесь хочется посмотреть, как работает команда и от каждого из них взять лучшее. Если я пишу куплет, никто не вторгается в мой куплет — ни Замай, ни еще кто-нибудь. А когда работаешь над сценарием, пишешь персонажей, ты встречаешься с ребятами и они говорят: “Ты не думал, что он мог быть таким? Раскрываться через такую историю?” И ты обнаруживаешь, что с такого угла ты на персонажа никогда прежде не смотрел. Это очень интересно. Собирать команду людей, которые в чем-то лучше тебя. Тут у каждого своя суперспособность, уникальный жизненный опыт, которого лишен ты. Он может этим улучшить проект. Таким образом, можно создать нечто еще более великое, чем то, что ты можешь создать в одиночку.





— Я сейчас вспоминаю твое участие в ряде комедийных шоу, ту же фотку с Оганисяном и другими комиками.

— Хочется с ребятами поработать, да. Сейчас общаемся об этом. Они очень талантливы. Фотография, которая была выложена, сделана на могиле Цоя, мы поехали туда после сборного концерта ребят. Я был на нем. Меня действительно такое радует, то, что они делают, это смешно. Году в 2012-м, когда я смотрел унылый отечественный стендап, и сравнивал его с западной комедией, думал, что в России никогда не будет нормального стендапа. А сейчас приходишь, смотришь — и это адекватный стендап, смешной и талантливый. Меня это воодушевляет.


— Твой топ-3 комиков?

— Из русских? Назову эту троицу — Женек Сидоров, Гарик Оганисян и Идрак Мирзализаде. Еще понравился Алексей Соловьев, не особо известный пока. Он из питерских, в “ХопХеде” выступает.

А из западных на первом месте, безусловно, Стюарт Ли. Абсолютно великий комик. Ричард Херринг. Даг Стэнхоуп. Стэнхоуп был моей первой любовью в стендапе.


— Как ты относишься к растиражированному тезису о том, что стендап — это новый рэп?

— Имеется в виду, что он дал сейчас много новых хайповых имен?


— Да. Плюс подразумевается, что это жанр, где прямо сейчас кипит жизнь, есть свежесть.

— Если так, то возможно. Могу сказать, что на стендапах я ловлю угар и эмоции, которые когда-то испытывал от баттл-рэпа. Когда только начинал баттлы смотреть. Ты приходил на баттловую площадку, люди просто стояли и действительно ловили какой-то угар, веселье. А сейчас, если я включаю баттл-рэп, то в зале стоит лютая духота, будто люди не кайфовать приходят, а что-то очень искусственное. Все знают, когда нужно шуметь, после каких слов, не взаправду переживая какой-то всплеск, это “вау”, а просто: “Ага, эти строки заканчиваются так, значит, мы здесь шумим”. Это безжизненно.

Иногда подумываешь написать баттловый кусок, но включаешь какой-нибудь баттл и думаешь: “Господи, как же здесь душно!” Я смотрю на судей, которые отсматривают баттлы на “Версусе”, и думаю: “Бедные люди. Им пришлось стоять и слушать до конца три баттла по часу”. Я ни один не смог до конца вытерпеть.


— Слава, в этом контексте, я бы хотел, чтобы ты прокомментировал слухи о том, что ты общался с Чейни по поводу какого-то турнира. Что это было?

— С Чейни? Предлагал ему вызвать на баттл Оксимирона. “Ден, мы е***м еще один кроссовер и уничтожим их в третий раз”. Я хотел, чтобы у меня было три победных кроссовера.


— Ты же шутишь? Хотя это вопрос, который тебе глупо задавать.

— Я не шучу! Я так и сказал: “Ден, *** Оксимирона. Кто, если не ты”. А Ден отказался, сказал: “У меня уже нет никакого желания с ним баттлиться”.


— Допустим, что Мирон согласился. Ты хотел, чтобы с ним баттлил Чейни. А с кем бы тогда баттлил ты?

— Ну не знаю, с кем-нибудь. Вообще по***. Просто, чтоб у меня была галочка “три кроссовера — три победы”. Пафосный движ. И баттл Чейни против Оксимирона мог бы получиться очень смешным. Но не судьба.


— Тебя устраивает, что финалом твоего баттлового пути останется баттл с Зипулей и Монголом?

— Пока да, но я бы не делал таких скоропостижных выводов. Мне кажется угарной тема, как какой-нибудь Флойд, однажды вернуться ради последнего баттла. Провернуть стариковский камбэк эдакий.





