Петару Мартичу никогда не будет скучно. Большое интервью

Сегодня Петар Мартич — в первую очередь фронтмен группы Пасош. Также вы можете знать его по песням Прыгай киски, абсурдной музыки на стыке трэш-попа и рэпа, и группы Озёра — совместного проекта с Лизой Громовой, в рамках которого они делали обаятельную камерную поп-музыку. Сейчас к резюме Пети добавился и шансон: вместе со своей девушкой Аней Зосимовой они без капли иронии записывают шансон-альбом с Женей Горбуновым — важным музыкантом Москвы десятых, участником групп Интурист и ГШ.

В конце сентября у группы Пасош стартует большой тур — города и даты.


Несколько хайлайтов нашего разговора:

— Ему казалось, что "Бессрочный отпуск" группы Пасош затянется навсегда.

— "Люди по сей день думают, что мы купаемся в деньгах. После нашего камбэка всем кажется, что у каждого нашего шага есть коммерческая подоплёка". Он объясняет, почему это не так.

— Ему страшно представить, как люди видят творчество Прыгай киски — потому что он не записывал 2/3 песен, залитых в ВК под этим именем.

— Первая песня Мартича и Зосимовой звучит на радио "Милицейская волна". Они хотели попасть и на "Шансон FM", но ротация там стоит 200 тысяч рублей.

— Трек на 17 Независимый баттл его уговорили сделать Аня и Oxxxymiron.



***

Туровые будни

— У вас сейчас начинается тур. Как он выглядит?

— Будет две части тура. Сейчас летим в Якутск, отыграем его и пару городов рядом, потом обратно в Москву. Поедем точечно выступить в Лондоне, а дальше уже в традиционный автомобильный тур на месяц по Восточной Европе.


— В каком составе вы ездите на вэне?

— Мы втроём, плюс водитель, тур-менеджер и звукорежиссер.


— Почему вы до сих пор ездите на машине?

— На самом деле это единственный возможный вариант. Во-первых, это в разы дешевле. Во-вторых, мы везём свой стафф: инструменты, много мерча. Перевозить это каким-то иным способом — полное безумие. Ну и это настоящее приключение. Мы с самого начала мечтали именно о такой туровой жизни.


— Устаёшь от такого ритма?

— Помнишь фильм “Ярость”? Там много внимания акцентировалось на том, что они большую часть фильма проводят в танке — железной коробке. И у нас то же самое: проводишь в дороге от 5 до 10 часов. Возникает эмоциональная клаустрофобия. Но если вы проходите такую проверку, это сильно сближает.

Надо войти в туровой ритм: просыпаешься, быстро завтракаешь, едешь на машине, обед, саундчек, концерт, потом выпиваем и общаемся с ребятами в городе. И так каждый день, появляется военная дисциплина. Всё по расписанию, если ты не ушёл в запой в каком-то городе.


— Когда был последний запой?

— Зачастую в турах мы пьём каждый день. Поначалу это весело: путешествуем, колесим по необъятной. Но городу к 15-му ты выматываешься эмоционально. Не всегда есть настроение играть или с кем-то общаться. Но люди же пришли за тобой весёлым и харизматичным, чтобы ты шутил, двигался, пел. Иногда приходится себя разогреть.


— Чем вы занимаетесь в городах? В Минске ты искал массаж, это же не совсем панк-история.

— К сожалению, мы проезжаем такое количество городов, что только в 10% из них получается что-то действительно посмотреть и прогуляться. В этом туре мы осознанно закладываем туда выходные. Это всегда минус финансово, но хочется погулять в Берлине, ещё где-то.

А массаж — это традиция, которую завели мы с Гришей. Когда столько времени сидишь в машине, спина даёт о себе знать.


— Можешь вспомнить момент в последнем туре, когда чётко понял: 10 часов в дороге стоят того?

— Это происходит после каждого концерта. Смотри, иногда мы ездим в города, где точно знаем, что уйдём в минус. Но оттуда часто пишут люди и нам важно, чтобы они имели возможность нас услышать. Сейчас мы можем позволить себе сыграть в минус — и делаем это.

