5 цитат из интервью Гуфа: "Я максимум полгода продерживался чистым"
Гуф дал интервью ютуб-каналу наркологических клиник “Свобода”.
Оно целиком посвящено теме зависимости — тому, как люди с ней сталкиваются, как пытаются побороть и как выстраивают коммуникацию с детьми, чтобы оградить их от этого.
Мы выписали 5 цитат из этого интервью. Целиком его можно посмотреть по ссылке.
ПРО ЧЕРНЫЙ РЕХАБ, В КОТОРОМ БЫЛ НАПИСАН АЛЬБОМ “ZАПРЕТНОЕ MЕСТО”
Тот рехаб мне не помог абсолютно.
Помог только в смысле того, что я там без битов, без музыки альбом написал. Именно как сторителлинг. Такого никто не выпускал — без совместных треков, без всего. Он был написан там за месяц — и по стримингу, по скачиваниям обогнал многих. Притом там нет хитов, под которые люди пляшут, или песен, которые бы где-то завирусились. Он весь как одна история. Я на это и рассчитывал. Единственной моей отдушиной там [в рехабе] было то, что я выйду и выпущу его.
Рехаб — ужасный. Я бывал в гораздо более профессиональных, комфортных рехабах, которые больше пользы принесли мне.
Если кто-то слышал мой трек “Письмо домой”, где есть строчки: “Я в комнате соломенной, пишу письмо домой”, он был написан под Королевом. Это был нормальный дом с нормальным руководством. Там применяли Миннесотскую программу “28 дней”. Но там некоторые родители передерживали своих детей, которые в итоге выходили и терялись во внешнем мире.
Там было все очень четко: особняк с бассейном. У нас было свободное время, не муштровал пациентов никто. А вот этот последний, в котором я был, это просто месячный стресс огромный. Мне приходилось воевать то с руководством, то с наркоманами. Я там был категорически не согласен с условиями пребывания. Сейчас этот центр уже не существует, потому что руководство само ушло. Они просто открыли дверь и выпустили всех: “Всё, вы свободны”.
Но я там столкнулся с очень незнакомыми мне методами борьбы с этой болезнью. Там были какие-то скидки на то, что я Гуф. Меня там не били, не привязывали к кровати. Но такое практиковалось там на моих глазах. Всё руководство — блатные какие-то, один столько-то отсидел, другой — столько-то. Все ужасно общались с нами, с пациентами, на мате. Когда нам нельзя и слова матерного сказать.
Еще один хороший рехаб был в Израиле, после которого я держался семь месяцев. Там был тоже большой дом. Там в основном были иммигранты, русские, кто уехал в Штаты ещё в 90-х, кого родители увезли маленькими. Там было строго все, жестко, но за эти 28 дней я столько нахватался.
В Израиле, если ты приезжал на ломках, на кумарах, они тебе давали какие-то препараты, чтобы по лесенке с этого всего слезть. А в Королеве ничего не давали. В этом последнем тоже все на сухую переламывались. Крики какие-то, стоны все время, никто не спал.
САМЫЙ ДЛИТЕЛЬНЫЙ ПЕРИОД, КОГДА ГУФ НЕ УПОТРЕБЛЯЛ
У меня максимум полгода, что я продерживался чистым.
ПРО СВОЙ ПЕРВЫЙ РЕХАБ. БАСТА НЕ ВЫДЕРЖАЛ КУРС ТАМ
Первый рехаб у меня был под Ростовом. Это где первый раз выздоравливал Баста. Там были условия чисто спартанские, при этом центр назывался “Спарта”. Мы сами выращивали кур, которых будем резать, общипывать, и из которых потом будем варить суп. Свиньи, огород свой, своя зелень, лук, всё вот это. И жесткие консультанты, ужасно жесткие…
Баста там отлежал, наверное дней десять, пока не сказал: “Всё, я больше не могу здесь. Я поехал в Москву, надо заниматься музыкой”.
А я там должен был пролежать месяц. Я вывез этот месяц. Ну и потом где-то месяца четыре после него держался. Там было очень душевно, но при этом жестко. Он практически ничего не стоил, только чисто за проживание, на продукты скинуться. Не так, как стоят дорогие рехабы.
