"Ты ценен, когда можешь рассказать, как тебя сбивали": Серега — и его огромное интервью

Серега вернулся в рэп и с ноги залетел в ТикТок. И если первое было вопросом времени, то второе случилось благодаря блогеру Давиду "Даве" Манукяну. На своем альбоме тот выпустил ремикс на "Черного Бумера" с участием Сереги — и песня получила второе рождение. Посмотрите клип: по сюжету Дава покупает тот самый черный "бумер" прямо из-под носа у Сереги. Тот подсылает братков, чтобы разобраться с ним. "Откуда у тебя деньги на такую тачку?" — спрашивает он у Давы. "Я тиктокер". "Тикто?".

Перемотка вперед — в сентябре 2020 на ТикТок-аккаунт Сереги подписано 800 тысяч человек. А вот и его новый клип "Гуччидед", сделанный словно бы ло лекалам этой соцсети.

Легко посмеяться над тем, что немолодой человек решил зайти к зумерам. Но легко и вспомнить, что за всю свою карьеру (а она охватывает примерно 20 лет) Сергей Пархоменко никогда не боялся делать то, над чем смеялись другие.






БУЗОВА, ТИКТОК, ИНДУСТРИЯ


— Новый виток успеха песни “Черный Бумер” в 2020 вам удивителен?

— Это стечение обстоятельств, конечно. Какая-то случайная вибрация — вот она откликнулась и все. Dava же не просто талантливый яркий персонаж, он парень Ольги Бузовой. Это как Юрий Гагарин, как герой Советского Союза — все, он в жизни может больше ничего не делать. Он танцует Бузову, понимаешь? Там такая промо-машина: если сложить их подписчиков, там больше людей, чем граждан России. Против такого промо-цунами не могло устоять ничто и никто. Так что могу сказать, что это прежде всего успех Оли и Dava.


— Как Dava вышел на вас?

— Он, как и ты, мне написал в телеграм. А кто дал ему мой контакт? Есть предположение, что это один наш общий знакомый барбер. В Москва-сити есть барбер, через которого мы все связываемся — новая школа и старая школа. Ветераны и фрешмены. Называть его имя не буду.


— Правда, что после этого вам стали писать тиктокеры и называть “дядей Сережей”?

— “Дядя Сережа” и “Сергей Васильевич” мне лет 10 назад уже стали говорить. А тиктокеры мне стали писать — не мне то есть, я же не отвечаю самостоятельно в тиктоке — приятные вещи. И это обескураживает, потому что, если честно, нам, рэперам, не хватает негатива.


— Как вам вообще в тиктоке?

— Я пытаюсь разобраться в том, насколько тикток может быть полезен в избирательной кампании в будущем. Я рассматриваю это исключительно как ресурс для выражения самых смелых мыслей.


— Избирательная кампания — это какая?

— Любая! Вот у меня уже 600 тысяч подписчиков (было на момент разговора — прим. The Flow). Площадка для того, чтобы высказывать свое мнение, каким бы резким оно ни было. И я вижу, что сейчас это только тикток. Поэтому в этом смысле я иду вместе с китайскими коммунистами.


— И все же, про кампанию это вы серьезно или нет?

— Послушай, я сейчас шутя это говорил. Но каким-то краем мы все в политике, друг мой. Политика — это ответственность. Мы, творческие люди, понимаем, что имеем влияние на коллективы, на массы. В этом смысле мы все чуть-чуть в политике. Ты тоже, потому что ваш ресурс формирует сознание, формирует мнение.


— Как вы сейчас оцениваете поп-индустрию в России? Чего ей не хватает?

— Я не могу считаться каким-то экспертом ни в поп-музыке, ни в какой другой вообще. Это надо, наверное, к Дробышу обратиться или к Пригожину. К людям такого уровня. К Васе Вакуленко. К мэтрам состоявшимся, короче.

Но мне кажется, ей денег не хватает.


— Если сравнивать со временами вашего пика, у вас больше было?