Также бывают технические неполадки. В большинстве городов России клубы в принципе непригодны для нормальной работы. И бывает, ты выходишь на сцену с мыслью: “Нафиг мне это нужно, больше сюда не приеду, надо играть Москву и Питер, жить спокойно”. Но стоит доиграть концерт, где бы то ни было, и ты понимаешь — это рационально необъяснимая магия, и она того стоит.


— Европейские концерты — вас позвали или это ваша личная инициатива?

— Наша. Люди периодически писали оттуда, но серьёзных предложений не было. Подумали, что давно хотели попробовать и надо бы сделать. Не знаю, что там будет.





***

Бессрочный отпуск мог растянуться навсегда

— Бессрочный отпуск группы Пасош. Почему он в итоге продлился всего несколько месяцев?

— Изначально мы просто хотели сократить концертную деятельность. Потому что всё время выступали и у нас не получалось делать что-то новое. Сделали короткий тур, который прошёл очень сумбурно: лишились менеджера, переругались между собой. Решили, что нам нужен перерыв. Потом этого оказалось недостаточно.


— Но перерыв и “бессрочный отпуск” — разные вещи.

— Могу сказать честно: у меня было чувство, что дальше ничего не будет. Я не понимал, куда двигаться дальше и зачем это вообще делать.

Сделали заявление, съездили отдохнуть и физически, и друг от друга. А потом собрались поиграть вместе и за месяц написали этот альбом. Он получился очень злободневным, про то, что происходило в это время. Помимо группы у меня и в личной жизни наслаивались проблемы. Этот альбом — крик о помощи и безвыходности. Ты меня видел за день до выхода альбома, когда я весил 60 килограмм и не мог ничего есть, был в ужасном состоянии.

Весь “отпуск” мы работали, это была противоположность нормальному отпуску.


— В вашем заявлении сквозила боязнь свалиться в мейнстрим. Почему это плохо?

— А что ты называешь “мейнстримом”? Понятия настолько стёрлись сейчас. Мы просто боялись, что становимся героями, которыми не хотели быть.


— Каким героем ты хочешь быть?

— Максимально достоверно и честно транслировать картинку того, что с тобой происходит. Хочется задавать вопросы и вступать в полемику с самим собой и окружающими. Нужна динамика. А мы топтались на месте, всё превратилось в рутину. У нас пропал общий язык с аудиторией, её стало слишком много. Музыка должна быть диалогом, а у нас получался монолог.


— Сейчас это изменилось?

— Я стал проще ко всему относиться. Тогда мы вступили в новую для нас игру с большой аудиторией и концертами. Отовсюду пёр соревновательный дух: солдауты, рекорды, лайки, репосты, предложения. Всё слоилось друг на друга. А мы напомнили друг другу, что для нас ценнее всего и немного расслабились.





***

“Пасош — это трагикомедия”

— Почему из всех твоих проектов выжила именно группа Пасош?

— Потому что это самый искренний и естественный проект. Пасош — это трагикомедия. То, чем живём мы и люди вокруг нас. Это и смешно, и грустно, и тепло, и иронично. Местами по-злому, местами по-доброму.


— Какие отношения в группе сейчас?

— Отличные, мы давно так хорошо не ладили. Это положительно сказывается и на концертах. Сейчас готовим новую программу, которая будет сильно отличаться от того, что мы делали раньше. Нам необходимо меняться — хотим поэкспериментировать с презенсом (присутствием на сцене, — прим. The Flow) и звуком. А это невозможно без единогласия.


— Вы с Кириллом знакомы с детства, а Гриша появился уже на моменте создания группы. Из-за этого не возникает дисбаланс?

— Сначала у нас была другая динамика. Мы с Кириллом были творческими моторами происходящего, а Гриша меньше участвовал принятии решений.


— В нашем интервью он называл себя “говорящей драм-машиной”.

— Гриша любил иронизировать на эту тему. Уверен, в глубине души ему было непросто: два чувака, которые знают друг друга сто лет, а тут ты — новенький, младше на несколько лет. Всё не сразу стало равноправным, это правда. Сейчас каждый берёт на себя инициативу, когда это нужно. В разных аспектах разный человек выступает лидером. Дел по группе очень много, а рук все еще катастрофически мало. Ругаться и перетягивать на себя одеяло мы себе просто не можем позволить.


