Acid Racer: "Всю карьеру пытаюсь бросить музыку"
Уже девятый год на The Flow действует проект "Новый флоу". Он рассказывает о новичках, в которых мы верим, которых слушаем и любим сами, в которых видим самобытность и искренность. В разные годы героями "Нового Флоу" становились Feduk и GONE.Fludd, 9mice и Toxi$, Bushido Zho и Mayot, SodaLuv и Obladaet, Молодой Платон и Loqiemean, GSPD и Куок, Лауд и Pyrokinesis.
Acid Racer пока не собрал миллионы слушателей на стримингах и тысячи зрителей на концертах, но уже успел съездить в совместный тур с Петаром Мартичем и группой Лауд и выступить на "Пикнике Афиши". Сейчас он и вовсе делает бумбэп-альбом Кишлаку.
Летом у Acid Racer вышел дебютник "Диплом", где он показал, чему научился за годы занятий музыкой. Илья (так зовут Рейсера) начинал с подражания "Прыгай киске" и сохранил ироничный подход, но все же ушел очень далеко. "Диплом" — это уже даже не экспериментальный хип-хоп, как часто обозначают музыку Acid Racer. Это и фьюжн, и босса-нова, и фанк, и что только не. "Acid Racer из ироничного рэп-проекта вырастает в неироничный музыкальный проект", как Илья скажет в этом интервью, вполне справедливо признав, что другой такой музыки на русском языке нет.
Бывают артисты, с концертов которых выходишь с мыслью: "Теперь буду слушать только в наушниках". Вот Acid Racer не такой: его лайвы — это случай, когда музыка и харизма в сумме дают даже не два, а три — или вовсе пять. Кажется, что и в жизни встретишь сверхэнергичного, почти взрывоопасного человека, а видишь скромного парня, которого, правда, выдают чуть насмешливый взгляд и огромные ботинки в стиле Balenciaga.
О сомнениях и травмирующих разговорах с родителями, о байте и наслушанности, о жизни в демоническом оверсвэговом Париже и безумном недосвэговом Мумбаи, о травме поколения и романтизации туров — в большом интервью.
VIPERR, ТОЛЕРАНТНОСТЬ К БАЙТУ. БАТЯ ACID RACER СЛУШАЕТ "DRAGONBORN"
— Новых артистов часто определяют через уже известных. Сейчас я буду называть тех, с кем тебя сравнивают, а ты прокомментируешь каждое сравнение.
— Гоу.
— Антоха МС.
— У него тематический музон — добрый, наивный. Мне кажется, [мои] штуки тоже с таким немножко наивным вайбом, чуть-чуть детским, чуть-чуть дурашливым, немного с аутистическим эскапизмом. Но в целом мы разные.
— MC Сенечка.
— В какой-то момент мы были в одном сегменте. Мы с ним даже познакомились: я пробрался на съемки его клипа, как массовка.
— Просто так?
— Да, я ему писал что-то в VK, он по чуть-чуть отвечал, но я [его] понимаю: просто какой-то чел пишет. Это было очень давно, когда у меня мало чего было опубликовано. Потом пробрался на его клипчик, познакомился в реале, потом написал ему, закинул трек. У нас должен был быть фит на трек “Трамплин”, который я в итоге сделал с Андреем [Тарасовым] из Источника.
Я сам считал, что мы в одной нише, в одном сегменте. Но потом он пошел в свою сторону, я по-другому зашел.
Я даже не то что байтил, но немножко вдохновлялся его треками в какой-то момент. А потом его музон перестал быть мне интересен. Мы как две линии — сошлись-разошлись…
— Дорн.
— Это очень льстящее сравнение. Дорн — супер вдохновляющий. Я очень многое от него перенимал. В музоне ты все равно определяешь себя через других артистов, через хэштеги, чтобы сформировать, о чем твой проект. И у меня в какой-то момент был [хэштег] — Дорн, но более хип-хоп. В какой-то момент я пытался быть похожим на него. И с последнего альбома много музона я писал в дорнвейве: какой-то фанк-слэш-поп. И с чуваками мы играем: Acid Racer-банда — как Дорнабанда.
Дорн до сих пор супер крутой. Было очень тупо: он был в Париже, когда там был Петар [Мартич]. Они познакомились и очень люто тусовались, пошли на студию, писали треки. А я тогда жил в Париже, но именно в тот момент на 5 дней уехал в Египет с родиками. Боже мой, я мог просто познакомиться с Дорном!
Желание быть похожим на MC Сенечку было трендовым, но Дорн — как role model. Он крутой чувак, у него был лейбл, он создавал какое-то ощущение комьюнити.
— Дорн более многогранен, чем MC Сенечка…
— Да, он реально патриарх.
По музону понятно, что я слушаю "Co'n'dorn" и альбом после него ["Randorn"]. То, что позднее у него выходит, меня не особо вайбит, потому что с электронного музона я не вайблюсь. Но глобально его подход ко всему супер вдохновляющий. Мечтаю с ним познакомиться.
— Тима ищет свет.
— У нас половина живого состава одинаковые.
— Саксофонист?
— Саксофониста он подрезал. Рост [Ростислав Петряев] — мой давний кореш. Мы с ним были просто друзьями, а потом я начал играть. Тима ищет свет был на каком-то из моих конциков — по-моему, это было открытие "Поля" в 2022-м году. Тима ищет свет написал [Ростиславу], решил к себе позвать.
Я не уверен, что похожи с ним по музону, но он точно разделяет иронический подход ко всему. Мы в одной сцене.
— Кстати, когда я смотрела твой клип "Трололо"... Почему ты смеешься?
— Потому что он старый, немного неловко…
— Я поймала там общий вайб с Тимой ищет свет — с этим гримом.
— Мы все равно друг на друга влияем. Он делал штуку с горячей линией. И я похожую идею взял, когда выходил EP "Дым 47900". Горячая линия была inspired by Тима ищет свет. Мы общаемся, обмениваемся взглядами, идеями: что делать дальше, какой сейчас вейв, какой сейчас вайб.