— О чем будет твой сериал?

— Как бы сказать… Он о психологии зависимости. Не в узком смысле “говорить о наркотиках”. А психология зависимого человека как класса, зависимого от чего угодно — работы, наркоты, людей, прочего. Хочется сделать глубокое кино, затронуть проблематику так, как еще никто не делал. Амбиции, по крайней мере, именно такие.


— Равнение на “Хораса и Пита”, конечно, решает. Я его так и не досмотрел, но уже тогда заценил диалоги.

— Не досмотрел? Очень советую. Там есть одна абсолютно гениальная серия, когда Хорас разговаривает с бывшей женой, и всю серию они просто сидят за столом, и она рассказывает ему свою душную историю о том, как начала трахаться со свекром. 40 минут, кажется, там серии длятся. И вот все это время она вещает об этом, и держит эта серия от первой до последней минуты. Хотелось бы такого же уровня диалогов достичь.


— Не хотел попробовать себя в стендапе?

— Хотел бы. Но я вот с Женьком Сидоровым обсуждал эту тему, он сказал: “У тебя абсолютно неправильная мотивация — разозлить зрителя, а не рассмешить” (смеется). Он меня приглашал прочитать пятиминутный стендап перед его выступлением в “ХопХеде”. Я начал накидывать какие-то вещи, но не стал доводить их до ума, пришлось отвлечься на что-то другое. На следующий день после его выступления мы пошли гулять, обсуждали это. Я написал нарочито плохие шутки про отравление Навального, в таком роде. У меня нездоровая мотивация, похожая на Энди Кауфмана. Недавно читал книжку по сценарному делу, в ней чуваки, которые снимали ситком “Такси”, где Кауфман играл, рассказывали, как Энди мог принести пистолет на съемочную площадку, постоянно дикие трюки выкидывал. С ним было невозможно работать.


— Ты же “Человек на Луне” смотрел?

— Конечно. Не смотрел только документалку о том, как Керри вживался в образ Кауфмана. Мне нравятся такие эмоциональные вещи в комедии. Как столкновения Хикса в хеклерами, когда он ползает по сцене и орет: “Манда!” Непонятно, можно ли в действительности назвать такое комедией, когда он просто оскорбляет женщину, которая начала его перебивать, и орет как безумец. Меня такое почему-то очень веселит. Гораздо больше, чем собственно материал Билла Хикса.


— Тебе недавно исполнилось 30. Как отметил?

— Ооой… Был тяжелый день. Не отметил, можно сказать.


— Почему не отметил?

— Так получилось, что мы с Сашей за день до этого расстались.


— Я, надеюсь, мы можем говорить о ней нормально. Твои слушатели знают, кто это, вы сотрудничали, она была в шоу “Вписка”.

— Я не знаю, стоит ли об этом говорить.





— Скажу так: тем, кто подписан на твой инстаграм, давно было очевидно, что вы больше не вместе.

— Согласен. Ну вот произошло это все за день до моего тридцатилетия и поэтому на день рождения я был в довольно подавленном состоянии и никак его не отметил.


— Как думаешь, она воспримет этот альбом?

— Не знаю. Он, мне кажется, во многом для нее и написан. По-моему, Гете говорил, что настоящего творца может понять только бог и его жена. Как бы пафосно это не звучало. В некотором роде альбом к ней обращен. Чтобы она послушала и поняла, что я чувствую, потому что сейчас у нас с ней никакого контакта нет, а хотелось бы. Как-то так.


— А какой бы ты хотел, чтобы была реакция с ее стороны, когда она это услышит?

— Не знаю. Чтобы она написала мне (смеется). Наверное, так.


— Песня “Соцсети” — это же про нее?

— Самое угарное, что нет. Это очень старая песня, ей больше года. С мая по август я выпал из какого-либо творческого процесса, и все эти песни, которые выходили вплоть до альбома, это, на самом деле, старый материал, который я просто откапывал, чтобы хоть что-то выложить.

“Соцсети” я выпустил как раз с расчетом, что получится такой угар, что все подумают, что это трек, написанный про то, что сейчас у меня происходит. Как ты и подумал. Как и многие другие слушатели. Такая шуточка.





— Сколько у тебя песен вообще в загашнике?

— Огромное количество. И оно все постепенно выйдет до мая. Не хочу раскрывать количество, оно тоже, думаю, станет сюрпризом для слушателей.