— Нет, у меня было меньше денег, потому что я их бездумно тратил. Деньги есть у того, кто контролирует свои траты. Если ты тратишь необдуманно, то быстро оказываешься на дне. В эти тяжелые для Родины дни, когда кассовые концерты отменены, выживают те, у кого есть подушка безопасности, сторонний бизнес.




ЧЕРНЫЙ БУМЕР, СПОРТИВНЫЕ ЧАСТУШКИ, ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ ОТ УСПЕХОВ


— Если вернуться в то время: правда ли, что песню “Черный Бумер” вы написали в самый последний момент, перед сдачей альбома?

— Она написалась одной из последних точно. И написалась на спор. Причем я после этого много раз говорил: “Я напишу песню, и она станет хитом”, но она не становилась. А в тот момент я попал именно куда надо. Я почувствовал, что если написать песню с названием “Черный Бумер”, то можно оседлать ту волну, которую вызвал фильм Буслова. Так и получилось.




Оригинальный "Черный бумер" — верни себе свой 2004 год!



— А ее ведь в начале холодно приняли, да?

— Ее не приняли на центральных радиостанциях. Я поехал в Москву в промо-путешествие, но в тот момент никто из игроков рэп-индустрии не проявил мало-мальского внимания к треку. Был непонятен этот стиль. Началось все с регионов в родной Белоруссии — она первой зазвучала на “Радио Могилев”, я помню это очень хорошо. Через месяц-два-три она уже играла в смежных областях, а через полгода-год была песней, которую знали очень многие.



— Вам наверняка вскружило голову от успеха?

—Да, вскружило. Я считаю, что должным образом не справился с этим испытанием. Сейчас, с высоты прожитых лет, я понимаю, что никто бы не справился вообще. А я в тот момент точно не обладал тем запасом мудрости, жизненного опыта и внутренней силы. Поэтому все отразилось на мне в нехорошем смысле. Мне бы не хотелось в то время возвращаться и повторять те же самые ошибки.


— Вы говорили что тратили деньги бездумно — а на что?

— Дело даже не в том, что тратил деньги. Было какое-то преломление энергетическое, ты время тратил зря. Ты распылялся. А распыляться ни в коем случае нельзя. К сожалению, у меня не было старшего товарища, который мог бы меня осадить, урезонить. Все было очень суетливо и сумбурно. Я был опьянен славой, которую на тот момент абсолютно не заслуживал.


— Мы на Флоу любим спрашивать у хитмейкеров, могут ли они на отчисления от песни купить себе квартиру в Москве. А вы тогда могли?

— Если мы посчитаем все вместе, весь приход — продажи от физических носителей, рингтоны, рингбэктоны — то, конечно, я мог себе купить несколько однушек! Это были существенные деньги, я бы и сейчас от таких сумм не отказался!


— Когда вы поняли, что хайп сходит на нет?

— Я чувствовал это постоянно. Я трепыхаюсь, стараюсь что-то, подерживаю эту волну. Прислушиваюсь к окружению своему, которое погрузилось в вагоны и радуется тому, что паровоз пыхтит. Мне бы остановиться, сказать всем: “Стоп! Ребята, вы уволены!” И на три месяца минимум уйти в медитацию. Во внутренний туризм уехать — и услышать там себя родного. Но для этого нужно быть мудрым, трезвым. Нужно быть сбитым летчиком! Многие боятся этого определения, но сбитый летчик — это Эрих Хартманн, лучший ас Второй мировой войны. Более трех сотен самолетов сбил, 14 раз был сам сбит — при этом возвращался к ремеслу своему, взлетал-взлетал-взлетал. Вот это очень важно в нашем деле!

Ты ценен, когда можешь рассказать, как тебя сбивали. А когда ты можешь рассказать только историю успеха, то либо ты что-то недоговариваешь, либо все самое интересное у тебя еще впереди.


— Поправьте, если не прав — но выпустив “Спортивные частушки”, вы как будто сразу стали пытаться уйти от них, переключиться на другую, более "серьезную" музыку. Почему?

