Новый Флоу
Интервью: Дарья Бычковская

Базар: музыка вне жанров и времени

Митя и Дима поясняют за хорошую музыку, применяют к ней теорию датаизма и рассуждают о том, как писать песни после 24 февраля.

Уже восьмой год на The Flow действует проект "Новый флоу". Он рассказывает о новичках, в которых мы верим, которых слушаем и любим сами, в которых видим самобытность и искренность.

В разные годы героями "Нового Флоу" становились Feduk и Obladaet, Недры и Sqwoz Bab, Ic3Peak и Лауд, Алена Швец и Loqiemean, GSPD и SP4K. Надеемся, что и этот сезон откроет для вас любимых артистов.



"Базар" в начале пути окрестили этнической хип-хоп-группой, но Дмитрий Милаев (в тексте — Дима) и Дмитрий Неустроев (Митя) быстро выросли из этого определения. Сейчас давать группе шаблонное обозначение не очень-то хочется: это инди, ритм-н-блюз и латина; это музыка вне трендов, которую слушаешь, когда устаешь от бесконечной смены новых жанров. Просто Дима и Митя влюблены в красивую музыку — и хотят создавать ее сами.

Сейчас участники группы живут в Ереване, но в конце весны они приедут в Россию. 24 мая группа выступит в Москве в клубе "Урбан", 9 июня — в Санкт-Петербурге в "Factory". Билеты можно найти по ссылке.



ЖИЗНЬ В ЛЕСУ, ДОМАШНЯЯ СТУДИЯ И ЭМИГРАЦИЯ

— Вы сейчас в Ереване. Как вам там?

Дима: Да в целом неплохо. Переехали — и сразу же постарались сделать место для написания музыки. Всю технику не получилось перевезти, а пишем мы всегда дома. Купили дешевенькие инструменты и продолжили работать.

Кроме музыки дел не очень много. И это небольшая проблема для меня.


— Каких дел не хватает?

Митя: Мы три с половиной года жили в лесу в Подмосковье, и он каждую неделю ездил в Москву, катался на самокатах и гулял.

Дима: На даче вообще ничего нет, никакого социума. И есть опция раз в неделю поехать в Москву повеселиться. Большой контраст: в селе ничего нет, а в Москве и самокаты, и друзья, и пиво. А здесь нет такой опции…

Митя: Здесь есть и друзья, и пиво, но нет самокатов…


— Почему не в Москве поселились?

Митя: В Подмосковье можно было бесплатно жить. А денег у нас вообще не было первые годы.

Дима: Никогда.

Митя: Только недавно появились деньги — и опять их нет, потому что мы эмигрировали.

Дима: Пришлось потратить все на переезд. И теперь мы много тратим на жилье.

Митя: И нет возможности давать большие концерты.

Дима: Да, так бы мы дали в декабре концерт…

Митя: И купались бы в золоте, как Скрудж Макдак в заставке.

Дима: А теперь мы больше тратим и меньше зарабатываем.


— Строчка "Продали гитару, чтобы свалить от беспредела". Так и было?

Дима: Это чистая правда.

Митя: Это немного литературное преувеличение, но мы действительно продали гитару, потому что нужны были деньги. Мы вообще все продали.


— В Ереване с кем-то встречаетесь из музыкантов?

Дима: Ни с кем совершенно.

Митя: Мы не знаем никого.


— Может, с кем-то познакомились?

Митя: Как?

Дима: "Привет! Мы группа Базар. Не хочешь познакомиться?"

Просто если нет какой-то практической пользы у знакомства — поработать вместе, что-то поделать, то знакомство очень странно выглядит, мне кажется. "Давайте вместе потусуемся?" Не, ну в принципе нормально?

Митя: Мы не знаем, к кому так подкатывать. Если бы здесь был Билли Новик…

Дима: Или Билли Джин…

Митя: Или Билли Холлидей… А так здесь кумиров нет, а даже если есть…

Я познакомился с виртуозом игры на армянских духовых этнических инструментах — Аваком Маргаряном.

Здесь есть некоторые звезды, но к ним странно подкатывать. Типа "Привет! Мы тоже музыканты! Давайте по-музыкантски выпьем пива!".


— Мне кажется, в Ереване сформировалась творческая среда. Вы ощущаете это?

Дима: Это же надо бывать в каких-то местах.

Митя: Мы не в тусовке, нас никуда не звали.

Дима: Да звали…

Митя: Нас один раз позвали. Дима сказал: "Я не хочу".

Дима: Да нет, обидно будет, я же ответил не так человеку.

Митя: Дима не смог, он заболел в этот день.


— У вас будут концерты в Ереване?

Дима: Мы планируем. Логично сразу было подумать о концертах, когда переехали. Но мы не хотели, потому что были уверены, что соберем человек 50. А нужно тратиться на музыкантов, репетиции — и заработали бы мы совсем мало. А мы не шибко любим выступать просто ради выступлений.

А сейчас мы дали таргетинг на песню "Эмигрант" — здесь работает реклама в Инстаграме (принадлежит компании Meta, которая признана экстремистской — прим. The Flow). И подписалось какое-то количество людей, многие написали про концерты. Может быть, получится собрать нормальное количество людей и даже заработать.