— Таким же сюрпризом, как и хронометраж последней песни на альбоме “Чудовище” — 11-минутной “Ни надежды, ни бога, ни хип-хопа”?

— Хорошая песня, правда?


— Ты в ней отпеваешь рэп.

— Да-да, поминальная. На данный момент для нормальных людей никакого хип-хопа, кроме нашего и наших друзей, нет в России. Вот что можно послушать? Чтобы это было именно хип-хопом, но при этом не совсем деградосной унылой х***й? У меня бывает иногда желание послушать какого-то угарного хип-хопа. И я такой: “***, но под такое определение подходит только наш хип-хоп” (смеется). Старые песни Бабангиды слушать по тысячному кругу?


— Не пробовал Kizaru послушать?

— Kizaru? Я слушаю! Мне такое нормально. Еще Rocket нравится, например. На ироничной угарной волне, конечно, можно послушать. Но это ведь немного про другое. Это хип-хоп больше про угарное звучание, а вот хип-хоп про угарные смыслы я не могу найти. Чтобы включить его и выйти на пробежку. Я так, кстати, альбом Хаски послушал. Мне скучно бежать просто молча, мне нужно слушать, чтобы кто-то мне в уши телегу наваливал, чтобы было интересно бежать и воспринимать какую-то информацию.








— Слава, ты бежал под альбом Хаски? (смеюсь)

— Так это и было, да (смеется). Бегал в парке под него. А потом пришел и записал песню-обзор.


— Что не так с Хаски? Ты ему уже два дисса посвятил.

— А какой первый?


Про МБ Пакет.

— Так то был антибуллинг-дисс. Просто хотелось защитить МБ Пакета. Хаски безосновательно заявил, что МБ Пакета били в школе. Мы не увидели никаких пруфов, архивных видео.


— А я не видел никаких пруфов, где Хаски действительно это говорил. Мне показалось, что это формат дисса, где тебе не нужен повод. Что ты сам его придумал.

— Не, у него в паблике был пост. Я дико угорел с этой истории, что МБ Пакет записал какой-то дисс на Хаски, на что Хаски в ответ неожиданно бомбанул, написал телегу у себя в паблике с отзывом на МБ Пакета. Там была угарная концовка: “МБ Пакет из тех людей, которых такие, как я, пиз***и в школе”. Это очень смешно было. Может, это уже удалили, но кто-то точно должен был сохранить эту гениальную телегу гения русской словесности.





— В диссе на Хаски ты не столько его самого диссишь, сколько высмеиваешь его несоответствие званию остросоциального рэпера. Но он ведь никогда так про себя не говорил, это делали медиа и слушатели.

— Если я записываю какие-то диссы, они часто отталкиваются от таких званий. Как с Оксимироном было. Можно так же сказать, что Оксимирон ничего не заявлял, это на него навесили титул лучшего баттл-рэпера всея Руси, которому он ни разу не соответствовал. Ты же с какими-то такими вещами взаимодействуешь, а не с непосредственно Хаски. К Хаски у меня никаких претензий нет. Какими они могут быть к человеку по имени Дима? Никаких.


— Песня “На что я дрочу” — это так уж плохо?

— По-моему, ***ня. Это пример того, насколько просто восхитить нашего непритязательного слушателя. “О, “меня е*** Путин”. Вот это да. Вот это он гений, поэт. Как он додумался до такого? Это гениальная мысль: нас всех в России сношает Путин. Очень глубоко, чувак, очень глубоко”. Мне не кажется это глубоким или интересным, что здесь какой-то творческий прорыв совершается. Никакого прорыва.


— Мне там больше нравится сетап, чем панчлайн. Как это все разгоняется с вопроса о том, что все рэперы настолько одинаковы, что даже предпочтения в порно у них сходятся.

— А мне наоборот это сильно претит. Во многом дисс меня смотивировал записать именно этот пафос: “Все рэперы одинаковы, вы читаете про телок”. Ну *** знает. Ты весь альбом читаешь про свои яйца. Каких-то угарных смыслов, которых нет у других рэперов, я там не заметил. В этом и состоит моя претензия. И при этом Хаски с таким пафосом загоняет телеги о том, что у вас, всех рэперов, одна ***ня, а у меня что-то более поэтическое и глубокое. На чем основан этот пафос, братишка?! На чем он, ***дь, основан?


— А было хоть раз такое, что человек пообещал разъ***ть словом и действительно сделал это?

— Бабангида обещал ***енный альбом — и сделал его ***енным. Никаких претензий.