— Мне сложно сейчас это оценивать, потому что у меня другой уровень понимания всего. Я всегда был нетерпеливым, всегда одновременно занимался многими вещами — и быстро заканчивал истории, не успев их развить. Я экспериментировал и взбалмошно делал то, что мне в голову приходило. Да и сейчас делаю. Иду за своим внутренним ребенком.

— Спустя все годы, как вы оцениваете тот альбом? Вам стыдно за него или, наоборот, гордитесь?

— Я бы его не переслушивал, я вообще очень редко переслушиваю что-то свое. Из “Феникса” переслушиваю, бывает. А там же был чистый стеб, чистая игра в жанр. Сейчас я бы не поставил себе хорошую оценку за то, как это было сделано. Но на тот момент для определенной аудитории эта была их вибрация. Но она же и вызвала много неприязни по отношению к персонажу — было много людей, которые надолго списали меня со счетов.


— Я вспоминаю интервью Потапа — он говорил, что придумал проект с Настей как пародию на Серегу и Бьянку. Это может быть правдой?

— Я всегда верю тому, что говорит Потап! Неправду он никогда не говорил.




БАТТЛ-РЭП, "КИНГ РИНГ", OXXXYMIRON, ДРУГ ДЕТСТВА — КОНСУЛЬТАНТ ОБАМЫ


— Почему вам всегда было интересно множить свои проекты?

— Это просто мое творческое непостоянство. Я не хочу себя сравнивать с водоемом, но можно в качестве метафоры сравню себя с локальным белорусским мини-морем? Оно же разное. Иногда там спокойная волна, иногда — штормящая, иногда — девятый вал. Вот у меня слово-паразит “преломление” — это разные преломления одного и того же. Просто есть неспокойный дух в творческом человеке. Если творческие люди будут это интервью читать, они себя должны узнать.


— С какими мыслями и для чего вы создавали лейбл “Кинг Ринг”?

— Ты понимаешь, это одно из моих самых необдуманных и глупых решений. Создавать лейбл. Исключительно профанное понимание бизнеса может подтолкнуть кого-то к такому. Лейбл — это банда, гэнг, “нас много”. У тебя есть лейбл — это круто. У мальчишки должны быть игрушки: крутая тачка, крутая телка в каждом городе, бургерная и лейбл. Ты должен собрать весь набор! Это чистое доминирование — один из трех основных инстинктов, которые приматы удовлетворяют.


— Вам на тот момент правда был интересен баттл-рэп?

— А что такое баттл-рэп? Я же не участвовал ни в одном баттле по-настоящему. То, что я вышел за спиной у ST помолчал? Это же несерьезно. Хотя многие говорят, что я единственный, кто выиграл баттл молча. Хотя я писал треки в стиле “баттл-рэп”, но баттл-рэпер — это Гнойный, например. Человек, баттл-тексты которого можно издавать сборниками. Мне его творчество как баттл-рэпера интереснее его регулярного творчества — потому что в бою, на войне ему удается раскрыться как поэту.

Ты спросил про баттл-рэп — мне просто нравится энергия боя. Стихия войны. Как у Гумилева: “Я за то и люблю затеи грозовых военных забав / что людская кровь не святее изумрудного сока трав”. Это часть жизни. Поединок, бой, ярость. То, что всегда волновало демиургов.




Лонгмикс артистов Кинг Ринга: среди прочих тут появляются сам Серега, St1m, Витя СД, Саша ST и Миша Крупин.




— Получается, вы шли на бой, когда создавали лейбл?

— Мы надеялись, что прокачаем друг друга в смысле творчества. И заработаем больше бабок. Будет кумулятивная история — и мы пробьем стену непонимания в отношении этой музыки. По большому счету, мы делали то же самое, что делали все остальные рифмующие люди по всему миру. Открывали лейблы, выпускали одежду, потом это все закрывали. Я пробовал заниматься артистами, это все от неопытности, от немудрости. Смотреть надо было внутрь себя, я считаю. А заниматься — своим главным проектом. Это все подтвердят тебе. Даже Пашу.


