"Я вам отвечаю: наше музло будет слушать весь мир!". Первое интервью Miyagi и Эндшпиля после долгого перерыва

Дуэт Miyagi и Эндшпиль постепенно возвращается к музыке: оба участника выпустили по сольному треку и объявили о подписании на свой лейбл Hajime первого участника. Также музыканты поучаствовали в рекламной кампании Nike "Никогда не спрашивай", про творческую смелость и желание идти к своей цели несмотря на предрассудки.



— Вас не было на радарах девять месяцев. Это огромный срок по нынешним временам. Что из музыки порадовало за это время?

Miyagi: Даже не знаю, если честно. Ну, Скрипи, Хаски. Очень много непонятно чего повылазило. Об этом мы не будем говорить, все и так, думаю, все знают.

Эндшпиль: Я бы тоже Адиля выделил. Меня сильно впечатлил альбом. Хаски сто процентов респектуем.

Miyagi: Также есть работы, о которых еще никто не слышал — это наш новобранец на Hajime Records, TumaniYO. Он готовит альбом, будет скоро релизиться.



— Это же первый артист вашего лейбла?

Miyagi: Первый, помимо нас.



— Почему он?

Эндшпиль: У нас вайб одинаковый. У него пока мало треков, но он сейчас готовит альбом. 2018 за ним, мне кажется.

— А если не о музыке говорить, а о трендах каких-то — есть что-то, что вам не нравится? Вот стали рэперы каре носить, к примеру. Волосы красить.

Miyagi: Это не наша культура, но до такой степени, думаю, не стоит изощряться, чтобы быть замеченным. Если просто делать хорошую музыку, этого достаточно. Я не говорю, конечно, что нужно ходить неопрятными оборванцами. Но без извращенных этих штучек, они мне не нравятся. Если ты пацан, то как так? "Посмотри, как ты выглядишь!", — хочется ему сказать.



— А вы заметили, как за это время ваш стиль развили другие артисты? Сейчас же очень многие точь-в-точь как вы звучат.

Miyagi: Прямо вот в цвет слизывают! Есть такие треки, которые даже подписывают нашими именам. Но все равно это приятно.

Эндшпиль: Когда музыка становится более медийной и популярной, то сразу кто-то захочет ее повторить.



— Что думаете про Матранга?

Miyagi: Я думаю, он может о себе заявить. Надо просто побольше экспериментировать. Мне кажется, если он будет делать треки максимально непохожие на предыдущие, это будет круто.

Эндшпиль: Мы рады! Человек с Владикавказа, с нашей родины — это очень круто.



— Вы знали его до того, как он выстрелил?

Miyagi: Очень давно. Владикавказ — маленький город, все друг друга знают. Он — друг моего двоюродного брата младшего, они выросли вместе. И я его постоянно наблюдал.



— Было такое, что он вам свои демки ранние давал послушать?

Miyagi: Нет, не так было. Он открыл свою студию, мы следили за ним в инстаграме, в соцсетях. До этого его звали Don Shal, а потом имя трансформировалось. Татухи эти. Прикольно, почему нет? Искал себя, вроде нашел.








— У вас разница шесть лет, верно?

Эндшпиль: (Miyagi) Тебе сейчас сколько? 27? Мне 22. Пять лет.



— Как вообще вы познакомились?

Miyagi: Это на студии произошло. Мы сняли комнатку маленькую, сделали из гипсокартона будку, обшили все. Сидели, писались. О ней весь город знал, и те, кто интересовались, могли зайти в любое время. Все, кто читал или писал, к нам приходили.

Эндшпиль: Азамат на тот момент был в нашем городе достаточно популярным артистом. Я только начинал писать музыку, а он уже имел имя. Мы пересеклись на студии: я записывал первые демки, он что-то подсказывал.

Miyagi: Я когда услышал первый раз, как он читает, удивлен был. Во Владике много талантливых пацанов было, но постоянно кому-то чего-то не хватало. Есть талант, но нет способности его реализовать. А это тоже талант. У нас туса была, бибоев много, хип-хоп во Владике мощный — но заявить о себе смог не каждый. Я порой встречал людей: сидит пацан и поет регги. У него великолепный голос, я сижу: “Нифига себе, чо он делает!”. Как Боб Марли валит, не хуже. Ты сидишь и думаешь: “Почему тебя никто не знает?”. Когда такие таланты не реализовываются, они начинают перегорать. Кто-то однажды скажет такому парню, что его музыка дерьмо, и он перестанет писать. А может это новый Боб мог быть? Или даже круче. Не надо никогда слушать. Надо верить в то, что делаешь и идти к цели. Вот поэтому мы сейчас хотим помогать талантливым перспективным молодым людям. Мы ведь сами такими когда-то были.



