Грустный дэнс. Как в России появилась новая поп-музыка

“Какая дикая … (срань) происходит с песней RSAC “NBA”, — затвитил Феликс Бондарев 27 января 2019 года.

К этому моменту песня, вышедшая на его альбоме “Аргументы” (октябрь 2018), зажила отдельной жизнью: ее расслушали пользователи, она стала ползти вверх по стриминговым чартам, попутно покоряя сервис TikTok. К весне 2019 “NBA” доползла до первого места Вконтакте и Apple Music. Самого Феликса в ней почти нет: он появляется, чтобы спеть три строчки, все остальное время под гитарный перебор и потрескивание хэтов в песне поет девушка по имени Элла Пономарева.

Первый альбом проекта Red Samara Automobile Club “2109” вышел в 2008 году (тогда название еще не было компактно сокращено до RSAC). Следующие 10 лет Бондарев записывал андеграундный инди-рок, множил количество своих проектов (один другого диковиннее: Двигайтесь Суки, Анемона, Amazing Electronic Talking Cave и так далее), писал песни Мумий Троллю, Сансаре, Шуре Кузнецовой и Алисе Вокс, сочинял лоуфайные и нецензурные треки, где заигрывал со всеми запрещенными темами сразу: мат, секс, вещества. Серьезной популярности при этом RSAC не имел.

Триумф “NBA” заставил Бондарева сыграть на поп-территории: он соорудил альбом “Фелла”, фактически сольную запись Эллы, где обрамил ее голос негромкими деликатными гитарами, аккуратной прямой бочкой и минимал-трэп битами. Сам он говорил об альбоме так: “Это мой троянский конь”. Группа поехала в тур и выступила в “Вечернем Урганте”. Для аутсайдера, начинавшего совсем в другое время и в другой музыкальной ситуации, неожиданный успех стал странным карьерным зигзагом.

“Это все очень удивительно, что происходит”, — суммировал Бондарев итоги полугодия в твиттере. Его можно понять.






История, когда люди с суперандеграундным прошлым начинали делать поп-музыку и преуспевали в этом, показательна для второй половины 2010-х.

Слово “неопоп” я впервые использовал в треде на The Flow, понимая под ним волну нахлынувшей новой поп-музыки (она шла из Украины, поэтому писал я про “украинский неопоп”). Со временем я стал обозначать термином другое: общность музыкантов второй половины 2010-х. Все они имели безупречный инди-бэкграунд, но успешно интегрировались в поп-музыку, причем сделав это вирусным способом.

Дорн и Монатик, влиятельнейшие поп-артисты десятилетия — это неопоп или нет? Не совсем. Оба были профессионалами индустрии, попавшими туда через традиционные институты шоу-бизнеса: продюсерские центры, лейблы, конкурсы талантов, кастинги, телешоу. Неопоп — ровно о противоположном: когда молодые инди-музыканты приходили на поп-сцену с улицы, а их опыт пребывания в структурах поп-индустрии стремился к нулю. Неопоп — триумф прекрасных дилетантов (в самом лучшем смысле) и музыкантов самого широкого кругозора, которые порой конструировали свою версию поп-музыки буквально на коленке

История неопопа часто творилась по наитию. Украинский диджей и музыкант Александр Волощук в интервью Mixmag вспоминал, как однажды приехал в офис лейбла Kruzheva со своими демо-записями. Один из его инструменталов — психоделическая расплывающаяся электроника, как если бы Кевин Паркер из Tame Impala записывал клауд-рэп — понравился жене основателя лейбла Юрия Бардаша, Кристине, выпускавшей песни под псевдонимом Луна. Он стал песней “Лютики”. “Все поехало на энтузиазме двух людей, — говорил Волощук. — Никто не понимал, что происходит”.






Вышедший в мае альбом Луны “Маг-ни-ты”, почти все песни с которого он спродюсировал, звучал не так, как полагалось поп-альбомам. В нем не было ни подмигивания масс-маркету, ни заигрывания с ним, он тонул в призрачной дымке, скорее закрываясь от слушателя, чем пытаясь завладеть его вниманием. Итало-диско, техно, клауд — так Волощук описывал список музыки, которой на момент записи “Маг-ни-тов” увлекался. В послеальбомных интервью Кристина говорила о том, как на ее песни повлияли певицы Максим и Анжелика Варум, при этом за звучанием Луны чувствовалась куда большая меломанская наслушанность. Непохожая ни на что, одновременно и больная, и притягательная, ее музыка попала в модных девушек, а сама певица скоро замелькала в fashion-съемках для изданий от Glamour до Vogue.