— Финансово всё делится поровну?

— Да.


— А зачем вам тогда сторонние работы? Гриша ездит звукарём с GONE.Fludd, при этом собирая полный “ГлавClub”.

— Туры бывают два раза в год. А между ними тебе нужно как-то себя занять. К тому же доход останавливается, а расходы то продолжаются. Я помимо группы Пасош много диджею, у меня всегда было много сайд-проектов. Гриша звукачит, сводит материал, иногда выступает с другими командами, пробует что-то новое. Кирилл исследует возможности своей печени.





***

Наивная лёгкость Озёр

— Ты одинаково относишься ко всем своим проектам?

— Я ко всем отношусь по-разному, потому что они возникали из разных эмоций.


— Из какой эмоции появилась группа Озёра?

— Желание делать что-то камерное, интимное и понятное. Когда в первый раз услышал голос Лизы Громовой, влюбился в него. Понял, что хочу попробовать сделать что-то с этой девочкой.


— Вы правда познакомились на вписке?

— Да, мы были у друзей Сони — жены Кирилла. Лиза играла на пианино, я услышал в её голосе что-то очень тёплое и по-детски светлое. Хотелось, чтобы этот голос остался на первом плане, чтобы музыка не перетягивала на себя одеяло. Озёра — самое наивное, что я делал. Не в том плане, что это легко давалось, просто всё шло само собой. Не было никаких подводных камней и преград. Один из самых приятных творческих коннектов.





— Почему он тогда закончился?

— У нас появились разные цели. Лизе, как и любому молодому музыканту, хотелось фидбека и активности: давать больше концертов, ходить на интервью, фоток с фанатами — это совершенно нормально. Но это противоречило тому, как я видел проект. Плюс, у меня не было возможности на 100% им заниматься. Мы думали про какой-то полноценный альбом, но я постоянно был в туре и всё не совпало по времени. Уверен, ей это тоже досаждало.


— Как тебе сольное творчество Лизы?

— Хорошие песни, упакованные не самым подходящим для неё образом. Она по-прежнему великолепный лирицист, развила свой слог и владение языком. Лиза гораздо лучше использует голос, чем когда мы работали вместе. Но образ, который она сейчас создала вместе со своей командой, — это неподходящая оболочка.


***

Прыгай киска, финансы, мифы про “Вечерний Ургант”

— Не смущает, что тебя до сих пор преследует Прыгай киска?

— На самом деле такого уже нет. Когда мы только начинали играть с Пасош, первые год-полтора на концертах кричали: “Прыгай киска”. Это было ужасное эмоциональное давление. С одной стороны, это часть тебя, и приятно что она находит столько отклика у людей. А с другой, это мешает и даже противоречит твоему нынешнему творчеству.

На днях ко мне подошла сфоткаться девочка. И её подруга спрашивает: “Кто это?” — “Это же Прыгай киска!” — “А, да? Я слушала тебя в пятом классе. А ты больше не занимаешься музыкой?”


— Тебя когда-нибудь удивляли деньги, которые падали со стриминга Прыгай киски?

— Я вообще не зарабатываю большие деньги на стриминге: ни с Пасош, ни с Озёр, ни с Прыгай киски. Как правило, это деньги, покрывающие моментальные нужды группы. Люди по сей день думают, что мы купаемся в деньгах. После нашего камбэка всем кажется, что у каждого нашего шага есть коммерческая подоплёка.

Люди до сих пор думают, что артистам платят за выступление на “Урганте”. Если ты думаешь, что шесть талонов на 300 рублей в “Му-му” — это гонорар, то окей.


— Про клип “Испуганный ёж” писали, что это якобы реклама ВТБ.

— Многие слепо в этом уверены, да! А это просто сервис велопроката в Москве, которым все пользуются, потому что это очень удобно и почти бесплатно. Я сперва не понял, откуда столько хейта, это же просто символ московского лета-2019. Но у нас слушатели не только из Москвы. Смотрит чувак в Самаре, как я катаюсь на ВТБ-велике. И он не знает, что у меня велостоянка под домом.


