Тексты
Интервью: Карина Бычкова

Lovanda: “Балабанов нас вдохновил своим подходом”

Екатеринбургский стиль, Кизару, потеря Димы Новы.


Группа Lovanda, делающая мультижанровую музыку на стыке танцевальной электроники, диско и хип-хопа, несколько лет назад была героями “Нового Флоу”. С тех пор дуэт прочно обосновался в нише “интеллигентного” аренби и провел немало интересных экспериментов. Поводом для еще одной встречи с ребятами стало их выступление на сцене Encore на фестивале New Star Camp. Мы поговорили с ними о силе комьюнити, принятии себя, uk-гэридже, отношениях с Кизару и потере Димы Новы.


— В прошлом году у вас вышло всего два сингла, плюс еще один трек совсем недавно — вы сейчас готовите что-то большое?

Паша: Мы всегда выпускали очень мало материала. Но тот, кто бывал на наших шоу, знает, что неизданного очень много, и мы часто удивляем новыми песнями на сцене, многие уже ждут выхода определенных треков, например, из классического хип-хопа. У нас скопилось больше трех альбомов — целая очередь. Все они интересные и разные — есть хип-хоп-альбом, есть фьюче-аренби, есть электронный релиз, диско. Мы их уже давно подготовили и придумали концепцию.

Лала: Нужно набирать темпы и выпускать больше материала. Две минуты назад вышел клип “Выше облаков” — сингл войдет в новый EP. Это будет такой секси-аренби, с медовым звуком и красивыми синтами.


— У вас нет лейбла, который вас подгоняет, когда вы давно ничего не выпускаете?

Паша: Есть команда, которая нас мотивируют и поддерживает без лишнего давления. Нет такого, что нужно срочно что-то выпускать, а мы не доделали, перегорели и сделали все без энтузиазма. Мы отдаем себя в музыку и в ней отражаются капли нашей жизни.

Лала: У нас суперкоманда, мы работаем с офисом Easy Fresh mgmt. А так же с нами в обойме еще несколько артистов — Лауд, Cream Soda, Лилая, Afelia, Tapenight, Reptiloid, Wokeupandy. На нас никто не давит, но я бы даже сказала, что нас нужно подгонять чтобы материал выходил в свое время и мы повышали продуктивность команды.


— “Выше облаков” вы снимали в Лос-Анджелесе. Насколько это сложно устроить там?

Паша: Все клипы, которые у нас выходят, мы режиссируем сами, хоть раньше у нас не было такого опыта. Мы просто делаем как чувствуем: создаем идею, пишем сценарий, выстраиваем процесс и продюсируем съемку. И в Лос-Анджелесе мы также взяли организацию на себя, это был бесценный опыт

Лос-Анджелес — столица кинематографа, и там все работает по другим правилам: чтобы снять видео на телефон, нужно получить разрешение. А мы не отнеслись к этому серьезно и делали все как дома. Было много смешных ситуаций, и не все выходило гладко, было несколько переносов и несколько съемочных дней.

К примеру, нам нужно было снять на поле для гольфа, и я просто позвонил в гольф-клуб и сказал: “Здравствуйте, у нас недавно была свадьба, мы хотим видео для личного архива, вы не будете против?”. Мы приехали, а у нас огромная кинокамера, сразу понятно, что мы собрались снимать на пленку.

По плану мы должны были подкатить к лунке с красивым видом на LA. И вот мы ставим гольф-кар, видим классный кадр, начинаем снимать и понимаем, что за нами выстраивается огромная очередь. Мы не особо играем в гольф и не знаем правил. И только потом мы поняли, что, по правилам, мы должны последовательно пройти через каждую лунку, а мы сразу приехали на эту, собрав хвост из гольф-каров.