— Вы лично не пересекались с Бабангидой?

— С Бобиком? Нет, конечно.


— Почему “конечно”?

— Я не думаю, что в рэп-мире есть люди, которые с Бобиком лично знакомы. И какое могло существовать основание для нашей встречи? Мы никогда никак не взаимодействовали, кроме того, что я какие-то долбоебские вещи ему в юности писал.


— Основания? Идеологические. К тому же, у вас был общий враг.

— Я недавно рылся с себя в диалогах Вконтакте. И обнаружил, что писал Бабангиде на его день рождения: “Бабангида, с днем рождения. Ты для моего поколения новый Егор Летов”. И Бабангида мне ответил: “А че не Гуфака?” (смеется) Вот и все наше взаимодействие с Бабангидой.






— Еще про Хаски. Я заметил, что при всей несхожести вы с ним решаете одну и ту же задачу — освободиться от творческих ограничений, каких-то рыночных концепций, в которые вас загнали, либо вы сами себя загнали. Мне это стало очевидно, когда ты в “Чучеле” говоришь про надпись в мужском туалете: “Из постмодерна выхода нет”. Ты говоришь, что со своим позиционированием хотелось бы покончить. Того же хотел Хаски, когда инсценировал свое повешение, псевдопохороны.

— Мне кажется, как раз у Хаски очень плохо это получается. Пошло. Взять его альбом, написанный в стилистике старых поэтов. Я не понимаю, в чем смысл этого акта. По-моему, весь смысл этого акта — это вы***н: “Смотрите, я поэт”. Эти поэты существовали, они делали это гораздо талантливее, чем ты. Почему бы не попытаться выдумать свой современный язык, который был бы основан на всем этом наследии, которое ты изучаешь, вместо того чтобы дрочить на это и пытаться навесить эту мертвую структуру на хип-хоп, и через это обрести себе лавры поэта и увидеть статью о себе от Захара Прилепина, который напишет о том, что Хаски знает про поэта Введенского? Я не вижу, чего он добивается этим альбомом. Это просто словесная дрочь. Ну за***сь, братан, что ты смог почитать поэтов и попробовать в их стиле что-то сделать. Но это творчество уровня студента филфака. Просто благодаря тому, что это в оболочке хип-хопа, это производит эффект на людей.









Не знаю, насколько я могу за себя такие телеги толкать, но кажется, что мне удалось какой-то свой язык выдумать, основанный не на попытке повторить чью-то поэтику, — хотя и у меня хватает цитат панк-поэтов, это каркас, на котором держится конструкция, — но я не пытался писать, как Борис Усов, хотя это важный для меня текстовик.


— Ты же понимаешь, что не все всерьез воспримут твой альбом? Это к вопросу о работе в очерченных рамках. Ты бываешь каким угодно. Очень часто несерьезным, поэтому слушатель ожидает, что и здесь ты с фигой в кармане. Я и сейчас не могу с полной уверенностью утверждать, что ты все это всерьез.

— Так это и за***сь! Это самое клевое. Меня очень раздражает концепция искренности. Когда речь заходит об искусстве и появляется слово “искренность” — это уже все, пи***ц. Пошлятина. Когда культурная ценность произведения оценивается через призму того, что оно искреннее, тебя уже пытаются на***ть. Втюхать что-то. Это уже “Орифлеймом” воняет. “Чувак, это искренне, поэтому это за***сь”. Ну а на самом деле никакого такого критерия для экспертизы не существует. Мы не можем ни по какому произведению заключить, что оно искреннее. Вспомним того же Бабангиду. Предположим, что Бабангида все, что написал в своих треках, выдумал. Меняет ли это ценность того, что он сделал? Да н***я не меняет!


— Сомневаюсь, что сами авторы так говорят о своих произведениях. Это такой же ярлык, навешенный потребителем или автором медиа, которому не удалось более удачного определения контенту подобрать. Это не автора вина.

— Искренность — х***а полная, да (смеется). Но при всем этом я верю, что имеющий уши да услышит. Слушая альбом Хаски, я не чувствую никакий эмоции. Хотя нет. Эмоцию уныния все-таки испытываю. Что еще можно испытывать, когда ты пытаешься подрочить на труп поэзии? Можно написать о***нный сторителлинг о том, как я дрочу на труп Введенского. Прилепин скажет, что это гениально. “Кругом, возможно, Бог. И я на него, возможно, подрочу”.


