“Я всегда относился к людям свысока”: Рома Варнин выпустил альбом Мальбэк и рассказал про него

Только что вышедший альбом Мальбэка — это самая откровенная запись в дискографии коллектива, говорит его фронтмен Рома Варнин.

А еще это первый за несколько лет релиз группы, где нет голоса Сюзанны.

Выстрелив совместными хитами “Равнодушие” и “Гипнозы”, ставшие мужем и женой артисты взялись за совместный альбом “Reptiland” — и на его прошлогодней презентации устроили скандал. Сюзанна со сцены заявила, что разводится с Романом. Сказала, что он ее бьет. Позже они объясняли это срывом, связанным с вышедшей из строя концертной аппаратурой и нездоровым климатом внутри коллектива.

А осенью 2019-го Сюзанна родила Роману дочь.

Новый альбом основан на переживаниях от того большого скандала. А еще Варнин в нем говорит о попытках по-новому научиться смотреть на мир и на себя в нем.

Об этом и поговорили — а еще о “колхозной” русской музыке, съемках порно и песне “Ангел”, где поет 36-летний церковный служитель.



— Видел пост в инсте, где ты сообщил о завершении работы над альбомом. Там ты с очень уставшим видом сидишь на диване.

— Я там довольно свеж, это я всегда так выгляжу (смеется). Я только прилетел во Францию к родственникам. Зашел домой с самолета, поел, сел на диван и сделал то фото.






— Финальные штрихи в работе над альбомом вообще сильно изматывают?

— Над альбомом работала небольшая команда. Это Артем Shumno, с ним мы сделали большую часть материала. Это Саша Пьяных, он сделал музыку к песням “Ангел”, “Но всегда есть но”, “Чистые реки”. Ну и “Кокон”, первая версия которого выходила у нас на ипишке 2016 года. Она мне всегда нравилась, но на момент выхода не получила должного охвата. А в новой версии, где есть добавленный куплет, она еще сильнее. История длиной три года.

Сюзанна вообще не участвовала. Обложку альбома делал Антон Рева. И поскольку доделывали мы все тоже вдвоем с Артемом, процесс измотал. Многие песни надоели. Мы снимали клип, и теперь не можем смонтировать его, потому что и кадры эти достали, и песню уже слышать невозможно.

Насколько знаю, в Америке это по-другому устроено. Поэтому-то многие русские альбомы и не заходят публике, потому что на определенном моменте подготовки или уже после релиза — этапе, который, возможно, даже важнее самого альбома — ты уже максимально заебался. И волнует тебя одно: просто выпустить этот альбом. У нас так же было с “Рептилендом”. Уже не понимаешь, что хорошо, а что плохо, потому что слушал эти песни по сто раз.








— Я верно понимаю, что именно ты открыл Антона Реву (дизайнер-иллюстратор, работал над обложкой сингла Post Malone и Young Thug — прим. The Flow) для многих музыкантов?

— Скорее просто совпало. До нашего сотрудничества он уже что-то делал для Пасоша и Pharaoh. Так вышло, что его работа над обложкой “Рептиленда” стала для него знаковой. Я дал ему полную свободу творчества, обсуждался, разве что, размер шрифта на обложке. Меня цепанул его подход. Рева делает очень много картинок, дает много опций. Большинство фотографов в России после съемок дают тебе 20 картинок, из которых ты должен выбрать те, что понравились. А Рева делает 5000 картинок. И из них он сам выбирает лучшие, скидывает тебе, сам это отпечатывает супербыстро. Таких людей видно сразу.

Антон — уникальный персонаж, который создал абсолютно свою историю. Он художник.







— Лейбл MLBC. Он еще функционирует?

— Мне бы хотелось сделать лейбл — большой и основательный. Первый. С нормальным офисом, видео- и аудиопродакшном, планированием. Это упирается не столько в финансовый, сколько в человеческий ресурс. Здесь профи мало.