Потом приехал менеджер: “Ребята, вы не можете снимать на эту камеру, это профессиональная съемка, у вас есть разрешение?”. Подходит Лала и очень тактично начинает что-то рассказывать, отвлекать его, мол, у нас тут день рождения. Но в конце он просек: “А вы же сказали свадьба, не день рождения?”. В этот момент режиссер скомандовал: “На газ!”, и мы начали снимать в погоне от этого менеджера. Клип получился динамичным и живым.


— Удалось что-то понять про местную музыкальную индустрию?

Лала: Да, конечно: и про музыкальную индустрию, и про клубную, и концертную. Понравился стиль и темп — особенно в Лос-Анджелесе. Там все на чилле, типа студия под апельсиновым деревом или под пальмой, где ты можешь расслабиться и писать музыку.

Паша: Мне, конечно, в этом плане больше понравился Нью-Йорк — там было несколько шоу, на которых мы выступали. Одно на живописном руфтопе с видом на Бруклинский мост, а второе на препати финала брейк-чемпионата Red Bull BC One, где мы выступили на одной сцене с легендами хип-хоп-культуры.




— На русском?

Паша: Пели на русском, но между треков общались на английском. Какой-то коннект происходил, это всем нравилось — типа очень экзотично. К нам подошел как-то диджей, сказал: “Ребята, не останавливайтесь! Я собираю музыку со всего мира: латинскую, африканскую, бразильскую, но русского у меня еще нет, и я хочу ваши треки в свою коллекцию”. И в целом мы порадовались, что не нужно переделывать музон под английский.

Лала: Еще мы выступали в туре Моргенштерна — как раз с треком, который вышел сегодня.

Паша: Меня позвали поиграть сет перед концертом, и мы решили исполнить песню. Это была большая площадка, все эти саундчеки, работа с местными — классный опыт. Нас фоткали папарацци — это было очень смешно.

Лала: Я в зеленой шубе, мы садимся в машину.

Паша: Наверняка они даже не знали, кто мы такие.


— С Моргеном пообщались?

Лала: Да! Там был еще Даня Милохин, Киевстонер, Little Big. Мы со всеми пообщались, и вот что я поняла: у нас в России, на самом деле, очень крутая культура вечеринок — прям сильная. То есть, мне даже периодически чего-то там не хватало из того, что есть здесь.

У нас все очень бурно: и фестивали, и культурный пласт в целом довольно богатый. То, что есть в России, сильно уникальное и очень мощное, хотя всем кажется, что там по-любому круче.

Паша: В этом плане Москва гораздо сильнее прокачана: от работы самих артистов, продакшена — то, как у нас снимают клипы, как организовывают фестивали, мероприятия и так далее — до творческой составляющей. Там локальный рынок не такой богатый, условно найти хорошую вечеринку в LA было не так легко. Буквально пару вечеринок были очень классными, остальные — коммерческие тусы в стиле “Golden Hits 2000-х”.

Но вообще, индустрия отличается тем, что в Штатах все очень профессионально. Разница в подходе — там музыка — это дело серьезное. То есть, если ты музыкант у нас, тебе говорят: “Музыкант, блин, тебе нужно найти еще какую-нибудь работу”. Если ты музыкант там — все понимают, что это профессия.


— В прошлом году ушли зарубежные стриминги, мейджоры свернули свои активности, многие команды уехали. То есть, ощущение, что вы говорите о былом изобилии возможностей в России, а не о текущем моменте.

Паша: На самом деле, вот это и отличает наш рынок от рынка Штатов, потому что там все суперинтернационально. То есть ты можешь делать какой-то лоуфай-битс, очень нишевый инструментальный хип-хоп, и он будет расходиться по всему миру. И этого не хватает российским музыкантам — международных связей. Если не выезжать самому, не путешествовать, не продвигать свою музыку за границей, вряд ли кто-то ее поддержит. Сейчас в принципе сложно даже попасть в какой-то зарубежный плейлист.