Иногда “новая поп-музыка” была самоцелью. В ноябре 2016 несколько молодых московских музыкантов поставили себе цель “переизобрести поп-музыку на свой лад”. На тот момент все они были далеки от предмета своих желаний, в самом его конвенциональном понимании, предполагающем массовость (“поп = популярный”).

Дуэт Мальбэк, куда входили вокалист Рома Варнин и битмейкер Саша Пьяных, к тому времени выпустил два EP трагически-танцевального попа. Другой дуэт Озёра, объединивший Петара Мартича, фронтмена группы Пасош, и певицу Лизу Громову, работал на другом поле. Мартич писал в Garage Band эмбиент-инструменталы, с холодностью которыми контрастировал мудрый и печальный голос Громовой, выходившей на сцену в звериной маске (маски были частью образа Озёр). Часто в песнях отсутствовали ударные, их роль выполнял электронный бас, размечавший музыку морзянкой. “Свою задачу я видел в том, чтобы заставить это звучать странно”, — говорил в интервью Мартич.






Еще одним участником объединения, получившего название “Заговор”, стал Виктор Исаев, выступавший под псевдонимом БЦХ. Образованный джазовый музыкант, он долгое время записывал сложноустроенный соул, делал музыку для спектакля Олега Меньшикова и пел стихи Есенина под джеймсблейковские инструменталы. Главный его мейнстримовый момент того времени — бит к песне Децла “Пробки, стройки, грязь”.

“Заговор” просуществовал недолго, буквально пару недель, распавшись из-за разногласий между участниками. Шоукейс объединения был отменен. Вконтакте можно и сейчас найти страницу события, на нее подписано меньше 200 человек.


***


28 апреля 2017 года случилось событие, поменявшее экономику российского музыкального рынка: сервис Вконтакте ввел платную музыкальную подписку и переоформил вид своего музыкального раздела. Лента аудиозаписей, до этого выглядевшая свалкой треков, стала похожа на стриминговый плеер: там появилась навигация по альбомам и исполнителям. Была введена опция добавления плейлистов с альбомами к постам (почему это важно? до этого к постам вместе с обложкой можно было прикреплять не больше девяти песен, это популяризовало формат релиза из девяти треков).

Почти все молодые отечественные артисты 2010-х существовали Вконтакте, это была целая экосистема со своими героями, хитами и правилами. То, что произошло весной 2017, было успешной попыткой упорядочения царившего там хаоса. Можно сказать, что с этого момента стриминг начал делать отечественных артистов миллионерами.

Результаты нововведения не заставили себя долго ждать. Самой популярной песней-2017 по версии Вконтакте стало “Розовое вино” Федука и Элджея. Цифры были внушительными: за полгода ее послушали больше 200 миллионов раз.






“Розовое вино” — тоже в каком-то смысле неопоп, только по-рэперски маскулинный. Оба музыканта существовали в рэп-андеграунде с начала 2010-х, оба имели мало коммерческих перспектив, с переменным успехом менялись и искали себя — в итоге путем проб и ошибок придя к хаус-звучанию.

И Федук, и Элджей довели идею “из подполья на танцполы” до абсолюта. Благодаря их превращению в поп-звезд 2017 год стал точкой бифуркации. С этого момента начался триумф молодых попстаров.

Само понимание слова “поп” в 2010-е изменилось. Если десятилетие назад для независимых артистов оно было жупелом, то в 2010-х, наоборот, получило в их глазах ореол притягательности. Сложно представить себе инди-музыканта 2000-х с амбициями поп-звезды; тогда считалось, что чем ты круче, тем дальше от шоу-бизнеса. В 2010-е пришла эпоха поптимизма, лейтмотивом которой стала фраза Дорна “Не надо стесняться”. Face называл себя реинкарнацией Сергея Жукова; Мирон Федоров читал рэп на концерте группы Serebro, а Гнойный сидел в жюри телешоу “Успех” вместе с Филиппом Киркоровым.