— Кто такой Виталий Шкляров?

— Это человек, который отсидел за одной партой со мной восемь лет. Который со мной переходил границу, когда нам было по 19. Который со мной учился в университете в Нижней Саксонии. Который долгое время был одним из самых близких для меня людей. Человек, который сейчас сидит в СИЗО КГБ города Минска.


— Он ведь тоже занимался "Кинг Рингом", да?

— Виталий помогал на первых порах очень серьезно. Он был кем-то типа директора, главным человеком на лейбле.


— Вы знали, что он потом работал политтехнологом в команде Обамы?

— Виталий около 15 лет не общался со мной. За это время могло произойти очень многое. Я об этом всем, как и ты, узнавал из средств массовой информации. Я видел, что там о нем пишут, говорят, интервью видел с ним. Видел, что он стоял за Ксенией Собчак во время избирательной кампании. Ну и последнее, что я слышал — что он вышел купить арбуз в тапочках и шортах и не вернулся домой.


— Закроем тему баттл-рэпа — как вы оказались на том “версусе”?

— Смотри, я точно тот человек, который знает, как я там оказался. Но именно поэтому я не могу нарушить слово, данное людям, поверившим мне. В тот момент, когда между нами осуществлялся этот договор. Архивы будут рассекречены через 80 лет — сейчас меня начнут троллить, да?





Ярким моментом баттла Оксимирона с ST стал выход Сереги из толпы. Отметка 19:24.




— И все же, ваше появление было экспромтом или спланированной акцией?

— Ты знаешь, я могу тебе сказать одно — я сомневаюсь даже, что мое появление на этом свете не было мною запланировано. Во всем присутствует план. Но ради чего, я тебе не расскажу. И не обижайся на меня.




“ИКС ФАКТОР”, КАМБЭК В 2014 ГОДУ, ПОЛИГРАФ ШАРИКОВ, КОРПОРАТИВЫ


— Сколько раз в истории проекта Серега вы хотели его закрыть?

— Первый раз я захотел его закрыть, когда решил, что теперь написание бренда Серега должно осуществляться латинскими буквами. Это был первый и последний раз. По-моему, с 2007 года я начал так себя писать.

А как ты можешь закрыть проект? Это часть меня, альтер-эго, через которое я выражаю определенный спектр эмоций. Оно по-прежнему помогает мне чувствовать себя жизнелюбом.


— И все же с начала 2010-х и по 2014 вы долго молчали. Почему?

— Во-первых, я сидел в “X-Факторе”. Мне так хорошо платили, что я вновь оказался в очень теплой ванне. Я расслабил мышцы свои, перестал чувствовать голод — а это начало конца. Я принимал все, что со мной происходило, как должное. А со мной жизнь должна поступать иначе — я должен получать пощечины, оплеухи, удары, уколы. Я не писал песни, потому что о чем? О чем писать, когда твой рот набит едой, а руки заняты тем, что ты предаешься удовольствиям?


— На альбоме-камбэке “Феникс” было много драмы, много личных самокопательных песен. Те годы вы вспоминаете как темные времена?

— Ты понимаешь, мне уже к 40 подходило. И там на биологическом уровне идет подведение итогов. Через эту границу надо переступить, переболев. Когда ты понимаешь, что лучшие полжизни позади, видишь, как много всего упустил, ты переживаешь. Ты боишься числа 40. Боишься, что за всем этим нет продолжения. И вот это твоя драма.

Альбом “Феникс” — это определенное подведение итогов, и он оказался таким черным, что я не посмел снять ни одного видео. Мне показалось, что это будет подло по отношению к самому себе и мерзко по отношению к слушателю. Я беру свою кровь, свою плоть — и снимаю на это рекламный ролик: “Купите! Скачайте!”. Хотя я считаю, что трек “Феникс” точно был бы достоин видеоряда.