— И какой сейчас вейв?
— Трап. Тима ищет свет — трап-альбом ждем. Acid Racer — тоже, возрождение гло.
— Последний артист. Я видела в одном комментарии такое: "ранний Zavet на минималках".
— Могу понять, почему меня можно сравнить с Zavet: один чел сидит в компе и делает продакшн. Но тематически это вообще другой музон. Zavet — супер дарковый чувак, загонный, его прикалывает чернуха и штуки про русскость, как у Хаски. "Йоу, солдаты!" — вот эта жесть. У меня музон вообще про другое.
Сейчас будет тупая метафора. Есть такие детские игрушки, в которые нужно положить предмет определенной формы в подходящее отверстие. Есть артисты, которые делают музыку, и у нее понятная, определенная форма. А вот ранний Zavet делал угловатую хрень, которую непонятно куда пихнуть. Мне кажется, у меня тоже такой музон. Максимально свой vision. И это ему мешает быть более популярным.
— Но Zavet — уже и не Zavet.
— Он как раз пришел к тому, что начал делать понятный музон — и сразу же стал популярным.
— У тебя было интервью Studio 21, и там вы с ведущим обсуждали байт в музыке. Ты очень легонечко упомянул Вайперов. Ты считаешь их копией запада?
— Мне очень нравится Kai Angel, я слежу за каждым релизом.
— Именно Kai Angel, не 9mice?
— На 9mice вообще похуй. У него есть прикольный трек "Chainsaw", и последний клип [речь о "Devo4ka"], который ему Вильчинский снимал, крутой.
Альбом [Kai Angel] "Marilyn Manson" для меня — один из самых любимых альбомов в русском хип-хопе. Хотя принято кринжевать с Viperr, я жду от каждого следующего альбома, что он что-то похожее сделает, но они все дальше уходят от такого вайба.
По поводу байта: у них есть треки, где они один в один копируют строчки Destroy Lonely — переводят и копируют. Для меня это кринжовый уровень байта. У меня высокая толератность к байту: есть люди, которые начинают кринжевать, даже если кто-то скопирует визуальный образ другого артиста, а я считаю, что норм что-то брать, перенимать, копировать, переосмыслять через себя. Но не один в один брать строчки или перебивать бит.
— Как тебе альбом "Heavy Metal 2"?
— Я его послушал на релизе в 00:00. Мы собрались у меня на квартире и устроили релиз-пати.
Мне он, к сожалению, не понравился. Мне кажется, это каталог разных треков: "Мы можем убедительно сделать треки в разных стилях".
В чем еще прикол "Marilyn Manson" — он очень цельный, там один и тот же вайб в разных треках по-разному осмыслен. Это супер цельная работа, в которой есть настроение, которое можно почувствовать и описать. А там [в "Heavy Metal 2"] все подряд…
— Как микстейп?
— Мне кажется, это не особо круто. Они его так форсили: "Йоу, это поменяет абсолютно все".
— "Альбом года"...
— Альбом года должен быть супер цельный как ледокол: у нас такой вайб, и мы его жестко на 20 треков разгоняем и этим вайбом меняем все. А там и на джерк-биточек запрыгнули, клубняк поделали, и трапчик, и экспериментальный трек сделали, и даже бразильскую устаревшую ебяку. Мне понравился переход с интро на первый проект, где хор, — и все.
У них еще были такие угарные сниппеты — тупой трэп, ранний Яникс, Chief Keef. Я подумал: "Вот это круто, уже можно ностальгировать по Яниксу". "Шоу улиц гетто" — неиронично очень круто. Я в школе думал, что это кринж, но сейчас переслушиваю Яникса и такой: "Бля, это очень круто". Можно сделать ревайвал такого саунда: "Хайпим", вот эта первая, самая дебильная трэп-волна.
— Твой альбом "Диплом" тоже довольно разноплановый, там много разных влияний. Чем он тогда отличается от таких разнородных релизов, как "Heavy Metal 2"?
— Ты считаешь, что он цельный?
— Я считаю.
— Я тоже считаю. Там разные треки, но есть общий вайб, который максимально полно исследуется с разных сторон. Этот альбом у меня в голове очень соединен. Это не концептуальный альбом, в котором есть сюжет, но для меня там все равно есть общее движение, повествование: начинается утром и заканчивается [тем, что] "Она уходит в полночь". Весь альбом — это как один день.
Это альбом на одну и ту же тему — про исследование ощущения, когда ты на четвертом курсе и уже понимаешь, что перестаешь быть ребенком и становишься young adult. Переживаешь самые первые моменты взрослой жизни, потом диплом — и как будто ты финально выходишь [во взрослую жизнь].
Он про определенное время, про взросление. Но взросление — не когда ты из подростка становишься 18-летним, а когда ты становишься уже 23-летним. От 18 до 23 — это другой период, когда и первый успех, и первые серьезные отношения, когда прочитал книжку про эмоциональный интеллект. Что-то серьезное построил — что-то серьезное сломалось. Ты это уже не по-подростковому переосмыслил — пострадал, но на мудром вайбе.
Когда ты берешь какую-то тему, которую можно обозначить словами, просто ее исследуешь, то [альбом] получается цельным. В этой теме может быть и веселье, и хартбрейк, и грустные моменты.
— В этом альбоме чувствуется твоя наслушанность. Кто тебе показывал "хорошую музыку"? Или ты сам ее находил?
— Есть куча разных инструментов, как ты можешь узнавать новую музыку: общение с друзьями, обмен с теми, с кем у вас похожий вкус. Я много смотрел обзоры альбомов Энтони Фантано на ютубе. Когда он что-то хвалил, я добавлял себе.
Сайт Rate Your Music, где всякие снобы оценивают альбомы. Очень прикольно, что там есть не дофаминовый музон, а какие-то задротские альбомы постоянно в топе. А еще я сидел на Дваче, Форчане, в разделе с музыкой /mu/.