— Нормальное количество — это сколько?

Митя: Ну, наверное, 150-200. Мы просто не заработаем, если придет меньше людей.

Мы бы заработали, если бы вдвоем выступали.

Дима: А нам нужно бэнд собрать.

Митя: Нам нужны дудочники, трубач, гитарист, басист, ударник… Под минуса не хочется [выступать], под акустику тоже. Затратно получается [собирать бэнд].


— Песня "Эмигрант" достаточно светлая, несмотря на непростую тему. Как вы сами себя ощущаете в эмиграции?

Митя: Я нормально себя ощущаю, потому что здесь нет ощущения эмиграции. Из-за того, что здесь все говорят по-русски, из-за того, что мы жили в лесу, я не чувствую кардинальных изменений в образе жизни. Понятно, что семью не вижу, но они в гости могут приезжать.

Эмиграция — немного громкое слово. А вдруг получится вернуться? Когда пройдет, не дай бог, год или полтора, тогда можно будет называть это эмиграцией.

Здесь хорошо. Армяне хорошо относятся к русскоязычным людям. Не чувствуется недоброжелательности. Все с легкостью говорят на русском, почти все.

Нет ощущения другой страны. Хотя здесь ландшафт совершенно иной. Порой жутко красиво, особенно в ясную погоду. Вокруг горы, в том числе заснеженные, в том числе Арарат.






МУЗЫКА ПОСЛЕ 24 ФЕВРАЛЯ, ЭТНИКА И ХИП-ХОП

— Когда был написан альбом "Ностальгия"?

Дима: Мы писали на протяжении, наверное, полугода: с сентября-октября 2021 года до весны 2022 года.


— То есть вы затронули время после 24 февраля?

Митя: Уже все было написано. Мы дописали до 24 февраля.

Дима: Да, там оставались записи инструментов.


— А название вы придумали позже?

Митя: Позже, да.


— Это ностальгия по прошлому?

Митя: Если честно, да.

Дима: По какому?

Митя: Когда не было *****.


— Дима, для тебя это не так?

Дима: Мне не очень нравится придавать большой глубинный смысл названию.

Митя: Ты оказываешься в ужасном положении, когда ты полгода писал альбом, и у тебя есть ощущение совершенной ненужности и неактуальности какой бы то ни было музыки. Ты не понимаешь, что делать: то ли дописывать какую-то анти******* песню на этот альбом, то ли не дописывать. Это непростой путь. Понятно, что не нам жаловаться, но что делать — не вполне ясно.

Глупо пытаться оправдаться названием, это не снимает никаких вопросов. Но выпускать так, как будто бы ничего не произошло, тоже неправильно.




— Как вы вышли из ощущения, что музыка сейчас — не самое главное?

Митя: Музыка для нас все равно важнейшая вещь, потому что это то, чем ты занимаешься ежедневно. А то, что для многих это не важно или не очень важно, это тоже некоторое лукавство, потому что все равно есть люди, для которых это важно.

Дима: В итоге мне помог аргумент…

Митя: Екатерины Михайловны Шульман (власти РФ считают ее иноагентом. — прим. The Flow)…

Дима: Да, она вроде первая это сказала. Если все одновременно перестанут заниматься подобными делами, то станет еще хуже.





— Вас поначалу считали этнической хип-хоп-группой. Но к последнему альбому вы ушли и от хип-хопа, и даже от этники. Как это произошло?

Дима: В начале мы толком не понимали, что делать, и вроде ниша этнической музыки не шибко была занята. И из-за того, что толком ничего не умели, делали так, как получалось. А со временем появилось больше навыков, возможностей, вкус, возможно, стал получше. И мы стали пробовать делать другое.

На самом деле то, что мы делаем сейчас, намного ближе к тому, что мы считаем хорошей музыкой.

Митя: Что бы мы сами слушали.


— Ранние работы вы бы сами не слушали?

Дима: Если честно, нет. Мы и рэп не особо любим. А конкретно к нашим песням есть и другие вопросы.


— Какие?

Митя: И к текстам, и к манере исполнения.

Дима: В них есть фишечка, это интересно, но не более того.


— Вы стали больше петь, а не читать. Вы специально учились, что-то предпринимали?

Дима: Мы все время самостоятельно занимаемся развитием навыков. Учились немного петь самостоятельно. И появился навык плюс-минус у обоих, плюс-минус одновременно, попадать в ноты… на записи. Живьем, конечно, другой разговор.

Митя: Живьем — катастрофа.

Дима: Мягко говоря. Много нечистых нот… но не нечистых мыслей.


— Вы и от этники отошли. Вы от нее устали?

Митя: Непонятно, как петь под нее и как может выглядеть песня с этническими инструментами. Как будто бы и петь тогда тоже надо с руладами.

Дима: Я немножечко подустал от этой краски — и уже давно. Я понял, что можно еще много чего интересного пробовать. Мы часто пробуем латину, аккуратный легенький рок.