Многое мы сделали хорошо. Если говорить про альбом Эрики, это прикольный релиз. Мы его быстро записали, получили на всех площадках хорошее промо, сделали прикольную обложку. Стилистически он меня полностью устраивает.

С Лизой Громовой пока продолжаем работать. Выпустили ее альбом — и он хороший, но это ее альбом. Не было так, что я советовал Лизе: “Сделай так и так”, а она повторяла. Тут она сделала все как она хочет, помогал ей Саша. Какие-то концерты даже были. Это приятная история, которая планомерная развивается.



— А с Эрикой?

— С Эрикой Лундмоен мы больше не сотрудничаем.

Мы хотели бы работать с людьми, которые максимально тонко чувствуют музыку и щепетильно подходят к своему визуалу.

Этот кейс — когда берешь артиста с ярким голосом, и пытаешься убедить людей, что он стильный, что он может быть реально аутентичным артистом.



— Ей сейчас концерты делает Илья Мамай, верно?

— Да.



— Расхождение было инициировано с ее стороны?

Наше общение, в целом, зашло в тупик, не было как таковых инициаторов.

Пока мы делали альбом, все было нормально. Потом мы занялись оформлением документов на него, но процесс сильно затянулся.

Я не могу сказать, правильно она поступила или нет. Мне кажется, что она жаждет доказать всем, что все делает сама, но в мировой практике мало историй, когда артист приходил к успеху своими силами. Зачастую это результат работы команды.






— “Roma” — действительно твоя самая откровенная запись?

— 100%! Здесь не было помощи со стороны Сюзанны, у нас не происходило диалогов в песнях. “Roma” стал квинтэссенцией всего, что происходило со мной за последние два года. Поэтому, альбом во многом грустный, даже бытовой. Абстракций и намеков, в сравнении с “Рептилендом”, стало меньше.

Я считаю, что многие шаги, предпринятые нами после успеха “Равнодушия” и “Гипнозов”, были неправильными. Это повлекло череду событий…

Не знаю, хороших или плохих, это просто жизнь, но факт остается фактом: осень и зима 2018-го стали кульминацией наших отношений с Сюзанной. После эмоциональных всплесков и громких событий, я добавлял на альбом “Roma” все новые и новые песни.



— Что бы ты сделал по-другому, будь возможность вернуться в то время?

— Я рад позиции, в которой сейчас нахожусь,. Это просто следствие размышлений меня как человека, который прислушивался к другим порой больше, чем к себе. Я бы не сотрудничал с тем или иным человеком. Я бы настоял на своем выборе песни, на которую стоит снимать клип. Я часто думаю, что взявшись одновременно за три проекта — отдельно Сюзанну, отдельно Мальбэк, и Сюзанну с Мальбэком вместе — мы с этим не особо справились. Это очевидно. Надо было делать упор только на один.

— Если взять героя альбома “Roma”, ты можешь подобрать ему аналог из мира кино?

— Том Харди из фильма “Лок”. Все действие картины происходит в автомобиле. Герой едет и решает вопросы. Или герой из фильма “Любовь”, парнишка, который сейчас встречается с Зои Кравиц. Когда его девушка по сюжету уехала, от него забеременела другая, и дальше закрутилась какая-то задница. То, что делает Гаспар Ноэ, мне очень нравится из-за гиперреализма, который легко на себя примерить.



— Что тебя в этом году из кино удивило?

— “Паразиты” — прикольный фильм. И я наконец глянул “Падших ангелов” Вонга Кар Вая. Тоже очень понравилось.

Вообще, я хотел бы снять порно.



— Тоже из-за гиперреализма?

— Именно!



— У тебя есть любимая актриса?

— Моника Белуччи мне всегда нравилась.



— Не, я про порно.

— Тут не в курсе, я особо с известными не смотрю.



— Насчет Белуччи. Известная 15-минутная сцена изнасилования из “Необратимости”. Ты считаешь, это можно показывать или должны быть табу?