— Ты неоднократно называл “Чудовище” своим лучшим альбомом. А какой — худший? В том смысле, что он записан в самом жестком угаре, фристайлом и с неясным итогом.

— Сложно сказать. У меня слишком много материала. Большинство альбомов Ежемесячных, например, записано фристайлом. За одну ночь. Классическая наша тема.


— Что ты получаешь от таких угаров? Ты заряжаешься?

— Это было весело, да. Но и этому теперь пришел конец. Мне нравился такой метод фиксации момента, фиксации своего сознания в этом моменте. Прикинь, 55 альбомов Ежемесячных! Они как маячки во времени, порталы для меня. Я всегда могу включить любой из этих EP и вернуться в тот вечер, перепрожить вновь. Еще и картину своего сознания через это получить, потому что через определенные маркеры можно вспомнить, о чем ты тогда размышлял. Через все эти альбомы можно прослеживать, как эта бабочка в пустоте летит.

Дальше в группе я не буду принимать участия. Только Ваня и Миша остались. Если они продолжат писать рэп.





— Тебе нравится, когда тебя трикстером называют?

— В целом позитивно к такому отношусь. Прикольное звание.


— Главным трикстером-2020 стал Morgenshtern. Согласен?

— Ну да. Ученик Антихайпа.


— Ты действительно видишь в его действиях преемственность?

— Конечно. Тот же угар, который он с GQ провернул, не мог бы существовать без нас. Я очень угорел. Мне и до этого понравилось, как они в бит Тиману перданули. Слава тоже придумал угарную тему. Прямая преемственность, как по мне.

При этом Алишер на нормальном угаре. Когда я ему скинул трек “Буду как Morgenshtern” и написал: “Сведешь тречок этот?”, он не обломался, сел и свел. Сначала сказал: “Без проблем, отдам своему чуваку, он сведет”, но я попросил: “Нет, надо, чтобы именно ты”.




Судя по всему, Morgenshtern действительно гений





Но я подозреваю, что сейчас Алишер в депрессии. Что ему очень плохо. Вот смотрю его сториз или посты и он постоянно пишет: “Я счастлив! Я счастлив!” Мне кажется, когда человек так много пишет, что он счастлив, это какой-то тревожный звоночек, поэтому, Алишер, если тебе плохо, ты всегда можешь со мной поговорить.


— С автором такого альбома как “Чудовище"? Не лучший выбор!

— Блин (смеется). Не, я прошел через это, чувак. Если я смог, сможешь и ты. Сейчас уже все хорошо.


— “Я очень счастлив, очень-очень счастлив” надо говорить.

— Да-да, счастлив каждый день (смеется). Это же Lil Uzi Vert говорил (Слава ошибся, это был Lil Yachty — прим. The Flow)? Его какой-то журналист спрашивал: “Чувак, ты всегда довольный, но так не может быть. Ты же человек. Каждый время от времени страдает”, а Uzi отвечал: “Я счастлив каждый день, чувак. У меня же куча бабла, я выбрался из гетто. Каждый день”. И потом этот журналист прямо орать на него начал: “Но так не может быть, ты не всегда счастлив”. Угарно.






— Когда ты решил пойти к психологу?

— Я немного кукухой повредился из-за всей этой печали. Просто загнался. Я очень сильно в отношения погружаюсь. Очень сильно люблю. Пусть так пафосно будет. И вот когда исчезает один из столпов, на которых держится твой мир, он может немного пошатнуться. Так и произошло. Мне было одному дома очень х***о, я боялся, что что-нибудь накосипорю. И я лег в психиатрическую больничку, там полежал, пришел в порядок. Я чувствовал уже, что не вывожу сам. Понял, что нужна помощь.

У меня были жуткие состояния. Наверное, это можно назвать паническими атаками. Ощущение, будто ты умираешь. Не было такого?


— Слишком жесткая формулировка. Думаю, на таком дне я не был.

— Представь: у меня в комнате стояла картина с Сашей. Я на нее смотрел и мне становилось очень... Плохо. Буквально физически ощущаешь, что умираешь. Я подумал, что с этим надо что-то делать. Это ненормально, что я это испытываю.


— Из чего состоял твой день в лечебнице?

— Групповая терапия, беседы с психологами, ничего особенного.


— Что ты нового узнал там? О себе, в целом о человеке.

— Не готов ответить на этот вопрос. Я сейчас как раз об этом думаю, и когда этот опыт отрефлексирую, думаю, вы об этом узнаете.