У этого было немного просмотров и прослушиваний. Но вот сейчас я думаю, что пара десятков парней и девчонок, которые писали, что мои песни помогают им через жизнь шагать, — это что, не аудитория? Я редко когда комментарии читаю, но иногда открываю под “Фениксом”, и мне становится тепло. От того, что я мог не только “Спортивные частушки” выпускать — а и такие треки мог и могу сейчас выпустить. Потому что люди ждут.


— А этот материал писался в одно время с “Полиграфом Шариковым”? Там же совсем разная по настроению музыка.

— Они не писались в одно время, Шариков был написан в июле-августе 2015 году. Так вышло, что переехав в Москву, я оказался на серьезнейшем дне финансовом. И будучи накрыт волной мирового кризиса — концерты отвалились, бизнес переформатировался у партнеров, я погряз в очень суровой, эмоционально тяжелой личной истории, которая требовала от меня, как от творческого человека, каких-то действий — я реализовал такую антикризисную программу. Мне нужен был проект, который немедленно поедет на корпоративы и не позволит мне работать вдали от музыки.


— Это сработало?

— Да, причем практически мгновенно. Я могу сказать, что “Шариков” — один из самых моих успешных проектов. Во-первых, потому что в нем я могу искренне и честно петь — мне же всегда нравилось петь, но для этого надо было писать соответствующие песни. Плюс “Полиграф” — это абсолютно праздничный и позитивный проект, а мне в тот момент этого не хватало. Теперь я понимаю, что чем хуже тебе, тем веселее песни. “Шариков” — это победа над собой.

И она в творческом смысле не очень простая, потому что это оркестр, это хор, это неформатная музыка. Это не решения, где мы имели бы дело с очень понятной, попсовой историей.


— Вы же говорите про музыку для корпоративов. Это по умолчанию должна быть попсовая история.

— Ты зря думаешь, что люди на корпоративах слушают ширпотребную музыку. Это люди, которые могут себе позволить любых артистов. Там как раз спрос на атмосферу, спрос на внутреннее содержание. Сможешь ты сделать так, чтобы человек, уставший от жизни, от бизнеса, от ответственности, отдохнул душой на празднике? “Шариков” — очень непростой проект, и я тебе желаю однажды попасть на концерт этого замечательного творческого человека.

Я могу на них исполнить “Мурку”, причем я делаю это не потому что от меня ее ждут, а потому что я люблю эту песню. Я считаю ее частью культурного наследия, которое мы понемногу теряем. Был такой человек музыкальный, известный в узких кругах, который аранжировал Полиграфа — Николай Николаевич Юхновский. Ныне покойный, скончался несколько лет назад. Я по сравнению с ним просто дворовой недопевец. Я себе не ставил вокал, вибрато у меня от улицы, от души идет — совсем недавно узнал, что это “вибрато”. Я не был знаком лично с Юхновским, он общался с одним из моих музыкантов. И однажды этот музыкант, Женя, показал мне письмо от него: он, послушав “Мурку”, благодарил меня за интонации, хвалил мои способности творческие как певца. И похвала этого человека, который переслушал многое в своей жизни, вдохновила меня записывать новые песни.




У Сереги была песня про бумер, а у Полиграфа Шарикова — про гелик. 33 миллиона просмотров на ютубе





ФИТНЕС, БИЗНЕС, ЗДОРОВОЕ ПИТАНИЕ, СНОВА ОКСИМИРОН


— Я помню, года три назад мы с вами встречались для интервью. И вы его запланировали в Башне “Федерация” на раннее утро — часов на шесть.

— Я там тренировал кого-то?


— Скорее всего.

— Я сейчас встаю еще раньше. Очень люблю рассветы, стараюсь не пропустить их. Переживания этого времени — это то, что заменяет мне алкоголь и наркотики. Это то самое дофаминовое поле, с которого я собираю свою клубничку. Стоит мне встать пораньше — и у меня все складывается. Я преисполнен позитивных мыслей творческих, я рад, я счастлив. Иногда я встречаю рассвет со слезами на глазах. Я понимаю, что у меня есть еще один день, еще один шанс. Закат мы все точно не пропустим, а встретить рассвет — надо постараться.


