Как фотографировать Miyagi & Andy Panda, Хаски и Хабиба, не считая себя фотографом

Игорь Клепнев снимал Познера и Oxxxymiron, Хабиба и Lil Pump, делал обложки для Miyagi & Andy Panda, Shortparis и Pharaoh — но не считает себя фотографом. Снимал клипы Хаски и Масла Черного Тмина — но не считает себя клипмейкером. "Первична всегда идея, а способы ее выражения и техника — вторичны", — говорит он.

Он родился во Владикавказе — городе, поставленном на рэп-карту дуэтом Miyagi & Andy Panda, с которыми он познакомился во время учебы в медакадемии. Он снял первый клип Miyagi, хотя и признается, что ничего особенного в песнях Азамата тогда не разглядел.

"Азамат постоянно фонился, потому что я об этом ему честно говорил", — смеется Клепнев. В последующие годы он снимет обложки ко всем частям "Hajime", цикла альбомов, сделавшего авторов "I Got Love" знаменитыми. Последний пример их сотрудничества — клип "Brooklyn". Человек, к рэпу равнодушный, такое снять не смог бы.

Мы поговорили с ним о 10 проектах — это и клипы отечественных звезд, и обложки альбомов, и фотосеты спортсменов, история создания которых порой не менее интересна, чем сам продукт.

С английского это слово переводится как "железо", а на осетинском означает "осетин". Мне хотелось показать Кавказ как территорию, на которой мужественность, понятия и принципы сохранились. Я ездил в отдаленные деревни, стучался в дома и снимал горцев, старейшин. Эти мужчины, пусть им и 90 лет, не старые. Сила их духа видна в их глазах до сих пор.

Одна из историй меня прямо переключила. Ее рассказал самый фактурный из горцев, которых я снимал. В молодости он был влюблен в девушку. И ее украли. А в этих землях такой прикол: воруешь, женишься — и все. И этот человек так переживал это, что решил уйти в горы.

Он прожил затворником 60 лет. В селении, где было два или три дома. Он занимался скотом, углублялся в традиции и сказания. Культурную область горского быта. Вплотную к дому, в котором он жил, находился хлев со скотом. Он был так расположен, чтобы в доме было тепло. Дом же без отопления, его строили еще полвека назад. И этот мужчина начал слепнуть, потому что выделения от навоза скота разъедают глаза.

Был человек, который лавины сносил много лет на перевале. У каждого своя история.

MIYAGI & ANDY PANDA, КЛИП "HAJIME"

2016 год, видео "Hajime", снятое на пятый айфон с наложенным VHS-фильтром. Снимали спонтанно, возвращаясь со съемок для обложек обеих частей одноименного альбома и концертных афиш. Бюджет — ноль. Просмотров — 15 миллионов.

Первым рэп-моментом, который меня задел, был трек "Drop It Like It’s Hot". 2004 год, мне 15 лет. Слушал его ежедневно больше полугода. Это меня затянуло к Фарреллу. Тогда я стал интересоваться японской культурой, стал главным Bape-дилером во Владикавказе.

Я слушал Erykah Badu, A Tribe Called Quest, Q-Tip, J Dilla. Уже тогда отличал коммерческую ерунду и то, что двигает культуру вперед.

Я понял, что русский рэп — это дешевый косплей, когда в 2019 году попал в Лос-Анджелес. Ладо [Кватания] взял меня фотографом на съемки клипа Манижи. Когда я приземлился и включил в ушах "Recipe" Кендрика и Дре, у меня мурашки майку чуть не разорвали: "Я что, жил в галлюцинации все эти годы? Вот откуда это все. Вот вся суть".

При этом у нас есть ребята, которые могут делать по-своему. У них хватает яиц воспринимать эту форму и наполнять своими решениями.





Адиль хотел две похожие по композиции, но разные по цвету фотографии. Один кадр сделали в студии, второй у него дома. На первой фотке — набранная массовка. На второй — все свои. Контраст между жизнью, которая была у него в Павлодаре, и тем, что в Москве. С декорациями то же: в Москве вокруг вьются шлюхи и фанаты, а дома — кенты с водником.

По композиции это смотрится как "Тайная вечеря". Это его пожелание.





Когда я услышал Lil Pump, моим первым впечатлением было: "Это ерунда". Но когда я пришел на его концерт, сказал: "Это отлично".