— Долго там был?

— Где-то два с половиной месяца.


— А в какой момент понял, что хватит?

— Я начал чувствовать это излишним. Что мне нормально и лечение больше ничего нового не дает.


— Слава, что ты можешь сказать для тех людей, которые до сих пор думают, что со специалистами по ментальному здоровью говорить нет смысла? “Зачем платить за разговор, я лучше с корешем побазарю”.

— Если разговор с корешем вас выручает — то окей, почему нет. А может быть ситуация, когда этого уже недостаточно. Ну и если чувствует человек, что ему нужна помощь, иначе с ним может какая-то х***я приключиться, то ничего зашкварного в том, чтобы обратиться за помощью, нет. Потому что все мы люди.


— Я сейчас сказал про разговор с корешем, и у меня в голове заиграла “Мотылек” Коржа.

— А я подумал знаешь, про что? Про Кореша с “Версуса”, который “Клинское” рекламировал. Видишь, как у нас мысль работает по-разному? В каких мы разных мирах существуем?


— Зато объединяет нас профдеформация.

— (смеется)





— В песне “В хрущевских и брежневских домах” столько личной инфы ты вываливаешь и воспоминаний, сколько, наверное, ни в одном интервью не было. В частности момент, где ты рассказываешь про подъезд, в котором твоей сестры домогался насильник. Хотел узнать, как ей удалось спастись?

— Я в то время постоянно приносил домой палки. Я гулял, мы с пацанами постоянно разыгрывали всякие сюжеты по Нику Перумову и “Властелину колец”. Я постоянно находился в поиске каких-то интересных палок, которые могли бы выполнять роль меча или посоха магического. Я их приносил домой и мне мама говорила: “Нам в доме н***й не нужны твои палки (смеется). Уноси их на улицу”. Но однажды я нашел удивительно красивую палку.


— (Смеюсь)

— Да, это была удивительно красивая палка. С таким набалдашником в форме змеи. Она мне казалась посохом Джафара из мультфильма про Аладдина. Я принес ее домой и говорю: “Мама, посмотри, какая гениально красивая палка”. И мама говорит: “Да, это действительно красивая палка, ее можешь оставить”. Я боялся, что ее придется выкинуть на улицу, и я потеряю настолько красивую палку.

В этот же вечер у меня сестра возвращалась домой. Ей было лет 15. И на нее напал мужик с ножом. Приставил ей нож к горлу и сказал: “Если закричишь, я тебя убью”. И в следующую же секунду она закричала. А моя мама очень волновалась, что ее допоздна нет дома. Мама услышала ее крик, схватила эту мою палку и с ней побежала атаковать этого насильника. Он в ужасе ретировался. У меня сестра очень боевая, очень крутая.


— Слава, ты как-то говорил, что твоя мама хочет книгу написать. Знаешь, о чем?

— У нее уже есть одна книга. Она в свое время путешествовала с эвенками по Северу. С оленями по тундре. Она собрала целую книгу их национальных преданий, мифологии и выпустила ее. Теперь она хочет написать книгу в художественной форме, роман, основанный на культуре эвенков.


— Она сейчас в Петербурге работает?

— Да, директор на коммерческой фирме.


— Сначала крутой журналист в Хабаровске, потом — серьезная должность в Петербурге. Еще и книжки пишет. Боевая у тебя мама!

— Лютая, на самом деле. И сестра, и мать очень боевые. Сестра вообще сейчас собирается взять девочку на опеку из детдома. Крутое смелое решение. Восхищаюсь ею.


— У тебя в песне есть история про то, как сестра тебя запирала в туалете, чтобы покурить с подругами. Как вы стали жить мирно?

— Мы любили друг друга всегда, но периодически воевали. Могли создавать целые миры из вырезок, строить свои города, у нас там были сложные взаимоотношения персонажей. Мы могли часами в этих мирах вместе играть. А могли залить всю квартиру водой. Сначала она меня из пульверизатора опрыскала, я ее — из ковшика, в итоге мы тазиками перебрасывались. Вся квартира в воде. Потом фенами сушили. Мама так и не узнала. Ну а как мы воевали… Сестра любит вспоминать, как я бежал на нее, а она двумя железными крышками от тазиков щелкнула меня по ушам. Да так, что у меня хлынула кровь из носа. Я упал на пол и кричал: “Ты убила меня! Ты убила меня!”. До тех пор мы, наверное, воевали, пока я не стал сильнее ее (смеется).