— Такое нужно показывать. Я бы еще жестче сделал. Ради визуального эффекта.



— Шок ради шока?

— Не думаю, что “Необратимость” способна шокировать. Это определенные триггеры, да. Если в кадре насилуют женщину, это добавляет остроты. Или, например, сцена, где беременную женщину бьют в живот. Важно лишь, будут ли такие сцены уместны в масштабе самой истории. Потеряет ли она, если их убрать.








— В песне “Мальбэк” ты флексишь: “Рожден быть иконой, убрать ваш колхоз”. Что с нашей сценой не так?

— Когда мы стали популярны, было очевидно, что наша музыка и наша коллаборация с Сюзанной больше ни на что не похожи.

Это новаторская самобытная музыка. Появилась надежда, что теперь музыка в России станет более разносторонней. Наряду с поверхностной нишей исполнителей, которые используют одни и те же паттерны и слова, возникнет средний сегмент.

Сейчас можно по пальцам одной руки пересчитать людей, которые достойны, чтобы их называли музыкантами, и которые способны закрепиться здесь надолго. Один из них — это Хаски, он и в визуальном аспекте борется с серостью. В этом он стал немного скучен, но это по-прежнему трушно, по-прежнему он. Правильные шаги делает и Масло Черного Тмина. Взять то, как он ведет свой инстаграм, с кем он работает. Масло, на мой взгляд, представляет этот средний сегмент музыки, когда хитовых предсказуемых решений нет. При этом я бы не сказал, что мне близка его музыка или что я его слушаю. Но подход к работе вызывает уважение. Сцена будет развиваться правильно, когда таких людей будет больше.





Мы в какой-то момент, видимо, не дожали. И вместо того, чтобы закрепиться, мы начали выебываться, делать странные приколы со своим творчеством, необычно его визуализировать. Это мне близко, но стоило это делать позже. Если бы у меня было больше денег и возможностей, своя студия — а это все было реалистично в какой-то момент, — у нас появилось бы больше влияния на музыку. Появилось бы больше сподвижников.

Ты сам видишь топ-чарты стриминга. Еще два года назад он был поприятнее. Сейчас там творится пиздец. Это определенно говорит о развитии рынка, но творчество… Звучит все как какая-то сербская поп-сцена.



— Мы это обсуждали с коллегами в подкасте. Казалось, полная демократия попадания в чарты выведет в топы музыку, которая того заслуживает. Но этого не произошло.

— Потому что нужны лейблы. В России нет ни одного. Достаточно сравнить наши с тем, как работают европейские. Даже небольшие, вроде лейбла Джеймса Блейка 1-800-Dinosaur. Сами артисты не могут ничего. Тот, кто пишет песни, оторван от визуальной составляющей. Если ты можешь написать прикольную песню, это еще не значит, что ты можешь сделать себе прикольное видео или подобрать правильную обложку, чтобы все работало на твой стиль. Поэтому лейблы нужны — но не для выкачивания денег из артиста и подсаживания на рабский контракт. Наши артисты, которые были на таких контрактах и впоследствии соскочили, — это переработанный материал. Как потерянные люди себя чувствуют. И больно, и неприятно на них смотреть.



— Что надо делать, чтобы не стать колхозом?

— Думаешь, я знаю? Я сам во многом колхозник. В плане того же ведения инстаграма или поведения на публике.

Не стоит ни на кого ориентироваться. И уж точно не ориентироваться на русский рынок. Не анализировать топ-чарты, чтобы не подстраивать свою музыку под то, что туда попадает. Стоит развивать свой визуальный и музыкальный вкус. Четче формулировать собственные цели. Найти способ дать людям понять, чем ты уникален. И не думай о деньгах. Это сподвигнет на неправильные решения.



— На альбоме есть фраза, которая мне кажется ключевой: “Я хочу полюбить весь мир, себя в нем не превознося”.

