Manizha: "Чтобы оказаться на большой сцене, нужно выступать на маленькой так, словно это стадион"

ЧТО ТАКОЕ JIM BEAM WELCOME SESSIONS

Jack Garratt, Fontaines D.C., José González, Wolf Alice дали зрителям возможность заглянуть за кулисы их выступления и посетить пабы, клубы и концертные площадки, где все началось.

Проект продолжится сначала серией онлайн-концертов, а в 2022-м — и живых концертов.

ГЕРОИНЯ ШЕСТОГО ВИДЕО — MANIZHA

Новой участницей проекта от России стала Manizha. Она сняла видео на новый трек "Now Or Never", премьера которого состоялась сегодня ночью.

Еще несколько лет назад она была известна в основном аудитории инди-музыки — ценителям, знатокам и тем, кто постоянно ищет что-то новое. Но проделанная Манижей работа дала результат — а мы в очередной раз убедились, что популярной может быть и сравнительно более сложная, но сделанная со вкусом и любовью музыка.

В ЧЕМ СВЯЗЬ JIM BEAM И МУЗЫКИ

В прошлом году Jim Beam запустил платформу #когдаоткрыткаждому. На протяжении 226-летней истории бренда одно оставалось неизменным — открытость, которую транслирует веселый и спонтанный Jim Beam.

Неважно, кто ты, откуда и где ты столкнешься с брендом — Jim Beam всегда открыт каждому, потому что главное в жизни — не слава и не деньги, а чувство, что ты кому-то нужен, что ты "свой". И музыка, как ни что другое, возвращает в то время и место, где родилось это чувство сопричастности. Она обладает силой, которая объединяет и заставляет нас действовать.

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ — CROCUS CITY HALL

Это концертная площадка, где Манижа дала один очень важный для себя концерт, и которую она называет роковой для себя — объяснения последуют!

MANIZHA ОТВЕТИЛА НА ВОПРОСЫ THE FLOW

Мы поговорили с Манижей об образе русской женщины, Евровидении и феминизме.



— Почему ты выбрала Crocus City Hall локацией для этого видео?

— “Крокус” был первой крупной московской площадкой, которую нам удалось собрать. Концерт состоялся в самом начале 2020-го, 2 февраля. Тогда казалось, что начинается новая глава моего пути — и тут пришла пандемия.

Воспоминания об этом вечере на протяжение года пандемии, когда было тяжело морально и физически, оставались для меня маяком, который говорил: “Подожди, следующий концерт будет еще более особенным”. Я постоянно себе это повторяла. И так получилось, что следующий концерт мы запланировали на 9 марта 2021 года, тоже в “Крокусе”, — но в этот раз билеты ужасно продавались.

Еще одно влияние пандемии: люди стали бояться покупать билеты, потому что не все операторы возвращали полную стоимость, еще эти переносы и отмены постоянные. Люди перестали покупать билеты заранее. Сейчас основные продажи приходятся на последние дни перед шоу.

Я понимала: нужны какие-то события, чтобы привлечь внимание к нашему концерту. И тут мне в последний момент предлагают участие в отборе на “Евровидение”. Моей первой реакцией было: "Нет" (смеется). Но команда и мама сказали: “Надо”.

Мотив был такой: сейчас на этой истории попиарюсь — и 9 марта соберу свой любимый “Крокус”. Клянусь! Я выступала с такой надеждой, что, вот, сейчас билеты попрут, все придут… И вот мы едем на “Евровидение” (смеется). Этот “Крокус” стал каким-то роковым для меня.







— На видео ты исполняешь новую песню “Now Or Never”. Она звучит как саундтрек к невышедшей части “бондианы”.

— Даже так! Кто знает, вдруг такое еще произойдет (смеется).

Она про то, что нужно решаться на самые безумные поступки, потому что это всегда сработает. Даже если до последнего одолевают сомнения и мысли: “Черт возьми, что же я такое совершаю?”

Когда мы объявили первый “Крокус”, я была уверена, что ничего не получится. Что мы влезем в страшные долги. Но в моей команде есть классная женщина, Майя Серикова, у которой очень богатый концертный опыт. Она и стала инициатором выступления.

“Now Or Never” — это когда ты осознанно принимаешь то большое количество рисков, что тебя окружают. В такие мгновения и начинается магия.



— Ты воспринимаешь эту песню как подведение итогов насыщенного года?