Лала: Очень грустно, что все это происходит, потому что это правда сильно обрезает крылья. Раньше у многих российских артистов были серьезные стримы. У нас, как и, думаю, у всех артистов, в Spotify все стало не так весело.

Паша: Для российских музыкантов теперь закрыт Soundcloud, и, соответственно, Bandcamp тоже. Есть еще более нишевые сервисы, которые помогает продюсерам продвигаться, в том числе по всему миру. Раньше музыку ребят из России могли публиковать зарубежные лейблы, они могли попадать в какие-то плейлисты, набирать хорошие цифры в стриминге. Также это проблема в том числе для диджеев, потому что раньше я покупал музон на Bandcamp и винилы на Discogs.

Ушло много брендов — а ведь это позволяло артистам работать на мир: мы сотрудничали с разными международными компаниями. Поэтому это, конечно, влияет на международные возможности. Но мне все равно очень нравится российское музыкальное комьюнити.


— Вы сразу в нескольких тусовках — Encore, Powerhouse, "Радуга", Cream Soda. Почему вам важно быть в комьюнити?

Лала: Мы просто открытые ребята — когда происходит какой-то коннект, мы всегда ему рады. Благодаря Cream Soda у нас есть менеджмент — наша команда и семья.

Encore — тоже суперребята, они нам нравятся и они очень внимательны к нам, саппортят нас на релизах и любят. С ними даже просто приятно создавать что-то вместе и кайфовать от процесса.

Паша: Вся наша культура завязана на сообществе, на том, чтобы объединяться. Артистам важно присутствовать в жизни музыкальный сцены, индустрии. Нужно общаться, приходить на вечеринки.

Лала: Не стесняться. Довольно сложно выйти на сцену, если ты не готов себя показать, быть открытым. Потому что сцена требует, чтобы ты показывал себя как личность. Если мне не нравится личность артиста, меня никто не заставит слушать его музыку. Когда я интересуюсь какой-то песней, я иду смотреть интервью ее автора. Если мне все это импонирует, я начинаю следить за дискографией, концертами. И коммуникация, конечно, тоже важна.





— Но нужно понимать, с кем говорить.

Паша: Например, взять Powerhouse. Это было время, когда мы только только переехали в Москву и просто пришли на виниловый маркет.

Лала: Мы встретились с нашими друзьями, я спросила “Кто здесь главный?” Мне показали на Андрея Алгоритмика. Я подошла просто и сказала: “Привет, я Лала, это Паша, мы группа Lovanda”. Андрюха сначала, конечно, был не особо разговорчивым. Но потом мы начали чуть-чуть общаться и решили сделать первый сольный концерт Lovanda в Powerhouse. Нам дали дату во вторник или среду, потому что нас еще толком не знали, и это нормально.

Спустя время Андрей позвал нас на шоукейс с Nike, где мы выступили с Cream Soda. Потом он познакомил с Илюхой и Димой, и в какой-то момент ребята позвали нас с собой в большой тур. Позже Нова сказал Никите Easy Fresh — их менеджеру — что нас надо забирать к себе. То есть, это отличный пример того, как постепенно строить отношения.


— Чего лишилась российская музыка с гибелью Димы Новы?

Лала: Дима был для нас серьезным мотиватором, одним из первых людей, кто поверил в нас, нашу музыку, взял нас в команду. Мы постоянно приезжали к Илье и Диме в гости, ребята нас поддерживали, подсказывали что-то.

И, безусловно, это большая потеря для сцены. Таких сильных единиц в нашей культуре — а Дима безумно любил культуру и музыку России — мало. И то, как он гордился ей, даже когда все уезжали, нас вдохновляло. Он хотел, чтобы именно музыка в России вышла на мировой уровень.

Паша: Дима был одним из лучших продюсеров в России. Он как личность невероятно открытый и смелый, он делал грандиозные проекты и не боялся рисковать в их реализации. Для него искусство и творчество — это красивая история, которую мы способны создавать.

