“Говорил родителям, что стану рок-звездой” — интервью с лидером группы Пошлая Молли
Пошлая Молли — украинская группа-метеор. Год назад о ней никто не слышал, а 14 февраля она собирает московский Главклуб на три тысячи зрителей.
Музыка Молли — это праздник непослушания, песни-боевики про порывы тинейджерства, дешевое бухло и секс на родительской кровати. Мамы в обмороке, дети в восторге.
Сейчас начало декабря, “Грустная девчонка с глазами как у собаки” еще не вышла и артист отказывается говорить о релизе. “Без спойлеров” — только и отмахивается он.
Гуляя по центру Киева, обсуждаем “OTD” Дорна (“крутой, Иван делает, что хочет”), жизнь на несколько городов (“сейчас — чаще в Киеве”) и неудачный эфир у Big Russian Boss (“я потерялся на том моменте, когда Игорь, с которым мы минуту назад стояли курили, превратился в Босса и заговорил баритоном”).
После интервью Кирилл поставит мне песню “Типичная вечеринка с бассейном”, звучащую будто похмелье после угара дебютника. “Боже мой! Почему я пью воду из бумажного стаканчика? Что со мной?” — поется в ней. Герой его песен продолжает творить херню, но совершенно точно начинает от нее уставать.
“Не боишься, что так рано стал известным?” — пробую заговорить об этом.
“А чего тут бояться! — отвечает 20-летний фронтмен Пошлой Молли. — Это ж супер!”
— Кирилл, почему ты украл псевдоним у Бледного из 25/17?
— У кого?!
— Группа 25/17. Большие люди русского рэпа, а с некоторых пор и рока.
— Отвечаю, я даже не знаю про нее. Кличку мне дали в 14 лет, когда я впервые покурил траву и словил, как это называют, бледного. Меня тошнило, побелел сильно.
Это случилось в Змиеве, моем родном городке под Харьковом. Из достопримечательностей там — памятник Ленину — его уже снесли, правда, — супермаркет АТБ, парк, кабак и гостишка. Почти что село. Но там круто, все друг друга знают. Теплота есть, свобода. Я и сейчас там регулярно бываю.
— Правда, что ты в 2007 году читал рэп?
— Решил стать рэпером, да. С типом на серьезе писали демки в микрофон от наушников типа: “Опустись, попустить, вниз катись, знай свое место на земле”. Песня про криминал была. О том, какой я офигенный стритрейсер и всех обгоняю. Типичный детский рэп. Мне было лет 13. Помню, как ждали, чтоб у нас голоса ломаться начали. Думали: “Вот исполнится 14, тогда и запишем это дерьмо”. А потом я услышал группу Mindless Self Indulgence — и понял, что хочу играть рок. Сразу стал учиться игре на гитаре и захотел собрать группу.
— Как это — за считанные месяцы пройти путь от ноунейма до тысячных залов?
— Первое время я думал, что свалившееся внимание — это кратковременная штука. Максимум месяца на 2. Люди подпевали моим песням и танцевали на концертах, но я не верил. Поехав в тур по России, постоянно недоумевал, почему все происходит.
Это непривычно, но я бы не сказал, что моя жизнь существенно изменилась. Разве что у меня ощущение, будто я во сне нахожусь. Ко всем знакомствам и событиям отношусь с максимальным безразличием. Ничего не удивляет и не радует особо. Не знаю, почему так. Может, у меня сложный период в жизни.
Я раньше думал, что если хочешь собирать тысячные залы, в себя надо инвестировать огромные бабки или иметь знакомства. Так и смотрел поначалу на всех известных артистов.
— Сейчас ты легко впускаешь новых людей в свой круг общения?
— Присаживаюсь, конечно, на паранойю. Порой кажется, что многие в моем окружении лицемерят. Это естественно. Я уже выстроил защитный блок против такого. Никого не подпускаю близко. Общаюсь — и общаюсь. Никому ничего не обещаю. Знаю, что в любой момент могу сказать: “Чувак, пока” — и я буду прав.
У меня есть три лучших друга, которые наблюдали со мной успех Пошлой Молли. За последний год единственное, что изменилось между нами, — это количество времени, которое с ними провожу. Иногда, если концерты проходят в Украине, вожу их с собой. Но они студенты, не всегда могут сорваться. Одно время им казалось, что я с ними перестал общаться. Просто количество разной кубатуры у меня возросло.
— Когда ты стал записывать рок?
— 5 лет назад. “Любимая песня твоей сестры”, на которую вышел клип, была написана за 2 года до релиза пластинки. “Ханнамонтана” — за год.
Все песни на альбоме — это моя музыка. Я ее писал сам во Fruity Loops, без группы. У меня не было бенда, пока я не поехал с концертами. Какое-то время играл с чуваками, понимая, что их придется менять. Только недавно нашел состав, который решил оставить.
— Эти люди — сессионщики или они участвуют в написании музыки?