— На чём вы зарабатываете сейчас?

— Главный источник дохода — концерты. И мерч. Нам с Кириллом ещё со школьных времён нравилась культура мерча. Нравилось рассматривать, что делают другие группы: футболки, кассеты, зины. И хотелось попробовать что-то своё. Со временем стали уделять этому больше времени и внимания. Прибыль появилась не сразу, это пришло со временем. Мы просто заморачивались больше других, и это работало.





***

Национализм в Москве начала десятых

— Во "Вписке" Рома Варнин рассказывал, как вы сделали социальный рэп на фоне московских митингов. Откуда такое желание?

— Сейчас это трудно понять, особенно не живущим в Москве людям, но в 2011 году конфликт русских националистов и кавказцев был повсюду. Тогда вообще творилась дичь: на каждой вечеринке было несколько драк. И если ты не поучаствуешь в одной, точно влезешь в другую. Часто они были завязаны на противостоянии русских и кавказцев. А у нас было много друзей из обоих лагерей. Мы занимались рукопашным боем, все ребята из секции были кавказцами: приличными, воспитанными, из религиозных семей.





— Ты сам сталкивался с национализмом?

— Нет. Я живу на Кутузовском проспекте, тут живет много чеченцев. Их было много и в школе, где я учился, со всеми легко находил общий язык. Ну и у меня появилась борода в 15 лет, может, это тоже сыграло свою роль.

Мы с Ромой какое-то время выступали на странных вечеринках. И один раз выступали в клубе, который сейчас называется “Город”. Была абсурдная ситуация: вообще весь персонал — афроамериканцы. Как-то получилось, что мы не на расовой почве стали драться с диджеями, а там подлетели и все остальные. Приехали три наряда ментов с калашами, всех на пол. И вот, стоят два бритых чувака в одинаковых толстовках Fred Perry, в нас тычут пальцами афроамериканцы. Нас отвезли в какой-то подвал. Но оказалось, что владельцы или крыша этого клуба — чеченцы. Благодаря клипу они нас узнали и отмазали от ментов.


— Вы с Ромой планировали совместный альбом. Идея ещё жива?

— Это тянется уже миллион лет. Мы сейчас реже видимся, графики взаимоисключающие. Но каждый раз заходит речь про что-то совместное. Но всё никак ничего не родится. Жаль, потому что у нас большой совместный потенциал. Хотя мы за эту жизнь и так уже записали столько песен.





— Ты знаешь, что многие до сих пор думают, что в песне “Райан Гослинг” один исполнитель, а не вы с Ромой?

— После того, как выложил трек на баттл, впервые за пару лет забил в поиск “Прыгай киска”. И там 70% чужих песен. Мне вообще страшно представить, как люди видят себе творчество Прыгай киски.


***

Шансон — это всерьёз

— Как тебе популярная русская музыка?

— Я не особо слежу за всей этой волной танцевального хип-хопа и поп-музыки. Рома правильно сказал, что мы всё это делали классе в 10-м. Для меня это потеряло блеск. Главное открытие последних дней — африканская группа Kokoko!, видел их на Moscow Music Week. Чёрные чуваки играют на инструментах, собранных из мусора, при этом там есть белый чувак, у которого нормальный синтезатор. Не знаю, как это воспринимать. Я пришёл туда с температурой 38,5, мне сорвало башню — и домой вернулся здоровым.

На “Боли” понравились Black Midi, конечно же, Cloud Nothings. Из русскоязычного могу выделить Союз, Поехали, Интуриста. Из последнего зашел новый альбом СБПЧ и Масло черного тмина. В последнее время слушаю много африканского фанка, который ставлю на сетах, эфиопского джаза, в частности Мулату Астатке, на которого меня подсадил Леша из Союза. Ну и много шансона, конечно.


— Давай тогда про шансон. Почему именно этот жанр?