Это был человек, который строил мосты между людьми, которые конкурировали и не шли на контакт друг с другом. Дима просто коннектил всех из рэп- и поп-сцены, юмористов, дизайнеров. Порой это казалось не совместимым и невозможным, но в этом и секрет.

Многие люди стесняются, не предлагают кому-то коллаборировать, у него не было этих этих границ. И не было разделения, этот популярный, а кто-то наоборот мелкий — с ним лучше не работать, это не интересно. Послушайте альбом “Комета”, там есть Nick Rouze, например. Это парень, у которого на тот момент не было ни одного альбома и в самый расцвет группы Дима взял неизвестных музыкантов на пластинку чтобы поддержать локальную сцену.

В 2017 году мы вместе обкатали многие города и двигались одним, так скажем, офисом: Лауд, Cream Soda, Lovanda. Наша музыка была очень похожа по вайбу — так и сформировалась наша ниша нео-поп-хип-хоп-музыки. Это такой калейдоскоп стилей, и, в общем-то, Дима и Cream Soda стали лицами этого жанра. Лицом истории музыки целого десятилетия.


— Поддерживаете ли вы сами начинающих?

Паша: Мы делаем вечеринки, которые называются “Шува Шува”. Также называется и наш винтажный магазин в Екатеринбурге. Вы назвали его в честь Шувакиша — это озеро и небольшое поселение недалеко от Еката, там располагалась первая советская барахолка, где разрешили продавать пластинки и джинсы. И когда мы переехали в Москву, мы поставили палатку со своими вещами во дворе Павера.

Лала: Ее еще ветром постоянно сносило…

Паша: Да. Андрей Алгоритмик предложил нам сделать тусовку в поддержку магазина. Мы назвали ее “Шува”, она выросла в серию вечеринок, на которую мы с удовольствием приглашаем новых артистов. Но вообще, очень сложно найти адекватных, приятных ребят, с которыми комфортно работать. В наши дни артисты не хотят проходить путь и набирать личный опыт, все сразу хотят получить мировой успех и выпустить бэнгер. Наш путь был непростым, нужно было набраться терпения и строить свою карьеру step-by-step, и это умение и определяет профессиональных артистов.

Лала: Мы даем реально классную возможность начинающим ребятам, в том числе потому, что зовем выступать с ними и больших артистов. Иногда бывают ситуации, что артист талантливый, мы стараемся, но он пропадает, и мы ничего не можем с этим делать. Тут нужна уже какая-то личная самоорганизация.


— Планируете ли вы это как-то масштабировать?

Лала: Да, у нас летом будет большой фестиваль, а до этого несколько крупных вечеринок с улетевшим лайн-апом.

Паша: Еще мы любим необычных артистов, к примеру, один из фестивалей открывал Гоша Куценко — думаю, вы будете часто его еще видеть с нами.


— Он снимался у вас в клипе “Димон”. Как вы с познакомились?

Лала: Мы хотели другого актера — Виктора Сухорукова, но у него не получилось — он не смог или не захотел. И я вспомнила, что моя подруга играла с Куценко в одном сериале. В итоге мы встретились. Теперь Гоша — наш друг.


— Дорого стоит снять его в клипе?

Паша: Гоше просто понравилось, что мы делаем — а он вообще очень избирательный в проектах. Ему может даже Netflix предложить сняться, но до него сложно достучаться, потому что у него дикий график. Но благодаря общей симпатии и коннекту мы все загорелись и нашли общий язык. И в том числе помогло, что у него есть музыкальный бэкграунд.





— Все это выглядит как серьезный продакшн, но вы снимали своими силами. Получается, такие клипы можно делать без огромных бюджетов?

Лала: Да, точно без огромных. У нас такая ситуация с клипами — мы снимаем только тогда, когда идея по визуализации приходит сама. А такое происходит не с каждым треком.