Митя: Ритм-н-блюзик.

Дафера Юссефа мы недавно вспоминали. Когда этника звучит в таком исполнении, это прекрасно. Много таких, в Армении в том числе, джазовых этнических исполнителей. Это очень красиво. Но мы не такие музыканты. Когда это втиснуто в какую-то песню про какую-то любовь в размере 4/4 с сэмплом... Под латину органичнее получается петь.

Дима: Латина вообще прекрасно может работать с русским языком.

Митя: Агутин все знал изначально!


— Нет ощущения, что, оставив этнику, вы потеряли фишку, по которой вас заметили и за которую полюбили?

Митя: Ощущения нет.

Дима: Я считаю, что все наоборот: мы приобрели другую фишку. Я немножечко, если честно, тоже об этом задумывался, когда мы выпускали "Бадди Альварез", "Dos Banditos". Но из-за того что [их] очень тепло приняли, я как-то подуспокоился.

Митя: Главное в работе музыканта, исполнителя и автора песен — это поиск органики. И когда ты делаешь что-то, что кажется тебе органичнее, чем до этого, то надо радоваться и не упускать возможность.





— Примерно с “Бадди Альварез” вы ушли в латину и блюз. И, как кажется, подуспокоились. По крайней мере по сравнению с "Плохим альбомом" и "Лингва франка", где видна бесконечная энергия, даже первобытная, шаманская, как в треке "Балканабад" — это, по-моему, просто ритуал какой-то. Откуда она в вас была в таком количестве?

Митя: Не стоит рассматривать “Плохой альбом” как веху или как этап. Потому что это эксперимент от начала до конца. Мы просто пробовали, нам просто было любопытно. Больше нам не любопытно. Это тупиковая ветвь эволюции. Это ответвление — внезапное, нелогичное, неорганичное, закончившееся сразу после того, как было написано.


— Но в "Лингва франка" тоже много этой энергии — энергии молодости. Как будто бы вы из нее выросли. Есть такое или я ошибаюсь?

Дима: Мы пишем по такой схеме: есть набросок музыки, а потом появляются слова и доделывается аранжировка. И получилось, что были наброски музыки, как с этими цыганскими дудками в песне "Балканабад".

Митя: Это тоже некоторое лукавство, упрощение. Потому что мы ходим, обсуждаем, что будем писать дальше. И в какой-то момент мы решили: уже не очень интересно произносить много зарифмованных слов под бит с каким-то колоритом. На той же “Лингва франка” есть песни… без неудержимости вот этой.


— Может, нет неудержимости, но в них много сексуальной энергии, если хотите.

Дима: Тут все легко. Про сексуальную энергию ремарочка: мы сидим, собираемся стать звездами, собираемся писать рэп. Такие: “Надо что-то делать, братишка, надо как-то исполнять, чтобы это не звучало ебано”.

Когда люди без исполнительских навыков начинают делать музыку, это часто звучит очень плохо. И открылась возможность мне низким голосом произносить слова, с таким придыханием. И мы такие: "Охуенно!"

Митя: И с таким голосом только про секс писать.

Дима: Не было нормальной манеры исполнения. А в низкой это звучало органично. Не было такого, что у нас была какая-то энергия сексуальная, и мы в “Лингва франка” выплеснем эту энергию.


— Все равно у вас подавляющее большинство песен о любви, причем о любви чувственной. Почему хочется исследовать эту тему?

Дима: Мне кажется, почти все песни о любви.

Митя: Мало песен не о любви.


— Вы имеете в виду, вообще?

Митя: Не так-то много есть тем, чтобы написать песню. Любовь — одна из них. Есть еще песни про персонажей — они мне нравятся чуть ли не больше всех.

Дима: Это как песня "Papa" на последнем альбоме.

Митя: Да, "Papa" — история людей, взаимоотношений. Не про романтическую любовь. Есть еще песни про себя, когда рассказываешь что-то о своей жизни, переживаниях. У нас таких песен очень много. Там фигурирует любовь, но это не песни о любви. "Only you" — песня о любви. А тут ты рассказываешь, как ты живешь, но еще что-то или кого-то любишь.

Есть еще социально-политические темы. Про них писать очень трудно. Эти темы волнуют и меня, и Диму, но это уже как будто бы совершенно отдельное кунг-фу. У нас на первом месте всегда музыкальность. Очень тяжело сочетать ее с общественно-политическими темами. Потому что это уже не совсем честно по отношению к этим темам.

Когда на первом месте слова, а не музыкальность, тогда вопросов нет, тогда музыка — это сопровождение темы. У нас наоборот.


— Песня "Papa". Для меня было удивительно, что такую тему подняли мужчины, а не женщины, которым она ближе. Почему вдруг решили это сделать?

Митя: Сначала музыка появляется, и ты ходишь думаешь про текст. В какой-то момент понимаешь: "О! Вот если про это написать, то музыка будет это усиливать". А темы ты просто перебираешь. Не было плана: "Вот, обязательно напишу об этом". Понятно, что хочется писать о чем-то важном. И не о себе.