— Они и не первые, и не вторые. Я как писал всю музыку, так и продолжаю. Так удобнее. Но сейчас группа — это люди, способные предоставить мнение со стороны или выполнить организационную задачу. Плюс мы реально подружились и взаимодействуем как сплоченная команда.
— Когда появились деньги, какой была твоя первая большая покупка?
— Купил iPhone 5S (смеется). Серьезно! Думал: “Ого, купил сам себе такой аппарат! И не в кредит!” А так, заработанные деньги я пытаюсь вкладывать в творчество.
— Регулярно слышу, как стремительный успех Пошлой Молли оправдывают тем, что группа — якобы продюсерский проект. Прокомментируешь?
— Постоянно слышу! Та-а-ак бесит. Ну какой продюсер? Ты же сам нашел наше музло за неделю до выхода первого альбома и предложил поставить на The Flow. Продюсерские проекты, думаю, работают по-другому.
Представь: вот ты сделал почти невозможное, крутую вещь. И ни с того, ни с сего твои заслуги начинают приписывать другому.
— Кому?
— Многие считают, что наш концертный директор выполняет еще и продюсерские функции. Это не так. Юрий Федоров является продюсером поп-группы Агонь, но не нашей.
Как мы с ним встретились: у нас был забит первый тур. Накануне его начала мы ссоримся с нашим первым менеджером. Он сливается, просто оставляя весь тур на нас. Не знали, что делать. У нас ни билетов, ни контактов, ничего. Срочно понадобился концертный директор, который бы распетлял эту ситуацию в кратчайшие сроки.
Мой друг Женя Мильковский из группы Нервы посоветовал Федорова, они познакомились, работая на лейбл Kruzheva. Встретились с Федоровым и поняли: человек с опытом. Он нам довольно неплохо разрулил всю ситуацию. Федоров, кстати, — это первый чел, объяснивший, что для концертов нужен технический и бытовой райдеры, что мы имеем право на хорошую гостиницу и гримерку. Мы даже о таком не знали! Вот с какими “профессионалами” приходилось общаться. Федоров, конечно, хотел и с нами контракт подписать продюсерский, но я отказался. У нас он занимается контактами с прессой и концертами: поднимает трубку, называет цены.
— Почему отказались?
— Мы лучше понимаем свою аудиторию. Ну и нам вообще не нужен продюсер — все само собой идет. Это и было причиной, почему я решил дать это интервью, хоть этого и не практикую, — разоблачить вот эти теории про продюсера.
— Он обалдел, когда вы приостановили тур в самом разгаре?
— Немного … [был шокирован], да. Но он с пониманием и спокойствием это воспринял. Обзвонил все города, перенес и договорился, чтобы нас не штрафанули.
— Почему ты сделал это?
— Потому что альбом, который я написал к этому туру, звучал как полное дерьмо. Это была незаконченная музыка. Понял, что надо все доделать. Из-за плотного графика оставалось мало времени на творчество. Надо было стараться.
— Боишься того, как публика встретит второй альбом?
— Если честно, мне вообще … [все равно].
— Было бы пофиг, ты бы выпустил его в том виде, в котором забраковал.
— Я это сделал не из-за страха, что его народ не примет. Я понимал, что из-за поднявшегося хайпа народ готов схавать любое дерьмо от меня. Но сам для себя я понял, что эта музыка мне не подходит. По сути, я ее всегда делаю для себя. Меня предупреждали, что синдром второго альбома — это страшно. Но я этого не чувствую.
— Каким он будет?
— Более взрослым. Во-первых, это касается звучания и аранжировки, все более продуманное. Во-вторых, тексты больше не пишутся с целью шокировать слушателя. Они лишены нелепых детских понтов. Нет мата. Ни слова не будет о наркотиках. … [Достала] эта … [ерунда]. Я на первом альбоме говорил много о веществах, чисто чтоб обстебать тему. Взять песню “Ханнамонтана”, где я пою, как упоролся клеем и теперь стал самым крутым среди малолеток. Бред же! Я это обстебал — а никто не понял. Меня приняли за торчка. Сейчас эта тема меня не привлекает. Когда я писал первый альбом, мне было 17-18 лет, и это выглядело прикольным. Если что, я только траву курю.
— Оглядываясь на первый альбом, что бы ты в нем изменил? Разумеется, кроме удаления союза “как” из названия. Правильно: “8 способов бросить дрочить”.
— (длинная пауза) Кстати! … [Черт]! … [Капец]! А я ведь говорил. Меня переубедили, что правильно — через “как”. Вот это да.
Изменил бы обложку, она безвкусная. Да и песни эти сейчас уже бесят. Прошло время, у меня поменялся немного взгляд на музыку, но, объективно говоря, эти песни — хорошие. Я бы допилил текст в ряде треков. Когда пою определенные вещи с такой интонацией, будто то, о чем пою, — это круто, сам себе кажусь нелепым. Я вижу себя в этих песнях тупой малолеткой.
— Как пришла идея песни “Нон-стоп”?