— Насколько сама Осетия поменялась со времен вашего детства?

Эндшпиль: Ты выезжаешь со своего города, тебя нет год. Ты приезжаешь обратно — все поменялось. Вот настолько, короче. Я о людях в целом говорю.

Miyagi: Меня греет то, что у нас еще есть эта ментальная черта — отношения старшего и младшего поколения. Отношений к женщине. Был момент, когда у нас язык забывали. Он сейчас на грани исчезновения, очень плохо его знают.



— Его не изучают в школах?

Miyagi: Изучают. Но в большинстве случаев говорят на русском. Но в последнее время мне нравится, что молодежь сама ищет свою культуру. Молодые сами возрождают то, что было утрачено. Им не все равно.



— Чем ваше поколение отличается от поколения ваших родителей?

Вместе: Всем.

Miyagi Не было интернета — появился интернет. Информация стала доступнее, возможностей в самореализации в 1000 раз больше. В наше время ты не можешь жаловаться, что чего-то не смог: стать музыкантом, тем, кем ты хочешь стать. У тебя ведь все есть и не надо ныть! Главное, это делать в то, что ты веришь сам.



— Как вы думаете, почему именно кавказцы так органично зашли в регги?

Miyagi: Меня всегда удивляло то, что этого не понимают. Вся страна не понимает, что нету саншайна! Вот вы не задавались вопросом, почему в России нет ни одного музыканта, которого бы знал весь мир? Как знают Рэя Чарльза или Боба Марли? Многие говорят, это потому что у нас сложный язык. Это чушь. У музыки нет языков. Я смотрю на музыку как на форму звука. Вся проблема русского рэпа — в том, что русские рэперы выросли на русском рэпе. Это очень плохо. (Эндшпилю) Вот ты слушал русский рэп?

Эндшпиль: Да. Но я не вырос на русском рэпе.

Miyagi: Но ты им, скорее всего, вдохновлялся. А я не вдохновлялся.






— Это к вопросу о разнице в возрасте.

Miyagi: Ну да, наверное.

Эндшпиль: (обращаясь к Miyagi) Ну как это “не вдохновлялся”? А Рем Дигга?

Miyagi: Рем Диггой, конечно, вдохновлялся. Рем Дигга — это исключение, это даже наша мечта была — записать с ним трек.

Эндшпиль: Вопрос про регги был. Есть локальные такие тусовочки, маленькие, там в узких кругах собираются регги-исполнители. Мне всегда было бы интересно там побывать, узнать, чем они дышат.

Miyagi: В Питере мы зашли в заведение. Оно неизвестное, в закоулках. Очень маленький скверный бар, тусклый свет, обшарпанные стены. Стоят музыканты, все плотнячком, на одном квадратном метре. Одеты как бомжи, на них смотришь и думаешь: “По-братски!”. Но это были настоящие музыканты. Когда они начали играть регги, я чуть было молиться на них не начал. Там было человек семь, синие, им наплевать на регги. А я сидел и смотрел на них. При этом люди вокруг — кто синячит кто с бабой сосется. Им вообще пофиг. Я понимаю, что это музло совсем не в них.

Эндшпиль: Такой музыки должно быть больше.

Miyagi: Но за последнее время, если честно, все становится сильно круче с хип-хопом. Где такое было, что у русского хип-хоп артиста по 100 миллионов просмотров? Я не про нас, не подумайте.








— Азамат, очень понравилась твоя фраза про музыку как форму. Ты можешь сказать, что для тебя текст не важен?

Miyagi: Не, текст важен. Но смотря для чего. Многие говорят: “В этом треке у вас смысла нет”. Для меня есть разная музыка. У меня есть треки, над которыми ты сядешь и будешь думать так долго, сука, как ты ни над чем не думал. Это одно настроение. А есть регги, вот как “Райзап”. Это абсолютно другая история. Мне под такое музло приятно расслабиться, в Sony поиграть. Просто беззаботно провести время. Ты же не будешь под Боба Марли сидеть, думать. Как теорему ее решать! Такая музыка должна тебя расковывать, ты должен становиться этой музыкой. В “Тамаде” же не могли мы написать что-то глубокое. Это танцевальная музыка!