— Я — человек изначально эгоистичный. В общении с людьми я могу предельно тиранично стоять на своем. Я всегда относился к людям свысока. Это еще с детства тянется. Когда ты возвышаешь себя над миром, это может как дать дополнительную уверенность, чтобы идти дальше, так и принести много боли. Осознавать, что ты такой, это неприятно. Надо прийти в то состояние, когда ты понимаешь, что происходит.

Эта строчка о том, что если будешь полным гандоном и не будешь считаться с мнением близких, будешь продолжать делать все для себя.





Но мне будет грустно и скучно, если я буду себя ограничивать, отдавая отчет, как можно или нельзя поступить с близким человеком. Я постоянно нахожусь в состоянии меланхолии и грусти. В какой-то момент становится невыносимо скучно жить. И эта строчка емко характеризует то, что хочется, будто в детстве, радоваться банальным вещам: рассвету, закату, природе. Находить приятное в мелочах. Уверен, что и я, и мои ребята зажрались. Люди, которые живут в других регионах России, офигели бы от того, как мы живем. Я слышал такую мысль, что люди, которые мало чего видели, счастливее. Думаю, это основная строчка на альбоме, ты прав… Тяжело, короче, быть нормальным человеком.



— Когда ты в последний раз испытывал радость от простого?

— Я радуюсь, когда что-то прикольное ем. Прикольный латте сделали. Или во Франции вкусный тартар подали с манго и лососем.

Или вот не про еду: я во Франции попал под очень сильный ливень. Промокнуть было неприятно, но нет ничего красивее пустых улиц. Или когда люди бегут по этим улицам с зонтами в руках, куча света, он отражается от мокрых поверхностей...






— Что за девушка поет в “Ангеле”?

— Это не девушка. Это Евграф Котлов. Видео, где он поет в переходе песню Алсу мне показал в инстаграме Антон Рева. Евграфу 36, он поет в церкви, иногда его можно услышать в метро. У Евграфа голос андрогинный, это редкое свойство. И я пригласил его, ведь ангелы — бесполые существа.

Когда мы встретились с ним, песня “Ангел” уже была записана. Мы позвали его дописать бридж — и в итоге он стал припевом.

Многим еще кажется, что монолог “ангел — это посланник божий...” — срезанный нами сэмпл, но нет. Это тоже Евграф. Когда он был на студии, мы попросили его встать у микрофона, и Артем начал задавать ему вопросы самого разного характера. О жизни, о любви. Ему как человеку, много лет работающему в церкви, такие речи даются с легкостью.



— Обложка и эта песня — кажется, ты ссылаешься на фильм “Ангел-А”.

— Мне только Shumno рассказал, о чем этот фильм, но я его не видел и слабо представляю, как он устроен.



— А как тебе “Jesus Is King”?

— Только раз послушал в момент выхода. Пока не зацепил. “Closed On Sundays” — лучшая песня, но там все излишне помпезное. “Yeezus” мне намного ближе.



— Когда в отношениях состоят два творческих человека, работа не превращается в состязание?

— Конечно, превращается. Уверен, мы множество раз завидовали друг другу с Сюзанной. Она мне вчера сказала про этот альбом, что есть, своего рода, зависть авторского владения. Это когда слушаешь творчество другого человека и понимаешь, что там есть сильные песни, которые ты сам хотел бы написать. Работать вместе — это ужасно.








— Потап рассказывал, как его страшно бесило то, что в дуэте Настя Каменских его затмевала. Ему могли сказать: “Давай потише, мы хотим девочку послушать”.

— Такой жести на корпоратах у нас не было. Только однажды женщина какая-то выбежала на сцену и попыталась у меня микрофон отобрать. Не было негатива со стороны зрителей. Скорее дело в моей же неуверенности и непрофессионализме. Первый год гастролей они давали о себе знать. Сюзанна была абсолютным профессионалом, состоявшейся артисткой, а я даже петь не умею. Я же понимаю, что она — феномен. Она более яркая, лучше выступает, хотя в какой-то момент мы с ней уже более-менее поравнялись, наши выступления стали симбиозом. А поначалу это был дикий стресс для меня.