— Вы до сих пор тренируете людей?

— Нет, не тренирую. Этот этап жизни позади — это, кстати, тоже делалось, когда не было концертов. Пришлось освоить и эту профессию. Ну и слава богу, потому что я очень много полезного для себя изучил — и в области питания, и в области физкультуры, спорта. Довелось работать рука об руку с большими людьми из мира медицины. С людьми из списка Forbes в том числе.

Сейчас я не занимаюсь с людьми, но если я вижу, что человек действительно хочет поменять себя изнутри, прийти в форму, то я делюсь информацией. Но я не навязываю себя в качестве гуру или ментора.


— Правда ли, что вы тренировали Оксимирона перед туром?

— Откуда ты знаешь эту информацию?


— Не могу рассказать, к сожалению.

— Смотри, я пропущу этот вопрос мимо ушей. Могу сказать одно: если бы это действительно было так, то я бы собой гордился. Это был бы еще один плюсик, который я мог бы записать себе.






— Вы долгое время занимались проектом бионической еды. Если вкратце — что это такое?

— Это если мы возьмем максимально натуральную растительную пищу, пищу, к которой не прикасалась промышленность. Вот ее можно назвать бионической — пища, в которой отсутствуют шлаки, околопищевые продукты промышленного производства. Есть список определенный “антипродуктов”, которые не должны присутствовать в бионическом питании. Не должно быть сахара ни в каком виде, трансжиров, ГМО, молочных продуктов, красного мяса и его субпродуктов. Короче, ничего кроме растений кушать нельзя.

Суть в том, что практически все, что мы любим — кроме алкоголя, может — можно приготовить полезно. Можно сделать полезную колбасу, полезное мороженое, полезную выпечку. Но это нужно переписать технологические карты, переучить сотни тысяч поваров. И приучить промышленника к тому, что он будет зарабатывать меньше.


— Это сейчас ваш бизнес?

— Нет, нет. Я перевернул эту страницу и не занимаюсь этим. Мы подошли к тому моменту, когда надо было вкладывать много денег в просвещение, в образование. И у меня сложилось ощущение, что где-то на государственном уровне кому-то очень невыгодно, чтобы люди жили дольше, чем обычно. Посмотрите на сеть аптек — будет понятно, что в наших городах люди должны болеть.


— А что сейчас ваш источник дохода?

— Я профессиональный музыкант и всегда был им. Я занимаюсь тем, что несу людям праздник, а они мне в ответ несут деньги.

Если мы говорим о бионическом питании, то в моем случае это был анти-бизнес. Я вкладывал туда больше, чем зарабатывал. Если мы говорим о персональных тренировках, то это была прибыльная история — но я рассматривал ее как антикризисное решение. Долго этим заниматься нельзя: ты в этот момент не можешь заниматься ничем другим, ты должен посвящать себя людям. А я все-таки творческий человек — и мне надо много времени быть одному, чтобы что-то создавать. Плюс не забывай, что я воспитываю двоих детей, и это тоже отнимает энергию и время.



БАСТА, БАРДАШ, ТУРЫ С РЕВВОЙ


— Вы виделись с Василием Вакуленко за эти три года?

— Да, я виделся с Васей в самолете. Мы даже немного поговорили. Все время мы ходили мимо друг друга, хотя приветы он мне часто передавал в шутливой форме. Троллил меня. Но он это по-доброму делал. Я понимаю Васю, он очень добрый человек. Очень талантливый, большой молодец. Я вижу, как он работает над собой, занимается спортом в последнее время — это дорогого стоит.

А почему ты спросил про Васю?


— Вспомнил, как вы какое-то время троллили друг друга пару лет назад.