У него есть одна фишка — и ее максимально качнули, направив на правильную аудиторию. Дисторшн и кач, тупая энергия, от которой хочется прыгать. Когда на концерте заиграл "Boss", с меня из-за волны баса чуть трусы не слетели. Когда этот тип выпрыгивает на сцену, и жопы просто взлетают под такой сумасшедший звук, все воспринимается иначе.

Когда я услышал Pop Smoke, я подумал: "Это ******* (отлично)". Реально жалко типа, давно не было звука с такими яйцами. Но если взять кого-то из сегодняшних новых героев, например, Lil Baby, я не понимаю. Кто он такой вообще? Он ничего нового в жанр не привносит. Но при этом поднимает бешеные цифры.

Элемент бизнеса зажевал и размыл суть культуры. Нас стало больше, но люди перестали отличать говно от золота.





Хабиб — разрушитель стереотипов. Он дагестанец, говорящий на английском, который может и тебя разломать, и всех, кого ты знаешь.

Он четкий, дисциплинированный человек. Нашу команду представили ему, мы пили чай, я показал Хабибу пару фоток Мухаммеда Али. И этого было достаточно.

Он крутой тип, очень вдохновил. В частности тем, откуда он, и к чему смог прийти. Он из скромного высокогорного села в 5 часах езды от Махачкалы, где даже телефон не ловит. Это реально очень далеко. Туда сложно попасть по серпантинам, но это дикий опыт.

По селу он передвигается свободно, как по своему двору. Там он у себя дома, там братья, дядя, все знакомые, с которыми он рос. Ничего не поменялось, просто он стал чемпионом мира. И все.









Двери открываются — это его двор. Дороги, по которым он ходит — места, по которым он ходил в школу. На этом футбольном поле в детстве он играл. Кадр с буханками хлеба на лице — прямая отсылка на старое фото Димы, которое есть у него Вконтакте. Он там мелкий и ровно так же во рту держит буханку.

Улан-Удэ — обычный тяжелый город, ничем не отличающийся от любого другого региона. Там много бетона, но в "Поэме" он выглядит как деревенька. Это район, застроенный сразу после войны, который никто не развивал. Задумывался как временное жилье, но стоит до сих пор. Дима реально с этого района.

Сцена, где Дима лежит, обмотанный веревкой, это оммаж японскому фотографу Эйко Хосоэ. "Наказание розгами", работа, принесшая ему известность. Где граница между оммажем и прямым плагиатом: оммаж — это когда сцена или кадр не являются ключевыми в моей форме.

Я не кинозадрот, поэтому, когда увидел на ютубе покадровое сравнение "Поэмы о Родине" с фильмами Тарковского, то удивился. Я Ладо звоню, говорю: "Что это вообще?" А он: "Ну, где Тарковский, а где ты. Ты просто Россию снимал — и все. Работал с тем же материалом, каким располагал он".





"Триптих о человечине", к которому я снимал обложку, был дополнением к перфомансу Димы. Это большая конструкция, которую надо воспринимать в связке с фильмом "Люцифер". В нем четко раскладывается, что это достаточно дерзкий прикол, который мало кто может себе позволить.

Первый вопрос, который у меня был: "Ты же понимаешь, что все скажут, что ты ненормальный?" Он говорит: да. "Супер, — говорю. — Тогда делаем".

Мы рассуждали про бабочку, про куколку. Рождение — смерть — перерождение. Мы сделали слепок его лица, чтобы снять маску, эту "куколку", и остался Дима Хаски, переродившийся в кровавый новый тип.

Я это объединил центральной композицией натюрморта. По наполнению он тоже собран неслучайно. Он собран из мусора, грязи, бычков. Создается контраст красивой картины, но если приглядеться, — она создана из говна”.





Музыку Масла мне скинул Хаски. "Это, — говорит, — разнос". А я не выкупил, подумал, что похоже на Скрипа. Когда я его увидел, понял: это совершенно другое.

Сложно подобрать какие-то хештеги и характеристики. Меня впечатляет то, как Айдын чувствует музыку, степень его искренности как человека.