Одна из причин этого — размывание границ музыкальных жанров, произошедшее в это десятилетие. Почти все большие артисты 2010-х, от Скриптонита до Егора Крида, успешно лавировали между жанрами, создавая новый музыкальный язык.

Важный признак поптимизма — вал переосмыслений поп-хитов 90-х и 2000-х, который пошел в 2017-2018 годах: Пошлая Молли, Гречка и множество других артистов, от СД и группы Velial Squad до Big Baby Tape, адаптировавшего припев “Он тебя целует” группы Руки Вверх для своего трека. Рэпер Колдклауд, не стесняясь, говорил о своих влияниях: “[Я] новый Юра Шатунов, Сергей Жуков — два в одном”.

Петербуржец Давид Деймур, он же GSPD, построил карьеру на том, что успешно распространил свой лоуфай-подход (биты с айфона / голос, записанный в наушник / много мата и наркотических референсов в текстах) на поп-музыку 90-х. Его песни — это турбо-версия группы Краски, с той разницей, что героиня оригинала любит бандита, а героиня GSPD — дилера. Сам он не скрывал своих источников вдохновений, признаваясь, что хочет вернуть молодежи быструю танцевальную музыку с танцполов 90-х.






Почему случилась такая ревизия поп-наследия? Во-первых, временной зазор в 10 лет, позволивший новым слушателям переоценить ту музыку. Во-вторых, интернет, уравнявший всех в правах. В 90-х и 2000-х отечественный шоу-бизнес был коррумпированной системой, закрытой и элитарной, куда можно было попасть таким же, коррумпированным способом (купив эфир на ТВ или радио, подписав контракт с большим продюсером и так далее). Одной из главных претензий к поп-звездам было то, что они они стали музыкальной мафией, заполнившей все каналы вещания и не дававшей возможности попасть туда новичками. Интернет это демократизировал: теперь, когда эфир у каждого свой, а доступ к нему есть у всех, Филипп Киркоров глобально имеет столько же прав в нем находиться, сколько Face, Петар Мартич и Монеточка.

Отсюда простая логика: быть популярным при нечестных условиях соревнования — стыдно. При равных условиях — абсолютно естественно. В 2010-х независимые музыканты перестали стесняться популярности. “У нас будет по-любому популярная, самая клевая группа в России”, — так фронтмен Мальбэк Рома Варнин представлял свой коллектив будущей жене и напарнице, певице Сюзанне.

Начало исчезать из лексикона слово “попса”, маркер эпохи 80-х — 90-х. В интервью The Village, когда речь заходит о смене стиля, Федук спрашивает интервьюера: “Розовое вино — попса?”. “Поп-трек”, — поправляет тот. Уничижительный оттенок, заложенный в слово, тоже стал из него вымываться. Если фрешмен говорит “попса”, то скорее всего — чтобы объяснить (“пишу новый материал, он более попсовый, чем обычно”) и почти никогда — чтобы обругать.

Оставалось одно слагаемое: чтобы артисты с поп-мышлением нашли пути к своему потенциальному слушателю. “Революция 17-го” случилась, когда новые поп-музыканты прорвались на радио, сделав шаг из онлайна в оффлайн, а их музыку услышали люди, едущие в такси, ждущие свои заказы в кафе и гуляющие по супермаркетам.

В 2015 году “Газпром-медиа” запустил в Москве радиостанцию Like FM, позволившую слушателям самим составлять плейлисты: для этого надо было проголосовать за песню в одной из соцсетей. Песни играли урезанными до полутора минут — чтобы слушатель не заскучал. Like FM стала первой радиостанцией, подхватившей “Рваные джинсы” Элджея с лета 2017.

“Розовое вино” стартовало в начале сентября 2017 на волнах другой станции — Love Радио (причина: LikeFM не ставил в эфир две песни одного исполнителя одновременно, ожидая, пока “прокачаются” “Джинсы”), но очень скоро заиграло отовсюду; песню стали ставить в эфир более консервативные станции — “Европа Плюс”, “Новое Радио” и так далее. Можно сказать, что “Вино” дало дорогу в эфир новым молодым артистам.