— Я — фанат №1 оригинала группы Reflex. И песня гениальная. Сколько лет прошло — а она до сих пор нравится людям. Когда я был малым, она часто у папы в машине по радио играла. Я давно хотел сделать какой-то кавер и выбрал ее. Но это не кавер, а ремикс — у меня полностью изменена аранжировка и куплеты. 
Расстраивает тот факт, что “Нон-стоп” стал одной из наших самых популярных песен. Я-то думал, она просто станет прикольным бонус-треком. Выходит, что я пою не совсем свою песню. Странное чувство. Мы еще исполняем песню Алексина “Малолетние шалавы” и “Мы — Ранетки”. Чисто чтоб продлить время концерта. Мало песен, нужно выкручиваться.
— Высшего образования у тебя нет, верно?
— Родители мой отказ от “вышки” восприняли херово. Я, типа, учился на заочном в техникуме. “Типа” — потому что только деньги туда возил. Я всегда говорил родителям, что выпущу альбом и стану рок-звездой. Правда, так и было! Искренне верил: если с музыкой не выстрелю, то жить мне нет смысла. Не видел себя ни в чем.
— От чего ты больше всего кайфуешь?
— У тебя бывало такое, когда слушаешь музыку и думаешь: “Клево, но я сделал бы круче”? Создаешь словно идеальную музыку для себя, используя самые прикольные штуки, которые нравятся. Еще мне в кайф, что через музыку я могу красиво сказать о чем-то таком, чего бы в жизни никогда не раскрыл. И сделать это завуалированно, иначе музыка потеряет магию.
— Перед интервью посмотрел викторину на “Афише” с тобой. Как, делая поп-панк, можно не знать, как произносится название группы Ramones?
— Вот меня такое бесит! Почему я обязан знать все панк-группы? Я вообще не слушал панк никогда. Я класть хотел на все эти группы старые. Это … [фигня] для … [любителей орального секса]. Все, что я из поп-панка слушал, — это Sum 41 и My Chemical Romance.
— Трахать фанаток — плюсы и минусы.
— Касательно наших фанаток, минус один: далеко не все из них достигли возраста, когда можно переходить к близкому общению (смеется).
— Ок. Вот другая тема: вашими концертами интересовалась ФСБ.
— Было интересно, да! На протяжение восьми, что ли, концертов в гримерку приходил человек, представлявшийся сотрудником ФСБ, и что-то у нас спрашивал. Они просто приезжали, видели, что ничего страшного в клубе не происходит, и уезжали.
— Почему их заинтересовала Пошлая Молли?
— Может, из-за текстов. Может, потому что мы из Украины. Не знаю.
— Сколько ты концертов дал в этом году?
— Тридцать где-то.
— Я думал, уже под сотню.
— Знаешь, может, и так. Не считал. Вот сейчас прикинул: концертов пятьдесят точно.
— Худший помнишь?
— Концерт в Орле. У нас на тот момент не было гитариста, и я решил взять своего друга со Змиева. Гитарист-то он хороший, выучил все песни, но за день до выступления я узнал, что у него уже 2 месяца как сломана гитара, и он ее не починил. Организаторы нашли инструмент, но на нем стояли новые струны. А когда на гитаре новые струны, им нужно растянуться, и инструмент чаще расстраивается.
Вышли мы на сцену — ну и гитара расстроилась практически сразу. Он и песни все перепутал. Все диссонировало. От комбика отходил провод, и весь концерт его какой-то чувак, работающий на площадке, держал. А он явно из старой панк-тусовки. Патлатый такой, одной рукой провод держит, второй — бокал пива. Мне было настолько стыдно, что я пообещал дать еще один концерт бесплатно — и я его сделаю.
— Артистам нужно постоянно выпускать что-то новое, быть на виду. Ты же после “8 способов” ни песенки не выдал.
— Не могу себе позволить выпускать сейчас синглы. Потому что выйдет первый, второй, третий — а потом что? Фанаты получат вместо альбома полторы новые песни? Я же не продуктивный. Пишу только на вдохновении.
— Что в тебе его разжигало в последний раз?
— Поездка с моими музыкантами в Одессу. Курили, общались, пили вино. Обсуждали темы, которых никогда не касались. Команда сплотилась, лучше узнали друг друга. Мы были такими кочевниками, отправившимися в путешествие. Ехали в фургоне, часами смотрели в окно и слушали новую музыку. У меня было много времени, чтоб обдумать все. Это вдохновило. В тот момент я понял, как я должен писать. С тех пор вдохновение приходит чуть ли не еженедельно.
Меня вдохновляет когда я захожу к себе на страницу и вижу комментарии людей, ожидающих мою музыку. Я смотрю на это, и кажется, будто у меня есть какая-то миссия. Фигню сморозил, да? Жизнь! Вот что меня вдохновляет. И телки. Я новый альбом посвящу телке.
— Какой?
— Этот, который выйдет.
— Не, я про барышню.
— Не скажу. Тайна.