Эндшпиль: На меня серьезно повлиял мой дядя. Он любит музыку, любит рэп. Мы с ним общались по поводу треков, и он накидывал свои советы. Я ему показывал свою песню “Малиновый рассвет”, а он: “Вот, теперь ты понимаешь! Рэпчик должен быть именно таким. Он не должен напрягать тебя”.



— С того момента, как началась популярность, много людей вас разочаровало?

Miyagi: Как приехали в Москву, практически все, с кем работали, подвели. Все показали себя не с лучшей стороны. Мы какие были до всего взрыва — приземленные, доступные — мы такими и остались.

Эндшпиль: Мы пришли к тому, что лучше всего работать с теми, кто, во-первых, заинтересован. А во-вторых, с близкими. Единомышленниками.

Miyagi: На самом деле, все просто. Деньги. Люди с ума сошли. Им, кроме денег, ничего не надо. Я встречал таких людей здесь, которые бы мать свою продали за червонец. В разных вариантах мы теряли очень много денег. Нас обманывали, на бабки кидали. Я всегда радовался, что в этой ситуации ты поступил как кусок дерьма, а я не такой как ты. Нас постоянно подводило ошибочное чувство, что человек не может поступить с тобой так, как не хотел бы, чтобы поступили с ним. Это применимо и к людям, с которыми мы знакомы довольно-таки давно. Тоже вскрывались.



— Артист Amigo, с котором у вас прошлогодний альбом был, до сих пор с вами?

Miyagi: Нет, он сам по себе двигается. У нас все нормально, просто ему так комфортнее.



— История с концертным директором, который вас подставил, чем-то закончилась?

Miyagi: Нет. И не факт, что все настолько плохо было.

Эндшпиль: Он соучастник, в любом случае.

Miyagi: Не надо громких слов. Не факт. У нас был человек, который был нашим юристом. Он очень некрасиво себя повел. Много было левой инфы в наши уши залито. Если бы вы вникли в это дерьмо, которое здесь происходило, можно было бы “Санта Барбару” снять.



— Я правильно понял, что организаторы отправили человеку деньги, а он с ними скрылся?

Miyagi: Вот представь: ты хочешь, чтоб мы выступили. Ты наберешь, спросишь: “Выступите?” Тебе ответят: “Ок” Куда ты скинешь деньги? Если скажут: “На карту”, скинул бы? Неизвестному человеку, который сказал, что мы выступим.



— Я вряд ли скину.

Miyagi: Ну вот. Это проблема организаторов так же, как и нашего человека.

Эндшпиль: Мы в России чаще всего встречались с плохой организацией концертов. В 95% случаев. Исходя из этого, мы понимаем, что у людей не все в порядке.

Miyagi Мы пришли к тому, чтобы делать все самим. Организаторы — это хорошо, но мы сами выберем определенные площадки и будем делать свои движухи. Поскольку со звуком, светом и всей этой херней в России прям днище. Есть места, куда приезжаешь и такой: “Нихера себе!” В такие клубы ты бы даже поссать не заходил.

Мы приехали впервые в город. Вышли на сцену на саундчек, там стоит звукорежиссер, но я бы его назвал “кусок дерьма”. Стоит с планшетом и умным лицом. Он старше меня на много лет. Какие у меня с ним могут быть терки? Я его первый раз вижу. Чекаемся — а у него не получается вывести наши микрофоны. Мы начинаем что-то говорить в них, читать. Я говорю, что вообще себя не слышу и прошу вывести мониторы. А тип вообще “на кипятках”, не владеет своим ремеслом, по ходу. Что-то тыкает, но нифига не меняется. Так вот, этот звукач в итоге вырвал у меня из рук микрофон и начал дерзить. Я на секунду завис, думаю: “Что произошло? Сука, это же мой концерт, ты как себя ведешь?” Мы его выгнали после этого.

У нас звукарь на одном концерте так набухался, что синий сидел. Он пришел такой в раздевалку, еле на ногах держится. Звук был очень глухой, я попросил сделать громче. Представь: у нас солдаут, полный зал людей, а я вижу, что звукач нам совсем не может помочь. Сидит в будке с рюмкой, синий. Кричу ему: “Звук! Звук на мониторы выведи, нам не слышно” И так весь концерт. Мы на кипятках забегам в гримерку после концерта, я говорю: “Заведите мне сюда звукаря по-братски, сейчас я его казню”. “Ты что, — спрашиваю, — мразь, так напился?” Он типа: “Да я коньячка чуть-чуть выпил”. А для нас звук — первостепенная важность. Люди ведь зачем приходят на концерт? Послушать тебя.



— Что за город был?

Miyagi: Это все города (смеется).