После бума ретро-радиостанций конца 2000-х в эфире впервые появилась свежая кровь. Молодой слушатель получил возможность слышать по радио ту музыку, которую он любит прямо сейчас, а не звезд дискотек своих родителей. За три года аудитория Like FM выросла в три раза, а ее форматная политика стала ориентиром для станций побольше, в том числе и в регионах.

Помимо Элджея с Федуком в 2017 на радио зазвучали “Гипнозы” Мальбэк и Сюзанны, “Улети” T-Fest, а годом позже большим радиохитом стал “Каждый раз” Монеточки, спродюсированный БЦХ. В это же время двери для молодых артистов приоткрыли и на телевидении. Главным проводником новой музыки на ТВ стал “Вечерний Ургант”, это совпало с приходом туда нового музыкального редактора Сергея Мудрика, который начал звать на Первый Канал молодежных героев: АИГЕЛ и Хаски, Пасош и ЛСП, Монеточку и Луну.





“Розовое вино” несло в себе и бомбу замедленного действия. Другие исполнители восприняли рецепт успеха песни слишком буквально и стали на потоке выдавать песни про кайф под электрохаус-биты — эйфории оригинала в них уже не было, зато чувствовалась усталость. Постепенно это направление (сначала его называли “хаус-рэп”, потом придумали более обидный термин, “кальян-рэп”) зашло в тупик, превратившись в парад однодневок, многие из которых возвращались обратно в небытие, не сумев написать второго большого хита.



***


Добравшись до эфиров на радио и ТВ, попробовав на зуб тысячные площадки, неопоп не растерял своего эстетства. С самого начала он мыслил клипами, к чему располагал бэкграунд неопоп-музыкантов первой волны. Рома Варнин был фотографом и учился в киноакадемии в Нью-Йорке (первые концерты Мальбэк проходили под видеоряд из “Любви” Гаспара Ноэ). Кристина Бардаш начинала как клипмейкер — снимала в том числе для Басты. Монеточка поступила во ВГИК и писала песни, вдохновляясь фильмами Сокурова. Неопоп предполагал тоску по ушедшему не только в музыке, но и в визуале, что воплощалось в ретро-съемке. Ранние клипы Луны и Мальбэка снимались на VHS- и mini-DV-камеры, одно из видео Вити БЦХ реконструировало советские уроки аэробики, видеоработы Озёр выглядели как будто с оцифрованных кассет из домашнего архива.

Эта музыка завораживала энигматичностью: исполнители выдерживали дистанцию между собой и слушателем, оставаясь для него прекрасными фантомами. Не случайно эти артисты очень быстро обжили инстаграм, ведь лучшая аналогия для их песен — VSCO-фильтры. Часто эта энигматичность воплощалась буквально — обложки “Острова свободы” Луны или синглов Мальбэка похожи на посты в дизайнерских инстаграмах: фотографии расфокусированы, размыты, на них, как на свежих полароидных снимках, проявляются силуэты тел, но лиц часто не видно.

Еще чаще — аудиально. По воспоминаниям Волощука, Луна любила добавлять в песни “кучу реверба”, из-за чего звук получался “размазанным и грязным”. “Мы научились чистить эту грязь — если убирать целиком, уйдет весь стилек”.

Неопоп вдохновляли драмы. До работы с Витей БЦХ Лиза Монеточка была известна как исполнительница песен-мемов — записанные дома под синтезатор, они расходились по соцсетям. Первая песня, записанная тандемом Монеточка-БЦХ, рассказывала о кровавом школьном выпускном, с которого Монеточка переходила на разговор о судьбе поколения. БЦХ сделал для этого восьмидесятнический хаус-бит, со скретчами и фанки-басом. При всей ироничности посыла Лизы, которая вряд ли хотела напугать кого-то (“Первоначально у меня не было цели такое написать”, — комментировала она песню, но тут же признавалась, что ей нравится “писать про кровь”), “Дискотека” слушалась пугающе, а эффект удваивал клип в духе Гай-Германики.





Кристина Бардаш писала “Маг-ни-ты” в период постродовой депрессии. “Мне было очень тяжело, очень плохо”, — рассказывала она о процессе записи.