Очень часто люди пишут, что “Димон” — это The Blaze. Мы обожаем The Blaze и не скрываем этого. И на самом деле мы хотели этим клипом раскрыть их сагу, воссоздав реальность с русской эстетикой “Брата”.

Во время карантина мы много смотрели Балабанова. До этого мы так его не изучали, а тут начали искать его интервью. Плюс он же из Екатеринбурга, как и мы. Хоть у нас и солнечная музыка, мы родились там и все это видели.

Паша: Балабанов нас вдохновил своим подходом — он был режиссером, которому было безразлично, как “правильно” делать. Он мог подобрать актеров, увидев просто людей на улице. И, может быть, кто-то скажет, что это неправильно, но вот у него получалось за счет этого делать очень самобытные фильмы.

Лала: Никто не знает, что такое правильно. Правильно — это то, что ты чувствуешь, в первую очередь. И ни в коем случае не надо пренебрегать своими чувствами. Нужно делать так, как ты видишь.


— Какой у вас любимый фильм Балабанова?

Лала: “Брат 2”.

Паша: Когда мы приехали в Штаты, мы просто обалдели, что все действительно так, как он показал. Что там есть ребята из России, Украины, Беларуси, которые двигаются на таком же бандитском стиле, общаются также. И мы просто вдохновлялись всем этим и так родилась история с “Димоном”.


— А о чем вообще “Димон”?

Паша: У меня есть брат Дима, он для нас — олицетворение ребенка 1990-х, как в фильмах Балабанова. И у моего брата были друзья, которые оставались рядом даже в самую сложную минуту — такие районные екатеринбургские коннекты.


— Брат тебя старше?

Паша: Да, ему 39 лет, он жив, с ним все в порядке. Большой привет ему!

Но смысл в том, что мой брат просто стал прообразом. В 1990-е вообще ничего не было — денег, возможностей к развитию. Но было самое ценное и важное — крепкая дружба и семья. И вот то, как они друг друга заряжали, нас сильно вдохновило. Нам захотелось написать песню про то, что все тяжело, но Димон все равно счастливый.


— Клипы "Димон" и "Когда-то" ностальгируют по 1990-м. Ностальгируете ли по ним вы?

Лала: Ну мы, на самом деле, ближе к нулевым, пустые прилавки из 1990-х мы не застали. Просто помню детство, лопухи…

Паша: Тогда особо ничего не было, и каждая деталька становилась чем-то ярким. Магнитофон — это вообще вау! Когда я впервые посмотрел кассету, на которой была запись, как танцуют брейкданс, у меня такой всплеск эмоций был.




— Лала, ты рассказывала, что раньше не принимала свой голос. Из чего сложилось это принятие?

Лала: Мне было сложно, потому что я азербайджанка, но родилась в России. У меня довольно странная внешность, странное имя, волосы не те, голос не тот — очень низкий. В школе меня постоянно дразнили, и на музыку меня не брали, потому что говорили, что у меня нет голоса, и все это меня очень сильно забивало. К тому же тогда постоянно могли оскорбить, потому что я нерусская.

И из-за всей этой истории я сильно зажималась, не принимала себя. Вечно выпрямляла волосы, вставляла линзы в глаза, чтобы хоть как-то быть похожей на девочек из класса. И пыталась менять свой голос.

Потом я уехала в Америку на первом курсе, и это перевернуло мой мир. Я начала себя принимать, по-другому относиться ко многим вещам. И если сейчас меня оскорбляют, мне вообще пофиг, я пройду мимо, потому что я уверена в себе, люблю себя и понимаю, что я должна идти со всем своим багажом. Мой голос, как и мои волосы, это моя изюминка. И я это берегу, ценю и не дам в обиду ни за что.


— Ты пишешь биты. В России не так много девушек-битмейкеров — почему так?