Есть еще какие-то мемы, связанные с культовыми артистами — [например], про Death Grips. Я такой: "Про что это"? Начинаю слушать Death Grips, разбираться в приколах — все, теперь я понял. Или мемы про My Bloody Valentine. Можно позырить видосы в ютубе, разборы Genius.
У многих есть такое, что родители что-то им посоветовали. У меня у родителей не очень вкус в музыке. Мама не слушает музыку как развлечение, может что-то на фон поставить. А батя — фанат шансона. Самое крутое, что он слушает, — группу Кино. И Big Baby Tape! Батя слушал “Dragonborn”, когда он вышел. Я ради угара отправил ему альбом. Говорю: "Это самое модное, что сейчас существует, зацени". И ему так понравился "Dragonborn", он без угара его слушал, такой: "Мне вот этот трек очень нравится, такие восточные мотивы". А еще мой батя слушает Гуфа и Басту.
— На альбоме "Диплом" у тебя есть трек "Глаза", который сравнивали с "Let's Get It Started". Он действительно очень похож…
— Он похож и на трек Queen [речь о "Another One Bites the Dust" — прим. The Flow].
— Ты расстроился, когда понял, что есть такое сходство?
— Нет, я это понял еще на моменте демки. Я закидывал чувакам, и Андрей Тарасов — мистер Источник — сказал: "Чувак это просто "Let's Get It Started". Я все равно оставил этот трек. Во-первых, потому что он крутой и мне нравится, а во-вторых, потому что я его ненамеренно сбайтил.
Я хотел написать поп-трек, и у меня, мозг — как нейросеть, где лежит какая-то определенная музыка, — совместил два трека. Из-за того, что это поп-мотивы, которые играют с детства, они как-то из меня вышли. Не было никакого референса. "Let's Get Started" — популярный крутой трек, [в нем есть] очень сильный мелодический ход, видимо.
Мне не обидно, не кринжово. Наоборот, круто, что культура влияет на другую культуру. Необязательно пытаться создавать что-то жестко с нуля.
— Мне показалось, что в треке "Батут" вайб Friendly Thug 52 NGG. Ты закладывал это?
— Нет, я брал референс с Kaytranada. Я писал трек еще до Friendly Thug, [когда] он не был популярен. Но я понимаю, почему [похож] — такой южный синтик.
— Там еще концы строчек очень похожи со строчками его трека "Two Thousand Nineteen". Про Италию и Испанию.
— Реально? Нет, это старый трек, это был 2021 год.
ДЕТСТВО В МНОГОДЕТНОЙ СЕМЬЕ. КОНФЛИКТЫ С РОДИТЕЛЯМИ ИЗ-ЗА МУЗЫКИ
— Ты сам упомянул родителей. Ты из многодетной семьи и у тебя три сестры, так?
— Да.
— Каково тебе было расти среди трех девчонок?
— Мне не с чем сравнить. Я не знаю, каково жить с братьями, жить одному.
Было очень прикольно. Мне кажется, это очень сильно повлияло на меня. Во-первых, я много возился с мелкими детьми, у меня были младенцы-сестры, я их укладывал спать, кормил. Я знаю, что такое маленькие дети, поэтому я их…
— Не боишься?
— Не боюсь и не хочу заводить. Я от первого лица знаю, что это за вайб.
Во-вторых, у меня снижена патриархальность. Любое действие мужчины я осмысливаю [так]: что было бы, если бы с моей сестрой такое произошло? Это дает отдельное поле для рефлексии.
Сиблинги — это прикольное ощущение комьюнити. Нас четверо — и это довольно много народу, с родителями нас шесть человек. Есть свои локальные приколы, мемы, даже сленг, который никому другому не понять.
Отношения с братьями и сестрами — супер уникальная вещь, ни с кем невозможно получить такую же динамику. Это очень ценно. Они [мои сестры] все еще очень крутые. Одна сестра занимается современным искусством.
Я всегда рос среди девчонок: у меня были три сестры плюс мама, батя постоянно на работе. У меня всегда было много друзей-девчонок. Когда я стал подростком и кто-то начал с кем-то встречаться, мне было сложно. Я вообще не мог понять, как перевести разговор с девчонками в эту динамику, потому что привык с ними дружить.
— Было ли со стороны родителей давление в твою сторону? Вот, ты старший брат, должен быть ответственным, подавать пример.
— Люто вообще. У меня очень патриархальная семья, в которой мама ни разу в жизни не работала, а батя жестко воркает и решает все проблемы. Я был первым ребенком, мальчиком, было много ожиданий: как я должен себя вести, кем я стану, что мне должно быть интересно. У нас с родаками было много жестких конфликтов, в том числе связанных с музыкой.
У меня батя любит гонять на охоту. И такой: "Ты со мной хочешь съездить?" А мне вообще впадлу, хочу в компе сидеть. [Его] очень расстраивало, что мне это неинтересно. Или "хочу разобрать движок в тачке, пойдем со мной?" Не хочется. Его задевало, что я расту не мужиком.
— Я видела где-то на просторах VK твой пост — скрин переписки с мамой. И там было что-то вроде: "Лучше бы не слушала твои песни. Сплошной мат". Это реальное сообщение?
— Это она отреагировала на кружочек, который я запостил в тг-канал. Там была очень трап-история, с матюками. Маму очень триггерит мат в песнях.
— Родители изначально не особо одобряли твое занятие музыкой?
— Родители не то что не одобряли — они активно препятствовали тому, что я занимался музоном. Они росли и становились собой в то время, когда ценились другие вещи: финансовая стабильность, безопасность, предсказуемость. Для них сам концепт искусства и того, что ты можешь тратить очень много сил на какую-то абстрактную хрень, очень чужд. Они до сих пор не особо понимают сам концепт искусства, для них это всегда было [так]: если хобби, то норм. Но как можно вместо того, чтобы найти нормальную работу, заниматься этим? Это бессмысленно.