— Так и есть, но я написала ее еще 7 лет назад в Англии. У меня есть чемоданчик, который я почему-то боялась раньше открывать и показывать людям. При всей моей уверенности на сцене и тем месседжам, которые я транслирую, в жизни я часто бываю неуверенной и закомплексованной.






Я их делала и не выпускала, потому что мне говорили: “Кому это надо? В России никто не будет слушать артистов, поющих на английском”. А я пишу песни на английском с 11 лет. И когда я в 16 такая: “Я хочу петь на английском”, мне говорили: “Ты сумасшедший ребенок. Ты должна петь на русском, петь не глубоким и сильным голосом, а светлым чистым голосочком, чтоб люди верили, что ты девочка 16 лет в короткой юбочке”.

Меня сильно травмировал тот период жизни, когда мне, куда бы я ни сунулась, говорили: “Нет”. Сейчас благодаря интернету и соцсетям у артистов появилась возможность быть какими угодно и петь на каком угодно языке — и быть при этом успешными. Дошло до того, что я теперь миксую таджикский, английский, русский, итальянский — и все это в одной песне.



— “Крокус” — статусная большая площадка. А каким было твое первое выступление?

— Если говорить про мои авторские песни, — ведь не секрет, что ранее я участвовала в разных попсовых проектах и побывала в пятилетней кабале с контрактом международного проекта, — то первый концерт Манижи прошел в оранжерее Таврического сада в Петербурге. Там помещалось 200-300 человек. Было очень трогательно.

Мне нравилось выступать в нетипичных пространствах — оранжерея, церковь, колонный зал Дома Союзов. Таврический из этой же категории. После него такой шум разлетелся по Санкт-Петербургу, что пришлось отыграть второй концерт через два дня. Билеты продались за 45 минут — тогда для меня это было чем-то фантастическим.

Маленькие концерты, квартирники, — это место, где я училась петь. Чтобы быть на большой сцене, нужно научиться выступать на очень маленькой так, будто ты вышел на стадион. И при этом на огромной не потерять ощущение, как будто люди с тобой находятся в маленьком пространстве.





Квартирники всегда полны импровизаций. А импровизация меня и научила писать песни. Импровизация научила меня быть живой на сцене. Я не стесняюсь, если отвалится приклеенная прядь волос, если я упаду или у меня не сработает звук. Если это произойдет, я буду просто ржать со всеми. Понимать, что это живой момент, который происходит прямо сейчас (смеется), а я, черт возьми, человек, который может облажаться.

Так всегда было на квартирниках. Когда можно остановить песню, чтоб попросить еще один бокальчик, что-то перекусить или вытащить кого-то из зала спеть вместе. Атмосфера там бесценна.



— Что для тебя джем?

— Я себя больше чувствую музыкантом, чем певицей. Музыкант не следует заданным гаммам, а умеет создать свои с другими людьми. В джемах ты можешь себя сформировать как сильную единицу, умеющую работать в команде. На джемах всегда присутствует многожанровость и хулиганство, благодаря которым ты можешь песню Ветлицкой исполнить в металкор-обработке или Бритни Спирс зачитать рэпом.

У Марвина Гэя была такая тема, что он собирался с чуваками на студии, — и они там по 8-12 часов по кругу что-то играли и потом начинали джемить. В этом состоянии даже алкоголя не надо, никаких веществ. В него входишь только за счет музыки и грува. Каждый раз, когда я понимаю, что вошла в это состояние и все музыканты находятся в нем же, понимаю, что это даже круче, чем секс. Невозможно описать, на каком уровне начинают рождаться эти мелодии. Это взаимодействие не похоже на на какое другое в твоей жизни. Это основа, на которой строится моя любовь к тому, что я делаю. Та химия, которую больше нигде не получить.

Из джема родились такие песни как “Иногда”, “Чувство”, та же “Now Or Never”.







— В этой песне есть строчка: “Only reason I’m here is to find my place”. Нашла свой плейс?

— Все еще ищу. Вроде бы стала ближе к нему, но мне хочется идти еще шире и дальше.



— А что ты визуализируешь, когда слышишь эту формулировку?

— Очень светлое пространство. Теплое. Где мало сожаления. Нет жалости к себе, а есть трезвость в понимании: “Да, я совершала ошибки. Мне за них стыдно. Но я несу за них ответственность”. Зрелые чувства.



— Чем тебя удивил проект Jim Beam Welcome Sessions?