В 2018 Озёра распались — Лиза Громова продолжила сольную карьеру под протекцией Александра Пьяных из Мальбэк. На своих альбомах “Прелесть” и “Глупая скучная собака” она сделала шаг навстречу более мейнстримовому звучанию, но с прежней мечтательной грустью. “Во время написания этого альбома у меня был вечный полёт вниз”, — рассказывала Громова о работе над “Собакой”.

Неопоп вдохновлял драмы. В 2017 году стала стремительно набирать популярность группа МЫ, дуэт Даниеля Шейка (до этого он отработал в нескольких группах — Red Delishes, OQJAV, La Vtornik) и 18-летней певицы Евы Краузе. Их песня “Возможно” — хоррор-трип в сознание фанатичного любовника. “Мне придется убить тебя, ведь только так я буду знать точно / Что между нами ничего и никогда уже не будет возможно”, — негромко поют в ней два голоса под аскетичный, перегруженный басом синт-инструментал. “Возможно” стала привлекать к себе нездоровый интерес после того, как московский студент убил не отвечавшую ему взаимностью девушку, написав в предсмертной записке, что на него повлияла песня МЫ. Шейк и Краузе даже объявили о роспуске группы, чтобы потом снова собраться и снова разойтись.





Личная драма случилась и у Кристины Бардаш, отношения которой с Волощуком из рабочих переросли в романтические. Рома Варнин и Сюзанна тоже испытали творческий и личный кризис: они были близки к разводу, записывая свой арт-поповый опус — альбом “Reptiland” (2018). Такой же тяжелой стала и презентация альбома, закончившаяся тем, что Сюзанна ушла со сцены.

Похожая судьба могла настигнуть и авторов “NBA”: вскоре после релиза песни Элла и Феликс перестали общаться. Здесь, правда, история закончилась хорошо: он написал извинительное письмо, она приняла извинения — после чего и написалась “Фелла”.

Неопоп стал музыкой, где откровенность всегда шла бок о бок с болезненностью. Он отвергал маскулинность рэпа (можно вспомнить негативную реакцию Бондарева на песню Масла Черного Тмина), в этих песнях почти не было телесности, но они изобретали свой, очень поэтичный язык, которым рассказывали о сексуальности, смерти, расставании и быте.

Неопоп существовал как бы вне новостных потоков, но даже в него пробивался нерв и тревога, транслируемые соцсетями. Не случайно Мальбэк и Сюзанна завершили “Reptiland” песней про вымирающие виды животных. Не случайно через все творчество Луны идет мотив любви на войне, отношений жертвы и мучителя. Не случайно после благостно-ироничных “Раскрасок для взрослых” Монеточка выпустила “Падать в грязь” — песню о токсичности окружающего мира, который идет на тебя войной через экран ноутбука.


***

Стал ли неопоп мейнстримом? Не уверен. Попав туда на короткое время, он стал намеренно от него отдаляться. Самые мощные и монолитные его работы ("Заколдованные сны" Луны, "Reptiland" Мальбэка и Сюзанны) никак не заигрывают с мейнстримом — это уход от поп-хитов в сторону экспериментов с формой и концепцией. Как явление, неопоп лучше всего раскрылся именно в альбомной форме, именно тогда, когда пришла эпоха синглов.

Нишу новой поп-музыки в период 2018-19 быстро заняли исполнители совсем другого склада, тоже из андеграунда, но напрочь лишенные эстетства, как следствие, более понятные слушателю. Соревноваться с ними не было смысла, да и сам неопоп, слишком углубленный в себя, никогда не был про соревнование.

Повлиял ли он на мейнстрим? Об этом пока рано говорить, но его отголоски можно услышать в меланхоличном дэнс-попе Zivert или в последних работах Елены Темниковой (а одна из песен дуэта Artik & Asti повторяет названием песню Луны).

Состояние неопопа в 2019 хорошо схвачено строчкой одного из последних синглов группы Мальбэк. Как сонграйтер, Рома Варнин всегда работал на контрастах — сталкивая бьющиеся сердца и мир машин, чувства и бездушие, максимализм и безразличие. В его песне "Осколки" встречаются холодный, занесенный снегом мир и прорастающие сквозь его бетон стебли.

“Сколько нас таких тут — миллионы / мы растем как цветы”, — поет в ней Роман.

Хорошая метафора для музыки, которая попыталась сделать наш мир чуть красивее, чем он есть.