У меня были жесточайшие конфликты с родаками из-за того, что я занимался музоном. Они всегда: "Зачем тебе так много времени на это тратить?" "Можно в итоге начать зарабатывать". "Ты зарабатываешь?" "Нет". "Ну вот зачем тогда?"
Они до последнего сопротивлялись. Были ужасные, травмирующие разговоры. Они приняли это, только когда пришел фидбэк из материального мира — когда я начал зарабатывать с этого бабки. Посмотрели концерты, увидели в реальности: "Ну да, 300 человек на концерте, и они реально знают треки, заплатили за это деньги".
Теперь они рассказывают своим друзьям: "Наш сын занимается музыкой, у него получается, вот он на радио". Как будто я хочу загасить своих родаков…
— Но ведь такое отношение обижает…
— Да, это жестко обижает. Сам процесс обесценивается, но материальный результат очень поощряется. Это меня до сих пор немножечко задевает.
В любом случае все, что получилось, — это благодаря родакам, что они мне дали какие-то инструменты. Они просто не были согласны с тем, что я делаю с помощью этих инструментов.
— Если ты станешь супер востребованным и у тебя будет очень много денег, они начнут иначе воспринимать твое дело? Или в любом случае занятие искусством для них несерьезно?
— Сейчас они кайфуют, поощряют. В этой стадии это реально превратилось в работу, фултайм. И они такие: "Ну он на работе". Но они не до конца понимают, что это такое — заниматься искусством.
Думаю, если будут большие бабки — будет еще больше одобрения.
Сейчас уже не так жестко задевает. А тогда я был абсолютно ноль — одиннадцать слушателей на Spotify в месяц, когда Spotify был в России. И еще родители хуесосят. Я думал: "Может, я реально лох?"
— У тебя как-то был псевдоним Лил Лох?
— Да, было и много других.
Изначально я начал делать музон из-за Прыгай Киски. Я косил траву газонокосилкой и слушал музон из VK лет в 14. И такой: "Может, тоже поделать ироничный рэп?" И в какой-то момент понял, что мне по кайфу заниматься музоном. Acid Racer из ироничного рэп-проекта вырастает в неироничный музыкальный проект.
В школе я дропал треки в конфу одноклассников. Немного селебрити-вайб: ходишь по школе, а какие-нибудь младшеклассники строчку из трека говорят.
Я постоянно пытался бросить музыку, удалял проги по ее созданию. Для меня это было как играть в комп: трата времени, ненастоящее дело. У меня каждый проект — последний: попробую и посмотрю, как пойдет. Если флоп — бросаю музон, а если получается — продолжаю. С последним альбомом "Диплом" то же самое было, но вроде зашло, поэтому теперь следующий альбом. Я всю карьеру пытаюсь бросить, посмотреть, когда это закончится. Но пока что не заканчивается.
— Откуда это идет? От неодобрения родителей?
— Скорее всего, да. Из-за того, что они всегда говорили, что это несерьезное дело, хобби, просто прикольчик. Мне кажется, я до сих пор думаю: "Может, я все-таки несерьезными вещами занимаюсь?"
РАБОТА НА "ЗВЕЗДЕ". ДЕМОНИЧЕСКИЙ ПАРИЖ. ЖИЗНЬ В ИНДИИ
— Ты окончил журфак. Ты работал журналистом когда-нибудь?
— На третьем курсе я работал на телеканале "Звезда" продюсером в отделе документального кино.
Это было ужасно. Каждый день я приезжал домой и плакал в ванной. Это был фултайм параллельно с универом. Это жестко, что у тебя в день есть 40 минут свободного времени, чтобы...
— Плакать?
— Поесть, поплакать — и спать. Как так можно жить вообще?
Еще "Звезда" финансируется Министерством обороны, и из-за этого она очень пронизана армейской эстетикой и супер патриархальной движухой: там культ силы, авторитета. А мне 19 лет, я с розовыми волосами, хочу писать рэп.
И еще продюсерский отдел — женский. Туда заходят мужики и такие: "Ну что, привет, девчонки". И на меня косятся, типа это как оскорбление.
— Когда ты поработал, ты разочаровался в журналистике?
— Нет, я никогда не хотел быть прямо журналистом. Меня интересовало создание контента, реклама. Я в этом и продолжаю работать. Я не считаю, что Acid Racer — музыкальный проект. Мне кажется, я типа как блогер с музыкальной направленностью. Мне кажется, сейчас все артисты — это просто блогеры, их креативный аут — это музон. Все зависит от охватов, подписчиков. Даже гонорары — не [про то], какие у тебя охуенные треки, а [про то], сколько у тебя охватов.
Я после этого [после "Звезды"] еще работал по профессии — маркетологом в Moscow Music School. Делал съемки в ресторанной движухе.
На самом деле мой план оставить музыку все еще актуален. Я сейчас думаю, что хотелось бы заниматься съемочками, креативным дирекшном, делать мерч, придумывать визуальные штуки.
— Но это если с альбомом не выйдет?
— Да.
— Сейчас ты уже не работаешь параллельно с музыкой, на других работах?
— Нет. С нового 2024 года я не работаю. Вообще страшно: в одном месяце все топ, в следующем — все ужасно, карьера разрушена, потом все снова очень круто… Нестабильная движуха.
— Но тебе хватает денег?
— Пока что да, но у меня такие дебильные планы на будущее: через месяц уезжаю жить в Париж, там нет ни работы, ни знакомств, ни учебы. Довольно тупое, нерациональное решение. На полгода жизни в Париже можно сделать бренд одежды, мерч, снять клип, сделать продакшн, сделать огромную тусовку на Суперметалле — с этими деньгами можно поступить как с инструментом. Я могу купить тачку, сделать что-нибудь умное.
Когда я нахожусь в Москве, бабок хватает. Но уеду — и бабки закончатся. Нужно уже определиться, где ты живешь, что делаешь. Прямо сейчас я в очень запутанном состоянии.
— Ты уже жил в Париже какое-то время, где-то полгода?
— Месяцев девять.