— Слушай, нам всем нужен конфликт. Я был бы не прочь, если бы Вася еще раз меня потроллил. Вызвал меня на поединок, на баттл или в ринг — вот он сейчас боксом занимается. Потому что мне нужны просмотры, монетизация — да и вам интересно было бы посмотреть, как молодой сильный Вася избивает немощного деда.

Я тебе так скажу — я раньше больше злился на людей. Но в последние годы люди так сильно разочаровывали меня, что я перестал что-то от них ожидать.


— Второй вопрос у меня про Юрия Бардаша, с которым у вас тоже были подколки в адрес друг друга. Как вы смотрите на то, что он делает в последние годы?

— Могу сказать только одно: Юра — один из самых приятных мне людей в этом не всегда приятном бизнесе. Это человек с принципами, со стержнем, с понятиями. Я считаю его своим другом, человеком, к которому я, несмотря на то, что он младше меня, могу прийти за советом. И он мне никогда не отказывал — он один из немногих, с кем я могу поговорить о своей боли. Он может сказать мне в лицо все самое нелицеприятное.

Это человек, который ярко выступает, ярко светит, постоянно генерирует идеи. Стихия, которая движет им, очень напоминает мне мою стихию. Хотя он добрее, чем я. В Юре больше любви. Он действительно глыба.



— Как вы познакомились?

— Помню, что мне его сразу представили как человека понимающего в своем деле. Он руководил танцевальным коллективом, который шумел на весь город. Он танцевал в клипе “Дискомалярия” — я увидел коротко стриженого гопника в широких хип-хоп штанах. Колючие глаза, но он с самого начала с уважением со мной общался, ко мне относился. Исполнив роль в клипе, он через какое-то время оказался в моем коллективе. Мы вместе с ним уже разрабатывали шоу. Он вел себя иначе, чем другие музыканты: не пил, не курил, был в стороне от концертно-гастрольных междусобойчиков. Всегда с книгой — у него была привычка читать “Жизнь замечательных людей”. У него уже тогда был план, это было понятно. А рядом со мной он напитывался информацией.

У меня в составе все музыканты были крутые! Жалко, что многие из вас этого не увидели. Многие из нас ездили в тур, только чтобы вместе проводить время. У нас был постоянный непрекращающийся “мальчишник в Вегасе”.




Тот самый клип "Дискомалярия", где появляется молодой танцор Юрий Бардаш




— Вспомните какую-то историю из тех туров?

— Это все достойно тиктока. Сейчас мы снимаем тикток, и я понимаю: вот! Мы тогда уже это делали! Просыпается огромный, 140-килограммовый баянист — а у него ногти накрашены. Или заходит администратор концертный в номер, а у него в туалете чем-то коричневым написано на кафеле: “Петя”. Оказывается, это сникерс.

Мы постоянно угорали, прикалывались. Очень любили доставать мастер-ключ в отеле и устраивать неожиданную “уборку”. Группа завтракает, а несколько человек уходят с завтрака и до прихода пацанов в номер устраивают там нереальный бардак. Однажды Ревву разыграли. Он шутил над Вовкой, нашим аккордеонистом — называл его “пельмешком”.


— А вы вместе турили, что ли?

— Мы часто пересекались с комедиантами. Причем я всегда им говорил: “Давайте договоримся: вы не будете рэп читать, а я не буду шутить”. Но они не слушали меня и читали рэп.

Так вот, Ревва дразнил Вову: “Что у тебя внутри? Пельмешка”. И представь ситуацию: он приходит после концерта с девушкой — и видит, что у него под дверью стоит маленькое блюдце, на которой лежит маленькая сырая пельмешка. Он заходит в номер, заводит туда девочку, зажигает свечи, бутылку открывает. А потом широким жестом сбрасывает покрывало с постели — а там! Чтобы ты понимал, мы купили в тот день весь запас пельменей, который был в гостинице. 10, 15, 20 килограмм! Очистили все морозилки! И вот это все лежало под одеялом, таяло.