— А почему нет? Все мои проекты — это всегда кардинальная смена жанра и стиля. Когда мы из Прыгай киски ушли в Пасош, мы далеко не сразу получили признание внутри субкультуры. Мне нравится себя челленджить и исследовать что-то новое. Иначе можно загнуться и начать делать одно и то же, а это конец всему.

Ну, а для Ани петь шансон — мечта детства. Это музыка, которая окружала ее еще с детства, которую она чувствует на генетическом уровне.





— Как вы познакомились?

— В интернете. Решили встретиться выпить вина. Я тогда был между турами, на один день приехал в Москву. И так получилось, что мы остались ночевать у неё. Я говорил, что это очень плохая идея: “Если ты завтра в 8 утра меня, человека, которого видишь в первый раз, отведёшь на вокзал, чтобы я успел на концерт в Нижнем Новгороде, то окей”. И она в итоге проснулась с похмелья и посадила меня в такси. Потом какое-то время она жила в Киеве, мы переписывались. А осенью 2017-го переехала ко мне в Москву.


— Как тебе музыка ее проекта На Лицо?

— Мне это не сильно нравилось. Но когда узнал её поближе, лучше её понял. Я всегда считал, что у неё однозначно есть музыкальная харизма, слух и бешеная энергетика, но рэпчик — это не пик её потенциала.


— Когда шансон превратился в осознанную идею?

— Сперва мы нащупали почву вместе с Аней, а потом к нам присоединился Женя Горбунов. Он приехал как-то к нам в гости, мы неплохо напились, поставили друг другу своих фаворитов — и начали делать. Работаем так: мы с Аней пишем песню в её базовом варианте, скидываем Жене, он продумывает аранжировку и собирает сессионных музыкантов.


— Вы изначально делали это не по фану?

— Нет, сразу погрузились, стали копаться. Слушали музыку из советского кино: не совсем шансон, а советский поп. Слушали авторов-исполнителей: Розенбаума, Боярского, много Высоцкого. Серж Генсбур и Джейн Биркин — красивая шансон-пара, самый очевидный ориентир. Хотелось получить 3D-картинку, чтобы понять, как это делать качественно. Из всего этого что-то подчерпнули и добавили собственную историю.

Наши песни — это действительно наша жизнь. “Целого мира мало” — про наши постоянные поездки. Мы действительно ели финики в Тунисе, были влюблены в Париже, растрогались в Иерусалиме, действительно познакомились в Москве. “Я запрещаю тебе грустить” — это фраза, которую мне сказала Аня, когда я хандрил. И я подумал: какая золотая строчка.


— Кто больше всего впечатлил?

— Розенбаума надо слушать с головой. Он невероятный лирик. Помимо этого там и рифмовка, и фонетика очень серьезные, работа с языком. Эти штуки надо пропустить через себя, чтобы понять.





— Какие вы перед собой ставили цели, делая шансон в 2019 году?

— Не просто написать классные песни, а понять, что и как устроено. Например, многие люди из так называемой “элитной” московской тусовки подхватили это на уровне постиронии. А мы стремимся создать универсальный материал: и для молодых ироничных ребят, и для их родителей. Я верю, что искренняя музыка тронет любого. Если у тебя есть сердце, уже не важно, кто ты: 15-летний скейтер, 25-летний рэпер или 45-летний дядька.

Первый трек взяли на радио “Милицейская волна” после того, как он выиграл голосование у слушателей. Для нас это большая победа идентичности. Надеялись попасть и на “Радио Шансон”, но оказалось, что это сугубо коммерческая история: ротация трека стоит от 200 тысяч рублей. Было бы здорово попасть на какую-нибудь шансон-премию, чтобы окунуться в этот мир полностью.


***

Мир с самим собой

— Со стороны кажется, что ты стал намного умиротворённее. Как это сложилось?

— Во-первых, у меня появилась женщина, завтра годовщина будет. Это полностью перевернуло мой образ жизни: я не тусуюсь так, как раньше. Стал жить осознаннее и ценить вещи, на которые раньше не обращал внимания. Исключил из жизни жертвы ради тусовок. Три раза в неделю занимаюсь йогой. У меня были проблемы со здоровьем, из-за которых появилась дисциплина.