— На что ты жил?
— Сгоняли в тур, поиграли концертики.
— Тур с Прыгай Киской и Лауд?
— Да.
Параллельно я кому-то спродюсирую трек, кому-то сведу, замастерю, что-то напишу, кто-то купит трек в сериал.
— Париж — дорогой город.
— Да, он пиздец дорогой. Хотя чуваки, которые приезжают туда из Нью-Йорка или из Лондона такие: "Боже, как же дешево в Париже". Там не все дороже: например, продукты стоят столько же, сколько в Москве. Жилье подороже, но не то чтобы глобально, в Москве сейчас тоже дорого.
— Ты комфортно себя чувствовал там? Не недоедал?
— У меня там другой уровень жизни. В Москве я на таком: "бля, комфорт плюс", "что-то лень готовить, пойдем в кафе". Там я езжу на велосипеде, закупаюсь продуктами раз в неделю в Lidl, готовлю только сам — специально на неделю, рассчитываю бюджет. На метро, если возможно, зайчиком проеду.
— Так можно?
— Можно, но если поймают — штраф 50 евро. Один раз за два дня меня три раза поймали — я отдал 15 тысяч рублей.
Тебя люто стопают, как в фильме "Ненависть". В Москве контролеры тебя не могут трогать по закону. Там чуваки в бронежилетах впечатывают тебя в стену и начинают выебываться: "Охуел, куда идешь без билета, быстро плати, иначе сажаем тебя в prison (произносит по-французски)".
— Ты уехал из России в сентябре 2022 года и в итоге доехал до Индии. Зачем?
— Все погнали в Тбилиси, в Ереван. Я подумал: надо что-то рарное, мне не хотелось гнать в популярное место, быть в толпе мигрантов в Тбилиси. Раз я уехал из России — уже пох, где быть.
У меня друг гнал в Индию — у него там батя живет.
— Ты говорил, что почти без денег туда поехал.
— Не было так страшно, потому что в Индии все дешево. И плюс я продолжал работать в ресторанной движухе маркетологом. Я продолжал крутить таргет, созваниваться, что-то придумывать. Я помню, что мы пешком переходили границу с Казахстаном, я раздал себе интернет, забросил какие-то файлы, покрутил таргет.
У меня была зарплата 60 тысяч рублей. Когды ты в Индии, это считается невероятно дохуища.
— Ты рассказывал "Афише", что приходилось жить в непростых условиях — с тараканами, дети за углом курят.
— В Мумбаи такой вайб.
Индия — это место, в котором супер плодородная почва и супер много жизни, много животных, насекомых. Там полтора или два миллиарда человек. Любое семечко падает в землю — и сразу вырастает. И поэтому там грязно. И жарко.
У них даже нет стекол на окнах, а просто ставни. Окно — это просто дырка в стене. Мы остановились в отеле в Мумбаи, я захожу, а там — таракан. Для меня таракан в отеле — это пиздец, весь отель переворачиваю с ног на голову, все извиняются. Я спускаюсь, говорю: "А у меня вообще-то таракан на кровати!" "А, да? Ну мы сейчас пойдем прыснем его".
Когда я там пожил, я понял, что в дом могут заползать ящерки, какие-то маленькие штучки. Личные границы у тебя там размываются. Много людей, козы и коровы ходят между людьми.
— Что было самое дикое или мерзкое, что ты видел?
— Мы с корешем были в парке в Мумбаи, снимали клип на "Masala" на камеру 360. Это привлекало много внимания, плюс мы белые. Подошли чувачки: "Можно подержать, посмотреть?" Мы их пофоткали. Они такие: "Мы тут а…н курим, хотите с нами?" И там реально дети 9 лет курят через черную, обугленную стеклянную хрень.
Там жесткие вайбы. В городе есть пруды — там была насквозь зеленая вода, кислотно-зеленая. Какой-то чувак со своей дочерью гуляет, перелазит через ограду, вылавливает из воды пустую бутылку из-под колы, набирает эту зеленую воду и моется. Ужасно мерзкая, гнилая вода — а он шею моет, голову. Его дочка — ей где-то четыре года — стоит и ждет.
Я очень понимаю людей, которым не нравится Индия, она их шокирует. Мне хотелось такого экстремального опыта. Там абсолютно все дико. Это как ЛСД-трип — супер интенсивное переживание, которое никогда не заканчивается. Там всегда все очень интенсивно: супер жарко, супер громко, супер дохуя народу, супер много запахов. Все происходит очень быстро. Ты на грани панической атаки. Нужно go with the flow, надо расслабиться, отдаться этому потоку — и тогда становится норм, но так-то можно и паничку словить. Ментально это полный пиздец: горит мусор, ходят старухи-монахини, какие-то дети лежат в пыли, козы едят мусор, одновременно проезжают рикши.
Там еще есть определенная неприкасаемая каста трансгендеров Хиджра — это древняя индийская традиция. Им нельзя работать, они только просят деньги у людей. Они считаются полусвященными: могут без приглашения приходить на свадьбу, на рождение. И они очень люто просят бабки. Мы ехали в поезде в Мумбаи, они заходят — и перед лицом каждого человека хлопают, щелкают. У них разукрашенные лица, лютые костюмы. И они перед лицом вот так шумят (встает и показывает, как они хлопают). Я очень испугался. А там все индусы дают бабки и дальше сидят в телефоне.
— Вы дали денег?
— Нет. У меня первая реакция была, что кто-то нападает и надо будет драться. Ты просто сидишь — и очень громко перед лицом хлопок. И еще человек такого необычного, странного вида. Типа на нас нападают террористы.
Я до этого еще лет 8 не выезжал за границу, сидел в Москве, в Королеве [это родной город Ильи — прим. The Flow] — и бам!
— Получается, ты был в очень контрастных местах: Париж, Индия, Казахстан. Где тебе было комфортнее всего?