ХОРОШАЯ И ПЛОХАЯ МУЗЫКА, ФЕНОМЕН СКРИПТОНИТА

— Хочу поспрашивать еще про этнику. Вы этнические русские?

Митя: По большей части да.

Дима: Да.

Митя: У меня есть [другие] корни: дедушка еврей, прадедушка армянин. Но это не то, что сильно на тебя влияет.

На самом деле в России же большинство русских. По национальности. И из-за этого у многих здравомыслящих русских нет четкой национальной идентичности. Я не говорю, что это плохо. Я не говорю, что это хорошо. Это просто так.

Ты просто человек, просто живешь, и единственный язык, который ты знаешь, — это русский. Я не знаю большое количество людей, который ходят по России и ощущают себя русскими. Наверное, чтобы ходить и чувствовать себя русским, нужно находиться вдали от России. Понимаешь, о чем я? Нет такого, что ты сидишь и думаешь: "А не еврей ли я?" Нет, у кого-то есть эти размышления о жизни. У меня их нет. У Димы, насколько я знаю, тоже.

Дима: Нет потребности идентифицировать себя, исходя из национального признака.

Митя: Да. Любишь русский язык, любишь некоторых русскоязычных писателей. Нет такого, что ты слышишь Сезарию Эвору и думаешь: "Ой, экзотика, далекие острова".

Нет же, это просто красивая музыка. Особенно когда ты с детства это слушаешь.


— Я к тому, что в вашем обращении к этнике, да и к латине тоже, нет стремления к корням? Это просто тяга к красивой музыке?

Митя: Да, к музыке, которая кажется красивой.


— А как так получилось, что вы с детства знали такую музыку? Не в каждой семье слушают Сезарию Эвору.

Митя: Мне очень повезло с музыкальным вкусом моих родителей, особенно отца. У него в девятке, а потом уже в двенашке, в бардачке хранилось то, что он очень любит, — компакт-диски. И там всегда было много всего, в том числе Сезария, Pink Floyd, Beatles, Андреа Бочелли. Но и без отечественных исполнителей тоже не обходилось: Макаревич звучал, Маргулис.

Отец до сих пор любит узнавать новых исполнителей.

Дима: Только ему все не нравится.

Митя: Да, ему нравится все меньше и меньше новых исполнителей. Он в какой-то момент полюбил Muse, Бенджамина Клементина… Или это я ему скидывал и говорил: "Полюби"? Bon Iver.

Дима: Кстати, неоправданная любовь совершенно.

Митя: Да, непонятная. От Foxy Shazam лет 10 назад фанател. Группа, которую вообще никто на планете не знает.

20 лет назад у него приключилась жуткая любовь с Томом Уэйтсом. Так что Уэйтса он тоже мне показал.


— Дима, а у тебя?

Дима: У меня все проще. В семье у меня не было никакой хорошей музыки и в помине. Там была очень плохая музыка — классика застолья…

Митя: Так и назывался сборник.

Дима: Золотыми буквами. Там все эти песни, чтобы не грустно было. Я наизусть знаю несколько песен Леонтьева, Верки Сердючки, Ларисы Долиной…

Митя: Каких ты гадостей про них наговорил…

Дима: Да похуй! Сектор Газа… Какое-то время звучал Цой, и это, наверное, верх музыкального развития. И мне это не нравилось. Я пошел самостоятельно [изучать], начал слушать рэп в школе: Эминема, 50 Cent. В общем, ничего особенного. А потом я начал взрослеть и разную музыку пытаться слушать, что-то мелодичненькое.

Когда мы с Митей познакомились, мне было лет 19. У Мити, как мы выяснили, хороший вкус был с детства. Он что-то показывал, я поначалу такой: "Да не знаю". А со временем, конечно, полюбил, что называется, хорошую музыку. Начал очень много слушать, интересоваться.


— Вы разделяете музыку на хорошую и плохую. А какие критерии у вас?

Митя: Вопрос, конечно, глубинный.

Дима: Что, про датаизм?

Митя: Давай, поехали.

Науке, насколько мы знаем, критерии неизвестны. В лаборатории никакой формулы вроде бы еще не вычислили. Поэтому, разумеется, это допущение каждого отдельного человека.

Тут три важных аспекта. Первый: когда люди говорят, что любая музыка хорошая и это все дело вкуса, как будто бы почти все лукавят. Потому что все равно испытывают эмоцию, когда слушают песню, которая им нравится. Дескать, "вот хорошая музыка", когда она им нравится, и "вот плохая музыка", когда она им не нравится.

Второй. Эту историю, по-моему, рассказывал Маргулис. Может, это байка, а может — правдивая история. А может, это был и не Маргулис. Его спросил кто-то из друзей: "Женя, а как отличить хорошую песню от плохой?". Он сказал: "Очень просто. Ты включаешь хорошую песню, слушаешь — и она хорошая. Слушаешь плохую — и она плохая".