Утром мы сидим на завтраке с каменными лицами. Спрашиваю у Реввы: “Как тебе отель?” — “Хороший отель” — “Уборка была в номере?”. И здесь уже он не выдержал.



ПРОТЕСТЫ В БЕЛАРУСИ, ДЖИН ШАРП, НЕМИГА 99


— События в Беларуси августа 2020 — не могу у вас о них не спросить.

— Я думаю об этом достаточно много. Я высказался на канале “Дождь” до выборов — мне было важно это сделать, чтобы предотвратить смерть людей, не до конца понимающих ситуацию. Мы должны отдавать себе отчет: почти никто из нас не понимает, что происходит. Потому что надо всерьез заниматься политикой, чтобы понимать, что такое 2020-й год для всего мира в целом и для каждого государства в частности.

Что я могу сказать, чтобы никого не рассердить и не обидеть? Друзья мои, все мы хотим перемен! Очень важно понимать, каких именно перемен мы хотим. И если мы осуждаем насилие, мы должны осудить его с двух сторон. Но СМИ по всему миру устроены таким образом, что качественно возможно лишь одностороннее освещение. В 1999 году в Минске на станции Немига добрые, спокойные, мирные белорусы только из-за того, что пошел дождик с градом, не желая намокнуть, бросились к выходу метро и задавили насмерть 53 человека. 53 смерти! Во время самых масштабных и жесточайшим образом подавляемых массовых мирных протестов в стране в первый день не погиб ни один человек. С большой натяжкой можно говорить о реальных человеческих жертвах в этот период, умер от сердечного приступа в Гомеле человек как будто — это трагедия, безусловно — но давайте сравним исторические итоги подобных уличных мероприятий в других странах: в эти дни должны были погибнуть сотни, даже тысячи людей. Но в эти дни не прозвучали сакральные выстрелы. По всей стране не нашлось ни одного чердака, ни одной крыши, ни одной форточки, ни одного подвального окошка, ни одного незарегистрированного ствола и ни одного снайпера, чтобы по методичке Джина Шарпа выстрелить в толпу — а достаточно было лишь одного такого триггера, чтобы началась реальная кровавая мясорубка и рухнуло государство.

Я пока вижу, что устояла система и не погибли люди — это очень важно. Но я вижу и то, что пришло время реально менять систему. Мы все, кто хочет перемен, должны профессионально заняться матчастью — во-первых, изучать экономику, политтехнологии. Историю учить, геополитику, чтобы понимать, что происходит на этой арене со львами. А то спрашиваешь у людей: “Каких именно перемен вы хотите?” — они молчат. Поэтому ребята: хотите перемен, пожалуйста — собирайтесь в партию. Представляйте свои интересы. Это единственный выход, на мой взгляд.


— Вы же понимаете, что такую партию власть никуда не пропустит?

— Пропустит и еще как! Общество пришло к этому — исторически сейчас это нужно, необходимо. И все это понимают. Что произошло в Белоруссии: народ победил. В чем он реально победил? Он наконец стал политически активным. Сейчас в обществе раскол — я говорил в интервью “Дождю”, что даже у меня в семье люди по-разному голосовали.


— За кого голосовали вы?

— Здесь позволь мне не ответить тебе. История не знает сослагательного наклонения — а здесь уже все произошло. Потому если кто-то думает, что я остаюсь в стороне и меня не волнует ситуация в Белоруссии, это не так. Я стараюсь делать все, что возможно для того, чтобы — еще раз подчеркну — не погибли люди.


— Последний вопрос: чего вы боитесь?

— Ты знаешь, я недавно думал об этом и поймал себя на мысли, что наверное, ничего не боюсь. Но это не так. Я тебе скажу, чего боюсь. Тем, что я делаю, разрушить жизни других людей. Вот такого своего проявления. Я бы хотел, чтобы большая часть моих современников были бы немного рады тому, что я их современник. А если бы меня не стало, они бы чуть-чуть скучали по мне.



Интервью Серега попросил закончить стихотворением Гумилева "Волшебная скрипка". Вот оно.