— Всегда есть предвзятое отношение к сотрудничеству брендов с музыкой. Выискиваешь в этом какое-то двойное дно, думаешь: “Ну понятно, сейчас меня будут пытаться контролировать и говорить, что можно, а чего нельзя”. Знаю по собственному опыту.

А на проекте Jim Beam Welcome Sessions у меня было много свободы. Суть этого проекта — максимально раскрыть свои корни, любовь к музыке. Мне очень приятно, что показав команде несколько композиций, мне ответили: “Пожалуйста, пускай это будет песня “Now Or Never”. Они мне помогли в нее поверить еще больше. Здесь все качественно и по-взрослому: не под фанеру, без “дайте нам понятный русский текст, поп-музыку для тиктока”.



— Когда ты слышишь фразу “Женщина в искусстве”, кого ты представляешь в первую очередь?

— Марину Абрамович. Она мультикультурная и мультижанровая женщина. Очень мне близка по духу. То, как она создает свои перфомансы, и то, какую метафору в них вкладывает, меня восхищает. Когда я была в Нью-Йорке, я мечтала доехать до ее института, но так и не удалось это сделать. Мне кажется, мы с ней когда-нибудь встретимся. Когда я ее впервые увидела, я поняла, что она очень похожа на мою бабушку. Не только в плане внешности. Моя бабушка была не от мира сего. Чувствовала реальность иначе.





— Кого ты представляешь, когда слышишь фразу “Russian woman”?

— Я вижу собирательный портрет. “Russian woman” — это каждая женщина в этой стране, независимо от профессии и статуса. “Russian woman” — это состояние души. Еще не ушел тот стереотипный образ, который большинство представляет себе, услышав эту фразу. А моей задачей было показать, что это не я “Russian woman”, девушка, поющая на сцене, а “Russian woman” — это вся мозаика людей, которые появлялись на экране во время моего выступления, и не только их.



— А кого ты представляешь, когда слышишь слово “феминизм”?

— Свою бабушку (смеется). Как оказалось, она была феминисткой и транслировала тот феминизм, который меня больше всего вдохновляет. Феминизм вне гендера, вне токсичности. Феминизм, в котором есть четкое понимание сестринства и поддержки друг друга.



— После “Евровидения” ты перевыпустила сингл “Недославянка”. В таком контексте он стал восприниматься прямым сиквелом “Russian Woman”. Ты долго выбирала, что выпускать, ведь внимание к тебе было приковано колоссальное?

— Конечно, я много думала на этот счет, но решила поставить себя на паузу. Решила, что не буду бежать впереди планеты всей и выгорать. А я очень сильно выгорела после конкурса. Было важно поработать над своим психологическим состоянием, восстановить силы. Потому что то, что вы видите на картинке, и то, что происходит на бэкстейдже, — это два разных мира. Я ни в коем случае не хочу вызвать жалость. Я просто человек, мне надо было восстановиться.

Почему я перевыпустила “Недославянку”. В ее тексте есть то, что я произносила все то время, пока в моих соцсетях было много прессинга со стороны негодующих. Это как с “Now Or Never”: в музыке есть магия. То, что ты пишешь, через много лет может воплотиться в твоей жизни. Когда я писала “Недославянку”, я не думала, что это станет моим ответом на все те вопросы, которые у людей возникли из-за “Евровидения”.

Когда я написала “Russian Woman”, я вообще не рассчитывала, что это когда-нибудь будет исполнено на этом конкурсе, — и уж тем более, что я туда поеду с этой песней в качестве участницы. Кстати, родилась эта песня тоже в джеме, когда я приехала в Израиль, мы собрались с местными чуваками на студии и за один день сделали вот эту непонятную демку, поржали. Текст возник неосознанно, я не оттачивала рифму, он из меня лился на сессии. Потом я показала ее русскоязычной подруге, она сказала: “Какой текст классный, смешной”. Я и подумать не могла, что этот текст доведет меня до Следственного комитета (смеется) (весной СК РФ провел проверку песни “Russian Woman” из-за поступившей жалобы на то, что она разжигает экстремизм и содержит "противоправные высказывания". Проверка ничего не обнаружила — прим. The Flow). Мой текст многих задел, но не потому что он провоцирующий, а потому что правдивый.



— Оксфорд выбрал словом года “вакцину”. А какое слово года для тебя?

— NFT (смеется). Я не знаю, почему. Хотела как-то красиво подвести типа “любовь” или фразой “now or never”, чтобы пропиарить новый трек. Но я столько слышу про этот NFT, что уже стала разбираться в этом криптоарте и криптомире.