ЗНАКОМСТВО С НАРКОЗАВИСИМОСТЬЮ
У каждого своя история. Это в основном какие-то недолюбленные дети, которые росли без отца или что-то такое. У меня приблизительно такая же история: меня оставили с бабушкой, я был сам себе предоставлен. И у меня были какие-то старшие на районе, на которых я равнялся. Когда появился героин — год, наверное, 1996-7, — я попробовал, и мне не понравилось ужасно. Но потом, когда я вернулся из Китая, мне уже понравилось.
Мне кажется этих персонажей уже нет в живых, на которых я хотел быть похожим. И вообще это считалось круто в 90-е.
— Сегодня ты для многих являешься авторитетом…
— В чем? Потому что я остался жив с 79-го года?
— Потому что ты в топах, на тебя смотрит молодежь, тобой восхищаются. Что бы ты им мог сказать касаемо всего этого?
— Я же не могу сказать: “Не употребляйте наркотики”. Типа, это плохо. Просто думайте головой, что наркотики сейчас не того качества, и вы не понимаете сами, что употребляете. Гораздо больший вред здоровью и мозгам от этих наркотиков, которые сейчас есть. Я имею в виду всякие мефы, соли, эту всю фигню. Я благодарен богу за то, что я сейчас сижу перед тобой и интервью даю про наркотики. Потому что мои пацаны там сверху смотрят и говорят: “Да, наверное, он прав” (смеется).
Я не могу дать совет ни родителям, как следить за детьми, чтобы они не употребляли, ни детям, чтобы они не употребляли. У каждого свой путь — и он должен его пройти. Но это опасное дерьмо, и я это знаю. Когда в это влезаешь, очень некомфортно становится потом по жизни. Я зависимый. Я знаю, о чем я говорю. Просто я не в программе 12 шагов. Хотя, наверное, должен в ней быть, но не признаю ее. Я признаю какой-то внутренний голос. Вот мы с тобой сейчас сидим, я пью водку с морсом, ты — просто морс.
И я радуюсь, что могу себе это позволить, бухнуть немного вечером. А если бы я сейчас сидел и был бы анонимным, сидел бы на каком-нибудь шестом шаге, сидел бы напряженным, позвонил бы спонсору, чтобы спросить, как мне вести себя в данной ситуации. Я тогда бы чувствовал себя некомфортно.
ПРО СЫНА: “ЕСЛИ Я СПАЛЮ, ЧТО ОН УПОТРЕБЛЯЕТ, ОН ПОЛУЧИТ ПИЗДЫ”
Сложно давать совет родителям человеку, у которого дети живут отдельно от него. У меня сыну 14, а дочке — два с половиной. Про дочку пока не парюсь, что она заторчит. Но я сразу замечу, если мой сын, не дай бог, начнет исполнять. Я найду, что ему сказать. Он уже осознает, кто его папа и через что он прошел.
Побольше уделять внимания ребенку надо и поменьше интересоваться: “Нет ли у тебя ничего? Ничего ли не употребляешь?” Такие вопросы напрягают детей. Потому что я как раз где-то в 14 начал курить траву.
Я очень переживаю, что мой сын что-то начнет пробовать. Но он абсолютно другой, отличается от меня и моей жены. Он четкий математик. Я надеюсь, что он таким останется, он не хочет ни татуировок, ни употреблять наркотики. Для него это вообще чуждо. Все, чего он хочет, — денег. И топить по жизни. Надеюсь, что так и останется.
Но если я что-то спалю, то он получит пизды.
Надо быть другом своему ребенку. У него сейчас такой возраст, что мы с ним на подъебах общаемся, таких взрослых. Он как-никак все понимает, и материться я ему разрешаю, только не в мою сторону. Это такой возраст, когда надо удержать ребенка в своих руках, следит за поведением, то, что у него в голове. Но это сложно, у меня растет очень опасный человек.
"Я искусал одному человеку руку до кости": самый откровенный рассказ Гуфа про употребление