Я постараюсь сделать все, чтобы люди поняли, что он за тип. Он — чистая энергия. Он сам не осознает, что он делает. Когда я его впервые увидел, подумал: "Господи, ты же просто любой тип из Яндекс-еды". Я такое ценю. Потому что его подход — это про творчество, а не про себя в творчестве. Он находит это в себе, а не по сторонам.

Это мало кто смог рассмотреть в его альбоме. Это не соответствие чьим-то ожиданиям, не игры в известность. "Идите на***, вот почему". Ему все равно, кто что ждал. Это про музыку и искренние вещи.

Я сначала услышал весь релиз в битах, парочку он мне зачитал. Я сразу увидел для него несколько образов. Так возник ворон. Он говорит: "Мне он как раз снился". Думаю: вот оно!

Сразу нагуглил, где в Москве достать ворона. Его привезла какая-то старая женщина. Мы шли возле парка Горького. Я начинаю фоткать, что-то прикидываем-щупаем-обсуждаем. Он никогда не фоткался раньше, ничего не понимал. И это замечательно, ничего требовать не надо.

Когда эта женщина посадила ворона на голову Айдыну, ворон его ударил клювом и начал взлетать. У меня в руках был фотик, я в этот момент — чик-чик-чик-чик. И за пару месяцев до выхода альбома у него уже была готова обложка. Когда я услышал треки полностью, был в шоке. У нас есть какой-то коннект.







С точки зрения энергетики мы с Антохой на разных волнах находимся. Он правильный интеллигент. Не матерился, носит мелочь в пакетике, при этом он гениальный музыкант. Я увидел в его музыке душу того русского пацана, какой он есть. Странного, искреннего. Вдохновил меня очень сильно. Как и Токио.

У меня до сих пор нет вертака, но когда я ходил по магазинам в Токио, я начал покупать винил. Токио — место, где в радиусе километра есть все, что я люблю. Идеальная музыка, сумасшедший стиль, безупречное качество и отношение людей к труду и своему ремеслу на уровне долга, на уровне чести.





История с обложкой альбома Shortparis получилась очень неожиданной. Я снимал группу для журнала, и тут солист говорит: "Снимешь нам обложку для альбома?" Я такой: "Что? Когда?" "Сейчас". И выводит мне типа без кистей рук с флагом.

Представь: девять часов вечера, мы на Ленинских горках, в поле голый по пояс тип без рук машет красным флагом. А я даже не знаю, что там внутри альбома! Не понимаю, откуда двигаться.

На месте я не понял, что у меня получился тот кадр, который я искал. Композиционно обложка очень удачно сегментировалась: полфлага — поллица, полторса — и эти руки. Это законченная форма, которая во всех смыслах работает.





Тейпа я снимал для обложки Esquire, и он говорит: "Мне нужна обложка. Есть 20 минут. Снимешь?" Я думаю: "Какие вы классные все!" Говорит: "Я хочу сидя". Эта обложка установила свои рамки. Вот съемка журнала закончилась, артисту надо съебывать, быстро что-то делаем. Я это снимаю. Понимаю, что получилось скучновато, фото не вывозит. И я нашел газету со статьей про Ип Мана. Ничего случайного на обложке нет. Ип Ман — это учитель Брюса Ли. Я взял одну страницу, порвал. Дизайнеру сказал: "Давай идти по канону, найдем похожий шрифт на логотип газеты "Аргументы и факты". Собрали — и сработало.


Тейпу на съемке поджигали руки. Снимок-снимок — и тушат. Огонь настоящий, на площадке работал пиротехник. Ему надели многослойные перчатки, чтобы избежать ожогов.







Я хотел наполнить форму олдскульного хип-хоп-видео авторскими решениями, но из-за сложностей со съемками не вышло это сделать на желаемом уровне. Камера из-за холода не включалась по 5-6 часов. Мы на пленку снимали. А второй такой в Грузии не было.

Я увидел, что мы отсняли, когда уже материал получил. На последнем дубле камера и вовсе сломалась. Представь, на какой размытой эмоции я закончил проект.

Кадр с горящей бочкой, на которой парни жарят мясо — это столкновение образа из классического хип-хопа в виде этой бочки и шашлыка, строго кавказского элемента. Моей целью было сделать так, чтобы человек из любой точки мира, посмотрев клип, говорил: "Это что-то другое, но я понимаю, о чем это". Мне важен мировой, а не российский контекст.