— В Москве супер комфортно, здесь все понятно, у тебя есть все права. В Индии было очень крутое ощущение: я никогда не чувствовал себя настолько взрослым, потому что я мог позволить абсолютно все. Я мог снять какое угодно жилье, потому что это стоит 10-20 тысяч рублей. Можно сделать любые документы, это очень просто, стоит ничто. У меня был байк, на который я сделал фейковые права. Я мог поехать вообще в любую точку страны. Ты просыпаешься — абсолютная свобода. У тебя свое жилье, ты можешь жить в нем хоть всю жизнь. Можешь уехать за тысячу километров по другой конец [страны] в горы. Ты в ГТА. Знаешь, что абсолютно все возможно.
Но в Индии мне в итоге не понравилось. Я не остался там надолго, потому что там нет свэга. Меня очень прикалывает светский вайб, когда ты одеваешься и выходишь на какой-то ивентик в общество, чтобы посмотреть на других одетых людей и поговорить. Для меня шмотки — очень важная вещь. Там нет людей, которые прикольно одеваются на улице, потому что там просто жарко и все ходят в кроксах, особо не повыебываешься. Самое крутое, что там есть, — это Air Jordan 1, джинсы и клетчатая рубашка. Это максимальный уровень свэга, просто fashion demon.
Там прикольно обнулиться, испытать экстрим, чтобы с тебя смыло налет, но чтобы потом опять вернуться [в более цивилизованные места]. Я потом погнал в Стамбул, там три месяца пожил. Там был вот этот вайбик — шмотки и винтажечки. Люди там одеваются, можно сгонять в клубешники, пообщаться.
В Париже, конечно, вообще единственное, что волнует людей, — как одеться и куда сгонять. Есть ощущение, что это место, в котором производятся глобальные смыслы. Все то, за чем мы следим, то, что мы потребляем, создается и происходит именно в этом месте. Одна из топ-точек в мире культуры.
Но в Париже, конечно, сложно морально жить.
— Почему?
— Париж — он реально демонический. Я понял описание Парижа из романов 19 века про русских дворян, которые там в пух и прах разорялись, прожигали жизнь. У города энергия какого-то гламурного разложения, даже саморазрушения. Люди им как будто упиваются. Сам вайб города к этому подталкивает, там легко погрузиться в темноту. Но это гламурная темнота. Когда я гонял в Страсбург, я отдыхал от Парижа.
Темная энергия: чуваки в Баленсиаге; ребята, которые вообще не работают, у них богатые родители, они нюхают каждый день в огромных квартирах, которые стоят дохуя денег, они просто сжигают бабки.
Париж — это реально Париж. Люди, которые видели Париж в фильмах, приезжают туда и разочаровываются. А у меня было наоборот: Париж реально такой, как его снимают в фильмах, как его описывают. Уникальный город, он один такой в мире. Там жестко дарково.
Еще личные ощущения наложились: ты эмигрант, у тебя нет друзей, бабки заканчиваются.
А где прикольнее всего? Я не могу выбрать, где жить. У всего есть "но". В Москве есть инфраструктура, я могу придумать любую идею — и мы ее начинаем реализовывать с чуваками. Но тут нет ощущения прикрепленности к глобальной культуре. Чуть-чуть приходится идти на компромисс, каждую идею упрощать. Мы что-то снимаем — надо чуть-чуть адаптировать. Ты вроде что-то делаешь, но нет ощущения, что ты самореализуешься через это.
С одной стороны, реальные дела в Москве, но недостаточное количество свэга. Либо оверсвэг в Париже, но в Париже я нихуя не делал. Я просто тусовался. Да, я на тусовке, здесь Yves Tumor, вот Гаспар Ноэ. А на самом деле они просто в одной комнате с тобой, ты уходишь домой — и это ни к чему не приводит.
Может, погнать в Нью-Йорк вообще? Но там нужны все деньги мира, чтобы выжить.
ЛАЙВЫ. ТУР С ПЕТАРОМ МАРТИЧЕМ И ЛАУД. ИЗ-ЗА ЧЕГО МОЖЕТ ЗАПЛАКАТЬ ACID RACER?
— Когда я училась с тобой на журфаке, мне со стороны казалось, что ты по жизни немного закрытый человек. Насколько это правда?
— Мне кажется, что я открытый, что я на добром вайбе и что я стесняшечка. Много кто говорит, что закрытый и на снобистском вайбе, чуть-чуть отталкивающем людей.
— Я к чему спрашиваю: твои лайвы — это невероятный взрыв энергии.
— Конечно, между лайвом и жизнью есть разница. Лайв — это более экзальтированное воплощение.
В музоне все равно есть лирический герой, который не совсем я. Лайв — это перформанс, там все немножечко гротескно, over the top. После лайва я ощущаю себя, будто поплакал. Или когда люто чихнул — и из тебя все вышло. Через лайвы выходит реальная энергия, которая сидит внутри.
— Ты часто плачешь? Сразу в нескольких треках у тебя есть упоминания плача ("Октябрь", "Verdeboy").
— Я плачу время от времени. И мне кажется, это круто. Это прикольная эмоция. Я часто плачу от каких-то треков. От музона, но необязательно от смысла текста. Еще я иногда плачу на концертах, когда вижу, как кто-то играет охуенный материал, который они так долго делали, так долго репетировали. И вот они стоят на сцене, наконец-то его играют и сами наслаждаются. Я плачу от радости. Я понимаю это чувство: треки написаны, они вышли, люди их знают, дохуя народу пришло.
Я был на презентации Kate NV, они играли в "Стрелке" [альбом] "Room for the Moon". Она выпустила альбом — начался ковид, они пытались презентацию играть, полтора года постоянно переносили. И сейчас они играют — и там почти тысяча человек, девять музыкантов, все идеально звучит.
А так я плачу пару раз в месяц. А ты?
— Я почаще. Наверное, каждую неделю.
— Во мне все равно сидит что-то с детства. Я иногда чувствую, что хочется плакать, но просто не могу — как будто внутри что-то останавливает. Вот когда мальчиков воспитывают, [говорят]: "Что ты нюни распустил?" Чуть-чуть заблокирована эта эмоция.