— Как она отреагировала, когда узнала, что ты ей купил квартиру?

— Это не было как торжественное вручение подарка. Она просто позвонила: вот, хочу расширяться, взять ипотеку. Я сказал: “Н***й тебе ипотека? Давай я дам тебе денег просто. Приезжай завтра и забирай”. Ну и все. Нормально отреагировала, с благодарностью. Никто не прыгал, не кричал.


— В родной Хабаровск часто гоняешь?

— Когда концерты там проходят. “Вписку” вот мы снимали после концерта во Владивостоке, это рядом. Если весной тур будет, то опять так же там концерт сделаем, сгоняю. Так бы я, наверное, до Хабаровска никогда не добрался и не мог бы друзей повидать старых. Потому что банально лень тратить столько времени. А так хоп! — есть концерт, ты приехал, повидался со всеми. Карьера рэпера — очень приятная вещь в этом смысле.


— Был ли фидбэк от Дегтярева на посвященный ему дисс?

— Насколько знаю, никакого.





— Я читал, что была странная история с выходом этой песни. Ее всюду банили.

— На самом деле, это был п***б лейбла. Время неправильно выставили, и когда она появилась Вконтакте, система ее начала автоматически банить. Пришлось ее выпустить на “Ренессансе”, другие лейблы эту песню отказывались выпускать. Боялись попасть под статью за оскорбление представителей власти. А мне-то что? Ну штраф заплачу.


— Ты был там во время протестов?

— Нет, я как раз в это время в больничке лежал. Я следил. Как только вышел, сразу этот трек сделал, чтоб поддержать людей. Много позитивного фидбэка слышал от друзей хабаровских. Эта история еще и лично меня задела: близкие друзья были в команде Фургала и помогли привести его к победе на выборах. Вот у меня только что в гостях был близкий друг Саша, с которым мы с двух лет дружим. История о том, как меня сестра запирала в туалете — она нас вдвоем с Саней запирала. Саша бил ковшиком в дверь, и у нас в том месте облетела шпаклевка. Он работал на Фургала, Фургала закрыли и он потерял работу.


— Ты понимаешь, почему люди вышли на улицы?

— Хабаровск можно назвать городом-государством. Не сочтите за сепаратизм. Это же очень далеко от Москвы и Петербурга. Люди там живут в своем особенном мире. И их настолько за***л Шпорт, что они выбрали Фургала. Там ряд обстоятельств сошелся. И потом откуда-то с большой земли люди берут и твоего губернатора забирают. Достаточно нагло. А вместо Фургала подсовывают такого дурачка, который вас разочарует в партии. Вот люди и возмутились.

С одной стороны, вдохновляющая история. С другой — печальная. Что делает власть? Просто ждет наступления холодов. Ну пускай люди будут выходить 200 дней. Но когда-то это прекратится. Люди не могут выходить вечно.


— Когда ты увлекся живописью?

— Когда с Сашей начали жить вместе. Она же художница. И я с ней за компанию начал писать маслом. Оказалось, это очень интересно. Незнакомый мне вид творчества. Я же слабый визуал. А пробуешь рисовать — и ребенком себя чувствуешь, потому что пробуешь делать то, в чем совершенно не разбираешься. При этом все, что ты рисуешь, получается искренним и самобытным. Ведь в картине нельзя соврать.


— А ты чувствовал себя ребенком, когда писал картину “Член, который уничтожил мир”?

— (Смеется) Да, конечно. Какого я там котика замечательного нарисовал!






— Долго такие картины пишутся?

— Нет, очень быстро. За час, наверное.


— Ты ее с натуры рисовал?

— По памяти! Когда я ее рисовал, у меня в гостях была жена Вити СД Арина. Она приехала ко мне и я ей предложил: “Давай вместе порисуем”. Она же тоже пишет маслом. Мы сели писать, и я ей говорю: “Но у меня есть задача, которую мне надо решить. Ничего, если я буду *** рисовать?” А Арине я предложил, чтобы она рисовала меня, рисующего ***. Поэтому у меня есть картина, где я рисую ***.


— Книга “Логика Антихайпа” — это не прикол?

— Думаем сейчас над ней. Это будет смесь нескольких жанров. С одной стороны — трактат философского характера с обоснованием наших идей. Наш манифест. Со второй части это будет подобие культурологического жизнеописания нашего пути. А с третьей — еще и книга от первого лица в духе “Убей меня”, которая рассказывала историю панк-сцены. Или типа книги Ивана Смеха “Следы на снегу”, когда участники событий рассказывают о становлении движения.