— Какое знакомство с артистами в турах запомнилось больше остальных?

Эндшпиль: Джамал — одно из таких знакомств. Очень крутой чел, мы его всегда из-за тембра выделяли.

Miyagi: Особенно, в “Биг сити лайф”.

Эндшпиль: Еще с Васей, со Скрипом. Баста — очень хороший исполнитель, мощный. Ты слушаешь Скриптонита и у тебя складывается о нем определенное мнение, исходя из того, что ты услышал. Строится какой-то скелет, ты представляешь его повадки, но когда с ним пересекаешься, это полностью отпадает. Ты просто сидишь и общаешься с таким же адекватным человеком. Он из Павлодара, это такая же провинция.

Miyagi: Когда вышел “Дом с нормальными явлениями”, я, если честно, чуть не навалил. Я думал: “Вот оно, свершилось! В России начали делать крутое дерьмо”.

Эндшпиль: Он как будто вдохнул в Россию западное веяние. Он бы даже на Западе зашел. Хаски тоже, я его почему-то вижу как человека, который должен собирать залы в Нью-Йорке.




— Вы согласны с Шило, который в интервью сказал, что американский слушатель не способен воспринимать песни ни на каком языке, кроме английского?

Miyagi: Если человек об этом думает, то над этим стоит заморочиться. А если ты хочешь делать музыку, если она приносит тебе удовольствие, то неважно, слушают ли ее в той или иной стране.



— Я про то, что нет в России артиста, способного стать популярным на Западе.

Miyagi: Мы как будто под куполом. Страну взяли и отделили от внешнего мира. От музла, от кинематографа, мать его, нормального, а не этих ублюдских сериалов русских про ментов. Ненавижу. Как кто-то кого-то там убил и закопал.

Эндшпиль: Мне очень “Воронины” нравятся (смеется). “Папины дочки” смотрю.

Miyagi: Папины дрочки! Так вот, можно же делать круто. Гайдай делал круче, чем сейчас снимают всякие. Я смотрю его фильмы с таким же удовольствием, с которым смотрю на картины с Джимом Кэрри. Это один вайб.



— По вашим ощущениям, вы бы могли сделать карьеру на интернациональном рынке?

Miyagi: Это неизбежно, братан. Я вам отвечаю: наше музло будет слушать весь мир. Как в России слушают Бигги и Тупака, нихера не понимая, так и они будут слушать нас, нихера не понимая. 100%. Очень скоро.





— Можете сказать, когда будет следующий концерт дуэта Miyagi & Эндшпиль?

Эндшпиль: Пока не думаем об этом.

Miyagi: Сами понимаете, жизнь поменялась резко. Даже удивительно, что мы об этом сейчас говорим, но надо! Надо делать, надо работать, потому что можно сойти с ума. Думаю, как только это начнется, нас хрен остановишь. Движняк будет очень громкий. Но давайте об этом пока не будем.



— Как говорит Паша Техник: “Сотри!”

Эндшпиль: Это п****ц, я с него местами кайфую, если честно. К нему, конечно, как к персонажу есть вопросы, но есть видосы с которого я просто насераю. Я не понимаю, почему мне это нравится, но угораю.



— Сослан, у тебя выходили сниппеты сольных песен. Куда они пойдут?

Эндшпиль: Это не сольные, все с Азаматом будет. Будет! Был только один сольный трек, “Интро”. Хочу сейчас сменить никнейм с Эндшпиля на Andy Panda. Потому что английский.

Miyagi: А то на видео из серии “Иностранцы оценивают русский рэп” они говорят: “О, Мияги и Энд…эн… ээээ”.

Эндшпиль: Потому что они видят это как “Miyagi и русский набор букв непроговариваемый”.

Miyagi: Если он собирается двигаться на Запад, надо, чтоб у него имя было соответствующим.






— Что ваш лейбл сейчас может дать артисту?

Miyagi: Все! Представь — тип, его никто не знает. А мы видим его слабые стороны, которые надо подтянуть. Фотки, видосы, инстаграм. Когда мы впервые увидели TumaniYO, то было понятно, что это готовый артист, надо только его правильно подать. За эти полтора два года мы чуть ли не каждый день наступали на какие-то грабли. У нас опыта много. Мы можем подстраховать этого человека от неприятных ситуаций.

Тут было такое. Девочка забегает одна на фотосессию. Говорит: “Ребята, я вас очень люблю! Ваши песни! Хачимэ!”.

Эндшпиль: Мы подумали, что она нас под*******ет. Хачимэ! А девочка просто так название Hajime прочитала.