Третий. Может быть, через много лет выяснится, что какой-то свет на это пролил писатель Юваль Ной Харари. Это абсолютно дикая теория. По крайней мере так она воспринимается сейчас. Он в своей книжке рассказал про датаизм. Не будем вдаваться в подробности, но там высказывается очень смелая гипотеза: в хорошей музыке намного больше информации, чем в плохой. И это сначала кажется совершеннейшим бредом, а потом ты начинаешь вдумываться и понимаешь: "Блин, кажется, это не такой уж и бред".

Когда кто-то пишет, во-первых, умело, во-вторых, искренне, будет намного больше информации. У умелости есть четкий критерий. Никто не сомневается в том, что вот скрипач ужасный, а вот — скрипач великий. А когда ты пишешь неискренне, ты воруешь. Ты просто копируешь. В итоге получается меньше информации, потому что ты ничего не производишь сам. Ты просто берешь то, что уже было.

Дима: Есть еще интересная теория, как отличить хорошую музыку от плохой. Она опять же связана с теорией датаизма. Сейчас скажут, что мы совсем ебанулись…

Митя: Можно маленький дисклеймер: мы не знатоки этой теории, по ней мало информации в интернете. По крайней мере было пару лет назад, когда я искал. И если вдруг в этой теории появилась какая-то аморальная чушь, вы уж нас простите.

Дима: Грубо говоря, если взять сто человек, у которых в плейлисте современный (как бы сейчас никого не обидеть…), очень банальный русский поп, и взять сто человек, у которых в плейлисте Сезария Эвора, Бенджамин Клементин и Pink Floyd, и поставить их рядом, то выяснится, что люди, которые слушают условно хорошую музыку, и живут лучше. Больше рассуждают, больше задают вопросов об окружающем мире. Человеку, который рассуждает, нужно чуть больше информации, чтобы кайфануть от песни. Его не устроят банальные звуки, синтезированный припев с тупой мелодией. Мозг у него работает более сложно.





— Кто из современных артистов — неважно, русских или зарубежных — делает умело и искренне?

Дима: Zoloto хорошо делает.

Митя: Скриптонит, прости господи. Извините за упоминание всуе. Это наше мнение.

Дима: Не все, конечно, но, безусловно, очень много у него очень клевого.

Митя: Да клевых вообще много! "Нееет, ты что". Союз. Там длинный список.

Дима: Black Pumas, Майкл Киванука…

Митя: Бенджамин Клементин. Англоязычных просто миллион.

Дима: Sons of Kemet.

Митя: Их даже в России немало, просто они в основном неизвестны и небогаты. Есть, наверное, и богатые и известные, кто делает мощно. Но мне тяжело вот так кого-то вспомнить.


— Скриптонит всегда фигурирует в ваших ответах [на подобные вопросы].

Митя: На мой взгляд, он феномен. При всей его некорректности, [токсичной] маскулинности и порой незамысловатости тем, его строки в сочетании с музыкой и манерой исполнения — это просто безумие. Это кажется чудовищно талантливым. Про кого-то еще из русскоязычных суперзвезд что-то подобное я сказать не могу.


— У вас на первых альбомах было довольно много мата, потом вы совсем от него отказались. Это потому, что вы работали в хип-хопе?

Митя: Ну как под латину материться?

Дима: Не звучит.


— Вы бы матерились, если бы звучало?

Митя: Конечно, почему нет. А почему еще?


— Я думала, что вы воспринимали мат как часть хип-хопа.

Дима: По сути это так. В хип-хопе он может органично прозвучать. В романтичной песне трудно это представить. Ну и даже не в самой романтичной, но в которой очень красивая музыка — и неожиданно ты слышишь "еб твою мать".

Митя: "Еб твою мать, Кармелита!"


— Тот же Скриптонит как раз-таки это органично делает даже в лиричных песнях.

Дима: В лиричных? Я не припомню.

Митя: Ну наверное, где-то. В "Положении".


— "Это любовь".

Митя: У него все равно [другая] стилистика — брутальная уличная романтика. Наверное, он просто такой человек. Мы не такие люди. Сказать, что нам часто сносили ебало и мы не жаловались? Нет, это не так. Жили немного по-другому. Получали, конечно, но чтобы на каждом шагу — нет.



СТИЛИЗАЦИЯ, ИСКРЕННОСТЬ И ПЕСНИ О ЛЮБВИ

— Вернусь снова к этнике. В современной культуре есть понятие (спорное очень) культурной апроприации — присваивания элементов чужой культуры, в том числе в музыке. Вы никогда не слышали в свой адрес подобных обвинений?

Митя: Пару лет назад кто-то из музыкальных критиков назвал нас ряжеными. И я во многом с ним согласен.

А что насчет культурной апроприации: брать культуру, наполненную конкретной семантикой, или перенять элемент культуры, наполненный конкретным смыслом, может быть, некорректно. А когда это ноты не из конкретной песни, в которой есть слова про что-то сакральное, то это просто ноты.

Если я надену что-то из одежды, которую принято надевать, когда человек того или иного вероисповедания молится, — да, будет некорректно. Но ноты — это ноты.


— Но при этом ты согласился с понятием ряженые.

Митя: Во многом да.

Дима: На тот момент еще музыка была… Как раз "Лингва франка".