Лала: Возможно, это как-то связано с интересами, возможно, в этом есть перекос в сторону маскулинности. Даже сейчас все думают, что музыку пишет Паша. А пишем мы ее вместе, а где-то — только я. В новом релизе вся основа написана мной. Потом подключился Паша и мы вместе работали над продакшеном.

Паша: Лала очень круто развивается в продакшене, и я всячески стараюсь ее поддерживать. Недавно мы скинулись всем офисом и купили ей на день рождения классный ноутбук, наушники, микрофон. Теперь у нее своя отдельная студия.

Лала: Вообще, конечно, когда я участвовала во всяких битмейкерских баттлах, я часто была там единственной девочкой. Правда, это было давно. Ну и также я играла в баскетбол одна с мальчиками. Меня принимали, поддерживали, но при этом чувствовалось какое-то недоверие: “А, девочка, ну все понятно”. Такое есть — это факт. Девочка-продюсер, которая пишет на студии артистов, удивляет даже меня. Но это абсолютно ненужные рамки. И такое отношение забирает у девчонок желание творить.


— Паша, ты писал музыку для Кизару в начале его карьеры. Вы до сих пор на коннекте?

Паша: Сейчас не так плотно общаемся: уже после того, как мы перестали работать, произошло много разных ситуаций. Но все нормально — когда были в Барселоне, заезжали в гости.

Последний коннект был таким: Олег спрашивал, есть ли у меня виза, готов ли я поехать с ним в тур, но мы с Лалой решили сделать фокус на нашем проекте. И мы отправили гастролировать с Кизару DJ Worm.


— В последний год мы слышим много гэриджа, а вы обратили на него внимание раньше многих. Как вы относитесь к этому тренду?

Паша: Есть люди, которые еще с 1990-х всеми силами качают гэридж, и было бы здорово, чтобы те, кто делает музон в коммерческих целях, как-то респектовали корням. В музыке вообще важно изучать историю — не тупо делать трендовые вещи, а понимать, что появилось и благодаря чему.

В общем, все это здорово, и мы надеемся, что мода на гэридж еще продержится. У нас осталась куча треков, которые мы не выпустили, потому что это стало супермейнстримом.

Лала: Мне прикольно, что это популяризируют, но я сильно расстраиваюсь, когда это делается под копирку.




— А кто делает классно в России?


Лала: Anikv с Aarne в “Тесно”, Тося Чайкина и Markul. Гордость огромная за них. Вот ты слушаешь и веришь, чувствуется, что это сделано со вкусом, по-настоящему.


— Вы не выпускаете свои гэридж-треки, чтобы не быть в мейнстриме, но ведь это могло бы привести к вам аудиторию. А так вы как будто сами себя ограничиваете.

Лала: Ну все творческие люди постоянно учатся, а мы просто живые ребята, которые периодически могут неправильно рассуждать. Это нормально — принять тот факт, что мы не хотим показаться теми, кто залетел на волне хайпа. Нам всегда было важнее культурное значение, нежели бабки.

Но наша ошибка в том, что мы постоянно думаем о том, кто что подумает. А вообще не нужно ни о чем думать, нужно делать. Мы же знаем, когда были написаны наши треки, и если хочется, их нужно выпускать.


— Чем вы измеряете успех?

Паша: Гармонией. Кому-то суждено стать суперпопулярным, значит, у него такая судьба, а у кого-то другое предназначение. Успех — это найти счастье в любимом деле и сказать миру то, что ты хочешь. Донести свой месседж.

Лала: Можно сделать бэнгер, получать за него хорошие бабки, но при этом быть несчастным. У тебя дофига всего, и ты можешь купить что хочешь, но это не наполнит тебя изнутри. Но при этом для меня успех — это в том числе и деньги. К примеру, чтобы сделать себе ин-эйры, чтобы у тебя во время лайва была возможность и огонь пустить, и пар.

Шесть с половиной минут насилия
Скуфы и будущие скуфы