— Ты ходил к психотерапевту, что это за опыт?

— Да, решил попробовать. Правда, походил только пару месяцев. Это интересно. Не могу сказать, что жизнь перевернулась с ног на голову. Но никому не буду советовать: это решение каждый должен принять сам.


— Что человеку даёт йога?

— Если у тебя есть зажимы в теле или проблемы со спиной, например, это точно ваш вариант: там работают все группы мышц. Ты как будто отстраиваешь тело заново. И на нервном уровне это невероятно успокаивающий эффект.


— Лучшее лекарство от похмелья?

— Хороший сон, обильный завтрак и интимная близость с женщиной.


***

Сольник рано или поздно выйдет

— У тебя всё ещё нет сольного альбома. Он планируется?

— В том или ином виде я работаю над ним с 2012 года. Он променял десятки жанров и форм. В последний раз серьёзно работал над ним в 2017 году. Записал кучу демок, подписал много людей на фиты: Хаски, Бакея, многих других друзей. Но в итоге сломался ноутбук и всё пропало. Решил, что это знак и надо двигаться дальше. Сейчас я не работаю над альбомом, но точно к этому снова приду.


— А что там будет за музыка?

— Для начала я надеюсь, что он выйдет до 2025 года. И хочется остаться верным себе, чтобы он не был похож ни на что, что я делал до этого. Но для этого нужно действительно выделить на это время, которого у меня сейчас катастрофически нет.


***

Петар — не рэпер, уясните раз и навсегда

— Зачем ты сдал трек на 17 независимый?

— Я иногда фристайлю, а в последнее время по приколу начал отрывки вставлять в подписи инстаграм-постов. Это был угар, в который были вложены какие-то минуты, а все стали писать, что это круто. В итоге Аня уговорила, я записал один из этих набросков на диктофон за 10 минут на первый попавшийся бит и отправил, ничего не ожидая, а там понеслось.

Модераторы оказались давними слушателями Прыгай киски, повылезала куча людей в комментариях, кто-то давай поливать, кто-то хвалить. А главное, все на серьезных щщах. А когда Мирон вписался, там все вообще с катушек съехали. Изначально он-то и уговаривал меня побаттлить. А вообще сижу в хип-хопе на всех стульях: вчера с Мироном обсуждали баттл-рэп, а сейчас жду Диму Бамберга в гости, чтобы смотреть UFC. Но на самом деле их терки меня не касаются, я туда не лезу.


— Но на Versus ты так и не ходил.

— Я бы и не пошёл, только если в качестве социального эксперимента. Хочу, чтобы люди уяснили раз и навсегда: я не рэпер. Даже в описании моего трека к баттлу написали, что вот, он не только рэпер, но ещё играет в рок-группе. Блин, всё как минимум наоборот. Я играю в рок-группе и по приколу записал фристайл, это не моя основная деятельность. Офигел от того, как серьёзно все к этому подошли. Мне стали писать какие-то баттловые чуваки с респектами, битмейкеры: “Нужны биты?”

Но если вам нужны биты — пишите! У меня этого добра навалом. А к рэпу я не могу серьёзно подходить.

Я использую хип-хоп как форму. А рэп — это менталитет, образ жизни. Я не способен его прочувствовать. Речитативная форма изложения присуща многим. Например, у того же Дорна она проскакивает, но ты же не назовешь его рэпером.





Сейчас у меня на подходе пара рэп-фитов с моими корешами: группами Суперкарате и Працтал Фрактал. Вышли треки с Поехали и Союзом. Вот в таком формате хип-хоп мне близок. И всякий олдскул. 555тракс — крутые чуваки из Москвы, делающие чилловый олдскульный рэпчик на похуях. А хип-хоп с серьёзным отношением к себе я не могу переваривать.


— Рэп, рок, поп, шансон. Что дальше будет?

— Хочу попробовать себя в академической музыке. Я же изначально играл на аккордеоне и фортепиано. Когда учился в Англии, постоянно что-то сочинял, но по моему идиотизму всё это затерялось. Когда-нибудь обязательно к этому вернусь. Но, думаю, не в ближайшее время.