Митя: Если бы там было крутое музло и серьезные тексты, то меня бы это, может быть, задело. Или, может быть, я бы сильно не согласился. Но когда ты пишешь песню "Шалом" и используешь там словосочетание "моя мадам"... Это прикол. Получить за прикол прозвище ряженого — имеете право.


— Ну вы же просто стилизовали…

Митя: Стилизация — это плохо.


— Почему?

Митя: Когда ты пытаешься стилизовать, будь готов быть ряженым. У нас были стилизации, мы добавляли что-то ради краски. Я не согласен, например, что наша латина — это стилизация. Потому что это органично тексту, эмоциям. Нет такого, что это "не пришей кобыле хвост".

Стилизация — это когда что-то выдернули откуда-то, вставили "а сделай мне клавиши джазовые". Вот это стилизация. А когда у тебя все элементы взаимодействуют друг с другом органично (то есть ритм-секция с мелодикой, мелодика с тембрами инструментов, с выбором этих инструментов, с инструментовкой; это все взаимодействует с текстом, с его ритмикой), это уже не стилизация, потому что стилизация — это всегда не очень цельное. Мы пытаемся делать цельное.

Дима сейчас шепотом говорит: "Знаешь, куда забирают музыкантов, которые нарушают закон?". Куда?

Дима: В инструментовку. Спасибо, едем дальше.


— Получается, первые ваши работы были не очень искренними?

Митя: Мы искренне искали стиль, мы искренне экспериментировали. Мы не пытались делать, как все. Это абсолютно искренне. Это не очень умело.


— Поэтому хорошей музыки тогда не получилось?

Митя: Как будто бы да.


— Интересно. Мне просто самой нравятся первые альбомы.

Дима: Я понимаю, почему это нравится. И я сам до сих пор вижу там много хорошего. Просто эти песни в итоге очень разнятся с тем, что мы сформулировали для себя как красивая музыка.

Это ведь хорошо. Было бы очень грустно, если бы мы написали этнический альбом — и еще 25 этнических альбомов за четыре года.

Митя: Или, например, песня "Джаным". Мы сами играем и на дуторе в качестве струнного инструмента, и на дудке.

Дима: Да и в целом хорошая песня.

Митя: Симпатичная мелодия. Как будто бы тема тоже органична. Проигрыш "Молодых", на мой взгляд, очень красивый. Там два голоса. Голос мелодии, средний голос на виолончели. Виолончель записана, дудка засэмплирована.

Дима: Что-то спизжено.

Митя: Частично да. Засэмлировано.

Красиво же! А во вступлении звук не нравится. И прямолинейность слов, и манера исполнения — тоже не очень нравится. Но назвать это говном, наверное, язык не повернется. Для кого-то это важная песня, кто-то переживал какие-то серьезнейшие эмоции под нее. Да даже если бы никто под нее ничего не переживал.





— Какими инструментами вы сейчас владеете?

Митя: Я никакими, а ты?

Дима: И я, получается. Речь про хороший уровень игры?


— Хотя бы про тот уровень игры, который вы можете использовать в песнях.

Дима: Я немного на гитаре играю.

Митя: Мы можем на клавишах записать что-то. Не джазовое соло, но какую-то гармонию или медленное соло.

Дима: На бас-гитаре.

Митя: На дудочках я могу что-то изобразить.

Дима: Дутор вот на даче оставили.


— Вам интереснее самим работать с инструментами?

Дима: Для некоторых гитарных соло мы привлекали гитариста. У нас нет такого, что обязательно все должно быть нами сыграно.

Митя: Ну наше — в смысле не взятое из пака.

У нас очень крутые музыканты остались в России.

Дима: Да, и это очень грустно. Вот опять же Денис Новиков — легенда. Он вообще скрипач, но играет на трубе. Он с нами выступал как трубач и записывал нам в песни трубу и скрипку.

Митя: Мы дистанционно записывали трубы и скрипки для последнего EP.


— Когда я смотрю на то, кто приходит на ваши концерты, и читаю комментарии в ваших группах в соцсетях, я вижу в основном девушек. Правильно, что ваша аудитория преимущественно женская?

Дима: Парни не пишут комментарии.

Митя: Что говорит статистика? Дима изучает статистику, он обожает статистику…

Дима: Я знаю все данные. На концертах много парней на самом деле, процентов 40 точно. Ну ладно, может быть…

Митя: Может быть, десять…

Дима: Может быть, 35. Но судя по данным со стримингов, разделение практически поровну. Во Вконтакте больше девушек, а на остальных [стримингах] — практически поровну. 60 на 40 — это максимум. Но для меня это тоже удивительно.


— Парни стесняются песен о любви, чувств?

Митя: Да нет, парни тоже пишут, комментируют.

Дима: "Дай аккорды на песню "След", пожалуйста". Очень про любовь песня. Парни, конечно, тоже слушают про любовь. И плачут тоже. Закрываются в комнатах.


— К новым вашим работам как-то изменились роли в группе? Правильно я понимаю, что Митя пишет тексты, над музыкой вы работаете вместе и исполняете тоже вместе?