— Еще про лайвы. Ты пишешь сценарии к ним. В какой момент ты начал это делать?
— На шоукейсе "Домашней работы". До этого музыка не была моей профессией. Я выступил один раз за четыре месяца, развлечься — и все. [А тут] я в лайнапе с группой Пасош, с Увулой, с Ушко, со всеми серьезными чуваками. Мне надо тоже быть серьезным, крутым. Тогда я впервые написал сценарий: треклист, что я говорю между треками, как я захожу в этот трек. И это вызвало супер крутой эффект. Я понял: оказывается, так мало надо постараться. Артисты, видимо, забивают. Я часто хожу на концерты, где чуваки вообще не говорят с толпой, где они в обычных шмотках. Блин, чуваки, вот просто прикольно оделся, придумал прикольные подводки — уже лютый эффект это на людей оказывает.
— Ты помнишь свой первый лайв?
— Мы играли с Digital Ivan и Миколой Буиным в клубе Bunker47. Это называлось "Chillflex". Это был мой первый конц, мы сразу сделали его за билеты, и пришло больше 100 человек. Сейчас я вспоминаю и думаю: "Вообще-то это круто". Начало 2019 года, у меня было ноль вышедших треков. [Но] мы делали таргетинг, снимали скетчи, постили тречки — грамотно задвинули в соцсетях.
— Каких клевых артистов в лайве можешь назвать? Ты же явно на кого-то и сам ориентировался.
— В лайве меня очень впечатлила группа Залпом. Тогда она только появилась, выпускала первый альбом. Я гонял на их презентацию в "Агломерате". Они проводили аукцион с цыганами. Они все театралы.
— Может, кого-то из больших артистов?
— Недавно я был на концерте MC Улыбочки и тоже расплакался с того, что так успешно все получается: куча народу знает ее треки, у нее тоже театральное представление — они постепенно одевают манекен, и к концу он оказывается в лютом платье.
— Обычно Хаски вспоминают…
— Точно, но я не был никогда на Хаски. Но и у него жена из театра?
— Да, она актриса.
— Видишь, все театралы, у кого прикольные лайвы.
Есть артисты, которые давят своей рокстар-энерджи — и там даже не нужно никакого шоу. Я был в Париже на концерте Yung Lean, и он ничего экстра не делал, не говорил. Но ты видишь, как он выглядит, как он двигается, как он читает треки — и этого более чем достаточно. Очень сильный артист с аурой.
— "Этот парень уверен в себе" [название песни с альбома "Диплом"]. А ты?
— Это абсолютно про персонажа. У меня в голове был "Американский психопат". Офисная эстетика, его кожаные туфли, галстучки — я представлял его.
Иногда я очень не верю в себя, иногда мне кажется, что я гений, художник. Потом думаю: "Я все-таки на лох-вайбах двигаюсь, что-то вообразил".
Бывают сомнения, но уже глобально я принял свою сущность. Считаю, что [у меня] супер уникальный vision. Не знаю, как сформулировать, чтобы не прозвучало супер эгоистично. Мне кажется, музон объективно очень крутой, даже не с точки зрения того, что это мое эго. Такого другого как будто нет на русском языке, это прикольные треки.
Раньше я сомневался. Сейчас, если мне кажется, что это круто, — значит, это реально круто. Если я что-то пощу, это не "Йо, чуваки, надеюсь вам понравится". Скорее наоборот: “Ребят, вот для вас новое благословение. Возможность прикоснуться к чему-то другому. Вот вам шанс послушать охуенный трек”. Мне кажется, этого не хватает. Очень многие чуваки закидывают кому-то тречки, и такие: "Бро, вот если у тебя есть время, если такая возможность будет, можешь послушать мою демку, если тебе не будет лень…" Неправильно так на себя забивать. Надо говорить: "Вот есть уникальная демка".
Иногда что-то с реальностью не бьется: финансово проседаешь, что-то не выстреливает так, как ты этого ждешь. Но глобально я очень доверяю своему видению. Мне кажется, оно уже зрелое.
— Ты как-то говорил, что фанат "посидеть-пересидеть", когда готовишь треки. Тебе это мешает?
— Жестко мешает. Когда я вижу, что кто-то работает в [быстром] темпе, я завидую. Тоже хочу по фастику реализовывать мысли. А иногда так долго сижу, что это превращается в прокрастинацию, сложно остановиться.
Вот начал писать трек, быстро получилось — все, не буду перепридумывать, надо этот трек дропать уже через месяц. И в итоге сижу над ним несколько месяцев.
Я по-тупому продолжаю делать все сам, хотя уже кучу раз понял, что надо делать треки с кем-то. [Когда есть] продюсеры, дополнительные музыканты, чуваки, которые сводят, — это продуктивно и правильно. Это позволяет тебе оставаться в состоянии артиста. А не когда ты сидишь что-то технически доделываешь. Когда какая-то мысль приходит, она самая крутая в первый момент. А потом начинается усложнение.
— Ты видишь свое развитие именно как артиста? Ты продюсируешь другим треки тоже.
— Сейчас, кстати, я пишу музон Кишлаку, делаю целый альбом. У него выходит бумбэп-альбик.
— Тебе нравится Кишлак?
— Я [долгое время] даже не слышал о нем, а он, оказывается, просто огромный. У него куча фанатов, он собирает арену на 7 тысяч человек.
— В треке Кишлака "Отмена", который ты спродюсировал, он читает: “Мое поколение все поменяет, отчаянно верю”. А ты веришь?
— Нет. Мне кажется, для людей нашего возраста это будет травма.