— Хочу в конце сыграть в игру “было - не было”. Я собрал удивившие меня цитаты из твоих последних интервью и записей в соцсетях и хочу спросить, реально ли это было. Первое: тебе реально предлагали квартиру за одну песню?

— Было такое, да. Это с угарного релиза “Демки, за которые не заплатили”. Там есть песня “Космический анал (Клевая туса в разгаре)”. Эта песня прошла несколько коммерческих предложений. Сначала после баттла с Оксимироном на меня вышла одна московская строительная компания. Она хотела песню про то, как я клево тусуюсь на квартире. И обещали подарить мне за нее квартиру. Я написал эту песню. В итоге они слились. А спустя какое-то время на меня вышли представители нового YouTube-канала, им нужна была песня для него. Я подумал: “Почему бы не взять ту песню для строителей и этим предложить?” В итоге они ее купили, заплатили мне за нее, но никак ее не использовали. Насколько понимаю, канал так и не запустился. Поскольку первый заказчик, изначальный, за нее так и не заплатил, она подошла под концепцию релиза с таким названием.


— Ты настолько не защищен от кидалова? Надо же предоплату брать, договора подписывать, чтобы не соскочили.

— Это было сразу после баттла, я еще особо не понимал, как со всей этой х***ей капиталистической работать. “Предложили? Ну напишу, хули мне”. Сейчас у меня есть менеджер Артем Вараб. Он занимается всеми этими делами. Пока он не скажет мне, что все подписано, “деньги упали на карту”, я не думаю об этом.


— “Полгода ничего не употребляю” — говорил ты недавно.

— Сейчас уже, наверное, месяцев восемь. Ни траву, ни алкоголь, вообще ничего.


— И ты на чистом через всю эту ситуацию с расставанием прошел?

— Я тогда и решил. Чтобы четенько разобраться в том, что я чувствую на этот счет, важно оставаться трезвым. Потому что стоит начать употреблять — уведешь это в сферу какого-то неосознанного момента. И не будет прогресса.


— Ты считаешь себя сильным человеком? Волевым?

— Не знаю. Сложно давать себе экспертизу.


— Выбор, который сделал ты, сделало бы меньшинство.

— Ну я такой сделал, да.


— “Каждый раз, когда мама приходила в школу, она плакала”.

— У нее были свои сложные сложные взаимоотношения с учителями. Она вообще не могла воспринимать давление учителей. У меня даже не с оценками были проблемы, а с тем, что я, начиная с восьмого-девятого класса, перестал ходить в школу вообще. Половину всех уроков пропускал, даже больше. Когда ей начинали это высказывать, она не могла это выдерживать. Мне было очень стыдно. Это были худшие моменты моей школьной жизни.

Моя школьная жизнь разбилась на две части. В первой я попал в хорошую компанию, при том, что школа была достаточно гоповской. Но в моей компании ребята книжки в складчину покупали, постоянно много читали. Хорошо учиться там тоже котировалось. А потом в восьмом классе я перешел в другую школу, где меня учили спирт пить, классные тусовки были постоянно на каких-то коттеджах. У меня фокус кардинально сместился.


— “У моего бати была плантация конопли”.

— Плантация — это когда ты идешь в сопки, далеко и глубоко, где буреломы и вообще не ходят люди. Даже охотники не заглядывают. Очищаешь там какое-то пространство от деревьев, пашешь землю, сеешь коноплю и она там растет. А потом приходят лоси и съедают это, суки. Прикинь, какой облом! Батя меня брал туда, бывало. Я приходил, для себя набирал.


— Ты курил с ним?

— Интересно, что нет. Никогда. Я сам об этом иногда думаю: “Как странно! Сходить с батей к нему на пятак и нарвать конопли — нормально. А курить — нет”.


— Слава, ты уходишь из рэпа, это, получается, такое прощальное интервью. А прощанию нужен финальный монолог. Есть что сказать?

— Подписывайтесь на патреон Замая!

Возвращение Пошлой Молли, альбомы Славы КПСС, Voskresenskii — главный фрешмен
Тут подводят итоги года и составляют планы на следующий
Выбрать самых стильных в русском рэпе непросто, но мы это сделали. В нашем топе — те, кто диктует моду прямо сейчас, и те, кто определял ее чуть раньше
Десятка артистов, которым 2024 год существенно пошел на пользу