Митя: Большую часть работы над музыкой делает Дима. Есть некоторые песни, где гармония, мелодия и слова мои. Но аранжировку в основном к ним все равно делает Дима. То, что Дима поет, — это его мелодии. Там, где я врываюсь, там мои мелодии.

В песне "Шансы" Дима написал прекрасный куплет и прекрасный припев. Еще он написал слова припева "Дай мне любовь". Но там мало слов.

Дима: Раз, два, три, четыре, пять слов. И песня "Взгляд".

Митя: Ну да. "Твой взгляд я помню, но лучше его забыть". Дима писал припевы, состоящие из ограниченного количества слов.



КНИГА МИТИ (ЗАПРЕЩЕННАЯ), ФИТЫ, АРТУР ЧАПАРЯН

— Я у Мити видела в инстаграме интересные художественные заметки. Ты пишешь что-то помимо текстов песен? Что это такое?

Митя: Иногда пишу прозу, да.

Я надеюсь через год дописать книгу. В Армении я почему-то опять стал писать прозу.


— О чем она будет?

Митя: Если я скажу правду, это прозвучит неимоверно пафосно и высокопарно, поэтому я не скажу, о чем она будет. Пусть это будет секретом.

Но спойлер: в России ее издать не получится, если законы не изменятся.

Дима: Но она не только об этом.

Митя: Она даже не особо про политику. Она не из-за этого не будет напечатана. По новым, последним законам такое нельзя.


— Ты имеешь в виду закон о запрете пропаганды ЛГБТ?

Митя: Абсолютно верно.

Дима: Даша сейчас подумает, что ты про геев пишешь.

Митя: Там важный положительный персонаж — гей. И мне уже ответили из одного издательства: "Извините, но нет". Боятся люди. Но их можно понять.


— Вы в интервью говорили, что, когда познакомились, поняли, что у вас похожий музыкальный вкус и со временем решили, что хотите зарабатывать музыкой. "У нас был план: писать хип-хоп-треки и продавать их. Разумеется, до этого мы и не надеялись зарабатывать деньги музыкальным ремеслом. Как выяснилось позже, правильно делали, что не надеялись". Что-то изменилось?

Дима: Мы стали зарабатывать.

Митя: В Москве мы бы припеваючи жили, если бы не известные события. У каждого из нас была бы весьма неплохая зарплата.

Дима: В этом году мы стали получать деньги с прослушиваний. Еще большую роль сыграли интеграции: сериалы, "Танцы" на ТНТ. Это принесло нормальные деньги.

Если бы остались в Москве, тогда, вероятно, мы бы собрали тысячу человек [на концерте]. В Москве у нас был запланирован концерт, нам пришлось его отменить и переехать.


— Но если бы даже не было концертов, денег со стримингов и интеграций было бы достаточно?

Митя: Интеграции непредсказуемы.

Дима: Наверное, только в конце 2022 года [появились] цифры прослушиваний, на которые можно платить за жилье и как-то жить.

Митя: Прослушивания тоже растут, и ты за них получаешь деньги раз в три месяца за квартал. Тогда было одно, а сейчас совсем другое. Но семью сейчас никто бы из нас толком не потянул.


— В конце 2021 года видела у вас в соцсетях объявление о наборе в "школу Базар". Что это было и сколько человек к вам пришло?

Митя: Катастрофически не было денег. Мы тогда еще не получали за прослушивания [нормальные деньги]. Если есть вариант — надо попытаться его использовать. Когда занимаешься музыкой, пытаешься до последнего не работать.

Какое-то количество учеников было. Сейчас нет никого.


— Это приносило какой-то доход?

Митя: На поесть. Скромно.

Дима: Мы с теми же мыслями еще сделали аккаунт на Бусти.

Митя: Спасибо всем огромное, кто донатил.

Дима: Мы буквально месяца полтора продержались. Потому что снимать контент регулярно… Мы там наобещали…

Митя: Потом роялти подъехали.

Дима: Да, потом мы получили за прослушивания, и такие: "Всем спасибо, мы приостанавливаем деятельность". Но удивительно, что мне несколько дней назад пришло уведомление от Тинькоффа, что какие-то люди…

Митя: Я думаю, что это был мой отец…

Дима: Какие-то деньги это тоже принесло. Может быть, даже больше десяти тысяч.

Митя: Ну короче это все смешные суммы, но какое-то количество куриных туш…

Дима: Куриных грудок…

Митя: Нет, грудка дорого. Куриных туш. И килограммов гречки. Можно было себе позволить.





— Я правильно понимаю, что после работы в джаз-клубе Алексея Козлова, вы больше нигде не работали и только занимались музыкой? [В этом клубе Митя с Димой познакомились и вскоре решили вместе заняться музыкой].

Митя: Боже упаси!

Дима: У нас был большой период.

Митя: Работ было как грязи. Очень много.

Дима: В "Козлове" мы перестали работать в 2015 году.. А перестал я работать где-то в конце 2018 года.

Митя: Ну работать в смысле не музыкально. Это тоже работа, блин!

Дима: В баре я перестал работать к началу 2019 года.