В 2019 году Херон Престон, Вирджил Абло приезжают в Москву, Гоша Рубчинский — глобальный тренд, кириллица по всему миру. Это первое поколение, которое родилось и выросло не в Советском Союзе, в новой России. Нам уже исполняется 20 — и мы вот сейчас начнем что-то делать в культуре. Поднимаются ростки, готовится культурный бунт. Было смутное ощущение, что российская культура взорвется, что здесь будет лютая музыкальная сцена: Источник, Увула, Пасош — свежайший музон. А потом корона: весь мир ждет — ладно, подождем. И вот начало 2022 года, корона отменяется, снова концерты — вот теперь реально наше время. В начале 2022 года у людей были такие планы. Мы с чуваками из Источника должны были погнать в тур, Пасош записывали новый альбом, который звучал как Black Midi. Все круто: дизайнеры, шмотки, визуал. А потом как будто все из растущего на весь мир превратилось в "довольствуемся тем, что есть, развиваем что-то внутри". В энергосбережении.
Сейчас выросли новые чуваки и в рэпе, и в визуале. Им по 19 лет, и они делают супер уникальное. Но все нет ощущения интеграции в глобальную культуру.
— Ты много сотрудничал с Петаром Мартичем. Как вы познакомились?
— Я начал писать музон из-за Прыгай Киски. В 15 лет я послушал треки — и такой: "Да, я тоже хочу писать ироничный рэп". Я следил за ним, был фанатом. Для меня Петар — музыкальная фигура. Он меня вдохновляет. Отчасти я ему обязан тем, что я занимаюсь [музыкой].
Как мы с ним познакомились: в конце 2020-го года я написал альбом и четыре месяца общался с Universal Music, чтобы они его выпустили. В один момент Universal Music резко слили меня. В тот же момент я расстался с девчонкой, с которой встречался два года. Еще был Новый год на носу, и я такой: ну все, с музоном не получилось, надо обнулиться, очиститься, начать новую жизнь. Бросаю музыку, буду работать журналистом.
И в какой-то из дней в праздники я возвращаюсь домой в 6 утра — проверю инстаграм перед тем, как лечь спать. Открываю мобилу — и мне написал dr — нижнее подчеркивание — martic. Он такой: "Йоу, мэн, прикольные треки. Мы тебя подпишем на "Домашнюю работу", будем выпускать рэп. И, кстати, у нас шоукейс, будешь выступать". Я только-только бросил музон — и Вселенная такая: “Да ладно, тогда жестко дадим тебе все, что ты хотел”. И получилось так, что опять из-за Петара я продолжил делать музон.
В начале 2021 года я выступил на шоукейсе "Домашней работы". Мы уже начали готовить релизы на "Домашней работе" но потом жесткая отмена произошла [речь о закрытии лейбла на фоне скандала между Петаром Мартичем и Анной Зосимовой — прим. The Flow].
В итоге оказалось, что мы друзья. Нам очень весело вместе. Когда мы с ним вместе делали музыку, я понял, что он реально легенда. Без угара, без лести, глейзинга. Он реально легенда русской музыки. Он уже столько лет в этом и продолжает быть востребованным, крутым, продолжает делать супер охуенный музон. Он реально поменял русскую музыку: Прыгай Киска, Пасош, Озера — это один человек так долго это делает. Пройдет 20-30 лет — и он останется легендарной фигурой.
Немного странно: сначала ты подросток, и это абстрактный чувак из интернета, за которым ты следишь, а спустя время вы кореша.
— Ты ездил с Петаром и Лаудами в тур. Что было самое запоминающееся оттуда?
— Тур было очень трудно запомнить, потому что ты в таком состоянии экстремальной усталости и недосыпа, что у тебя просто мозг плохо регистрирует воспоминания. У меня провалы в памяти просто из-за того, что мы спали час, играли концерт, потом афтепати, потом спали час, ехали куда-то, играли концерт, где-то диджеили, потом бухали, спали три часа и куда-то ехали.
Это очень суровый экспириенс — быть в туре. Супер абьюзивный. В моменте, когда ты находишься в туре и выходишь с него, ты такой: "Никогда в жизни этого не повторю". Полнейший разрушающий пиздец. А потом такой: "Я очень хочу снова поехать в тур, это было круто и весело".
Это одна из редких вещей в жизни, которая супер романтизирована, но в реальности она оказывается именно такой, какой ты ее и представлял. Тур — это рарная вещь, рокстаровая. Постоянно какая-то жесть происходит. В самом первом городе я наступил на сидюк и раздавил его. В следующем городе я сломал флэху во время наступления чуваков. Потом мы были в Уфе, я прыгнул в толпу людей, как Playboi Carti на обложке альбома "Die Lit". Когда ты прыгаешь на людей, тебе нужно собой создать как можно больше площадь, чтобы тебя было легко поймать и ты никого не задел. А я прыгнул бомбочкой, так, что попал в одного человека, люто его разъебал и упал на пол спиной. Потом мы были в Екб, это был последний региональный город тура. Мы доигрываем, уже можно отдыхать, я играю последний трек — "Барракуду". Последняя строчка — и я микрофоном себе выбил передний зуб.
Я вернулся из тура с больной спиной, со сломанными зубами, с синяками под глазами — с убитым здоровьем.
— Ты рассказывал — тоже "Афише" — про любимые места в Москве и упомянул "Dr. Живаго". Топ-3 блюда оттуда?
— Водка. Самая дешевая.
Либо свекольник, либо сало. Супер русское что-то.
Обожаю "Dr. Живаго". Мне нравится этот вайб. Многие люди этого не понимают. Они стесняются и отвергают его как что-то кринжовое, мейнстримное. Но мне кажется, именно это прикольно исследовать. Меня прикалывает "Живаго" не тем, что это статусное место, а тем, что это кичуха, постирония. Возможность попасть в этот мир, посмотреть, что там за люди сидят, и притвориться, что ты тоже с ними. Разговоры, толстые мужики, эскортницы.
В казалось бы банальных вещах есть много прикольного. Например, пойти погулять на Красную Площадь. Все думают, что это банально, поэтому туда никто никогда не ходит. И поэтому это становится рарным. Или в Париже пойти посмотреть на Эйфелеву башню — это супер круто на самом деле. Или сгонять в Мавзолей, Московские сезоны позырить.