— Как тебе EP Сюзанны?

— Мне нравится все, что она делает. Мне нравится песня “Вопрос”, у нее исключительная лирика. Сложные образы, емко уложены. Понятно, что эти песни про меня — и меня они не лучшим образом характеризуют.



— Когда ты услышал ее строчки типа “Тем не менее я явление, ты проебал мое уважение”, не было желания попросить ее сгладить, переписать их?

— Если я проебал ее уважение, это же не изменит факт наличия этой фразы в песне. Если, на ее взгляд, это так, пускай это будет увековечено в песне.






— Ты не офигел, когда это услышал?

— Та нет (улыбается). Это прикольно. Клево, что она так говорит. Она — явление. Все правда. Понимаешь, она ведь тоже мое проебала в чем-то. Там нет фраз, которые стали для меня откровением. Фразы вроде этой — абсолютно бытовые для меня. После тех событий, что у нас происходили и определенных обвинений в мой адрес, подобные фразы в песнях это как мягкая игрушка. Безобидны.



— Ты можешь вспомнить, что ты делал на следующий день после того скандального московского концерта?

— Прикинь, мы поехали выступать в Ростов. Отыграв концерт, начался период, когда мы полностью прекратили общение. Он длился достаточно долго, потом мы опять стали общаться, потом опять не общались два месяца.



— Кто выбрал имя дочке?

— Сюзанна. Я понимал, что название ребенка будет экстравагантное и европейское. Она мне просто однажды утром сказала: “Мне приснилось, как ее зовут: Евангелина-София”. Я говорю: “Хорошо, здорово”.



— Ты присутствовал на родах?

— Присутствовал. В самой палате. Мы так захотели вместе. Такие решения мы принимаем на удивление легко. Пожениться, там, или ребенка завести. Это мы легко! (смеется)






— Каким ты вышел из палаты после?

— Когда там находишься, это как очень жесткие наркотики. ЛСД, не знаю. Я стоял рядом с ней, потом выходил, ходил по палате. Это было как сон, мы ведь ночь не спали перед этим, к утру приехали в больницу, и дальнейшие события наложились на это состояние.



— Каков сейчас статус ваших отношений?

— Ну какой, обычный. Мы общаемся. Нацелены на то, чтобы существо, которое мы произвели на свет, ни в чем не нуждалось, и было правильным образом воспитано. Хотелось бы, чтобы эта девочка была счастливой и росла в правильных условиях. Это 100%.

А наши отношения причудливым образом продолжают складываться. Зимой мы должны были окончательно разойтись. Но этого не случилось. Продолжилась какая-то история. Значит, ей суждено продолжаться.



— Как вы законнектились с Мразом, спевшим в песне “Москва”?

— Артем Shumno поспособствовал. Мы говорили, что надо делать фиты с новыми людьми.



— Тебе близко его творчество?

— Я не могу сказать, что мне близко чье-либо творчество. Мне в плане звучания больше нравились ранние песни Томаса. Но и на новом EP есть интересные ходы, заметно, что он развивается.



— Что для тебя Москва? Дом или хаос?

— Дом — там, где близкие. С Москвой связано многое: первая любовь, вторая любовь, первые работы. Я наблюдал ее преображение. На моих глазах строилась Москва-Сити.

Этот город связан с моим детством. С 56-й школой на Кутузовском проспекте. Когда районные рэперы типа Loc-Dog или ST стали популярными, их тут все слушали. Моя учеба в университете… Но сейчас я от него устал. Однажды, когда это случилось, я уехал из Москвы на полгода. Сейчас испытываю что-то подобное, хочу свалить на год.

Я бы поездил по Европе. Посмотрел бы, что происходит в Париже, Риме. Пожил бы полгода на Лазурном берегу, потому что море и прикольный вайб. Было бы круто погрузиться в разные города.