Митя: Что-то похожее. Там-сям пытался, какие-то съемки, реклама, заказчики прилетали.

Дима: У нашего друга видеопродашкн.

Митя: Может, он просто помочь хотел. Я не знаю. Иногда ему нужны были не слишком дорогие и, как следствие, не слишком умелые подрядчики. И тогда я брался за дело. А иногда и Дима, он прекрасно писал музыку. Короче, работы были. Иногда не было. Денег не было вообще.

Дима: Мне частенько везло. Ко мне за аранжировками обращались. И еще были работы, связанные с музыкой, со звуком. Мите меньше везло в этом смысле.

Митя: Если бы кто-то из нас был женат, мы бы музыкой не занимались.

Дима: Пришлось бы работать на работе.


— У вас нет ни одного фита?

Митя: С Дакукой есть!


— Точно! Я из-за него когда-то вас и узнала… Но все равно мало как-то.

Дима: Мы просто не знаем, с кем бы записать.

Митя: У нас каждая песня — фит друг с другом. Нам на каждую песню приходится договариваться. И в этом процессе если еще третьего человека представить, то очевидно, что могут возникнуть трудности. Не приведи господь, музыка кому-то не понравится или текст.


— Но с Дакукой вы договорились.

Дима: Да, нормально получилось.

Митя: Она, правда, изменила слово в припеве. Я не знаю, специально — неспециально. Это выяснилось потом.


— Какое слово?

Митя: Там было "На мгновенье родные", а стало "На мгновенье роднее". Я не знаю, почему. Может, случайно.

Дима: Но смысл поменялся.

Митя: Когда родные — это про людей в целом, когда роднее — это уже про пару. Серьезная разница в действующих лицах. В остальном все круто, все здорово.

Если делать с кем-то неизвестным, то может быть круто. Но дивидендов тебе это не принесет. А стучаться к кому-то известному нам неудобно.

Дима: Нужно конкретное предложение. Кажется странным писать "Давай что-нибудь замутим".

Митя: А что тогда не скидываем ничего? Короче, мы просто сидим и ничего не скидываем.

Дима: Есть хорошая песня, она набрасывается, получается демка. Мы такие: "Клевая песня, давай сделаем ее". Нет мысли: "Клевая песня, сюда бы хорошо залетел тот-то".

Митя: Ну все! Вот ты сказала — и мы скинем Владимиру Золотухину.


— У вас есть песня "А.Ч." — Артур Чапарян...

(смеются)

Митя: Есть такая песня, да…


— Как она появилась и отреагировал ли Артур на нее?

Дима: Артур выложил сторис, а потом очень смешно было…

Митя: Алексей Квашонкин, другой стендап-комик, сказал что-то вроде: "Все равно все любят Артура, и фанаты напишут про него еще одну песню".

Дима: "Запирается в комнату и слушает песню, которую написали про него его фанаты".

Митя: Да-да, что-то такое.

Дима: Но Артур выложил в сторис. Было очень приятно.

Митя: Мы его недавно в кофейне видели.


— Ну вот видите! Встречаете же кого-то…

Митя: Да, но мы не знакомились.


— Почему в честь него песня появилась?

Митя: Слушаешь музыку, перебираешь темы — и в какой-то момент приходит оголтелая идея, и ты не хочешь себе отказывать. Это не чтобы прославиться за счет чужого инстаграма (Инстаграм принадлежит компании Meta, которая признана экстремистской — прим. The Flow), честное слово. Ну, конечно, у тебя есть мысли "Блин, круто, если репостнет". Но не более того.

Просто он очень нравится, он очень клевый.


— Как комик?

Митя: Как комик, но еще и как персонаж, образ.

Опять же: бесконечный кризис, связанный с темами для песен. И ты думаешь: а что, если в рамках, прости господи, какого-то постмодерна написать оду конкретному человеку, живущему прямо сейчас, в принципе принадлежащему поп-культуре. В хорошем смысле этого слова. Прикольно, а кто так делал!





— У вас был промо-ролик для спотифая, где вы сказали, что хотели бы оказаться в Кабо-Верде. Где бы вы сейчас хотели оказаться?

Митя: В прошлом! (смеется). Ты про места в мире спрашиваешь?


— Может, не про места, а про время.

Митя: Ну про время ответ очевидный. Это вопрос по существу или больше эмоциональный?


— Эмоциональный, конечно.

Митя: Тогда, конечно, хочется оказаться во времени, когда не будет этого кошмара.

Что именно мы считаем кошмаром — ясно из песен. Недвоякие, нерасплывчатые формулировки.

А если говорить про место, то их миллион. Путешествовать круто.


— Что хотите сделать в следующем году? [Разговор состоялся в конце декабря 2022 года]

Дима: Да все по-старому, будем выпускать песни.

Митя: Ну и я книжку хотел…

Дима: Может быть, выпустим рэп-композицию. А может быть, и две.

Что он рассказал в большом интервью про наркотики и зависимость
Белая Чувашия, новый артист Газа и сайд-проект Дельфина
Платиновый выпуск
Что посмотреть на выходных. Без спойлеров