"Ощущаю себя как начинающий": Брутто (Каспийский Груз) — про Окси, Пашу Техника и Жака Энтони. Гигаинтервью

Это вторая часть огромного интервью с Брутто.

Мы разделили текст на "сторону а" (читайте ее здесь) и "сторону б" — прямо как на альбоме Каспийского Груза, которому в этом году исполнилось 10 лет. Сейчас у группы в разгаре большой тур, приуроченный к юбилею этого релиза.

Что вас ждет во второй части интервью:
— строчка про член Жака Энтони — конечно, мы поговорили о ней
— рассказ про работу с Оксимироном (в списке иноагентов) — на коннекте с 2015-го
— рассказ про работу с Пашей Техником (виделись всего дважды, хотя у КГ с Техником один концертный директор)
— зачем он написал песню про заключенных, уехавших на фронт
— почему песни Брутто не могут уйти в народ
— кто из рэп-артистов лучше всего описывает жизнь в России после 2022 года

ФИТ С ОКСИМИРОНОМ ПОЛУЧИЛСЯ С ТРЕТЬЕЙ ПОПЫТКИ

— Как родилась ваша совместная песня с Оксимироном “Прекрасное далеко”?

— Он мне очень давно прислал демку. Я пробовал что-то на нее писать, но не получалось. Он еще, помню, говорил, что сроков нет. Я не спешил, а потом у меня случается вот эта поездка в Баку — мама, реанимация, похороны. Определенное количество времени я нахожусь в ужасной прострации.

Потом он видит, что я уже выступаю, езжу по городам. И Мирон мне пишет очень аккуратное сообщение: “Я вижу, что ты уже более-менее вышел в свет. Видел, что у тебя произошло. У меня не было столько наглости, чтобы тебя тревожить, но сейчас я понимаю, что могу тебе напомнить про наш трек”.





Я его переслушиваю, — и это не очень мой бит, — я говорю Мирону: “А ты все еще хочешь на эту тему меня позвать или, может быть, сделаем что-то такое прям новое? Где будет панч на панче, покажем скилл”. Он говорит: “Нет, мне прям очень нравится мой куплет-припев, то, что я здесь по-взрослому все это раскидываю, эта мелодичность. Я прям здесь тебя вижу”. Я говорю: “Ну ок, давай”.

Дальше я наваливаю туда прям в своем стиле, отправляю ему. Он мне говорит: “Я на распутье. С одной стороны, я чешусь, чтобы убрать оттуда свой вокальный куплет, и просто читкой навалить сюда кучу панчей. Вот это баттлрэперство, желание посоревноваться сразу включается. А с другой стороны, думаю, что нужно, наверное, оставить все так, как оно начиналось, и как мне изначально нравилось”.

Говорю: “Я тебя поддержу в любом случае, решай, как лучше. Можешь поменять, можешь оставить. Мне тяжеловат сам бит, но я с ним справился, а твоя часть мне как нравилась, так и нравится, все ок”.

Он еще некоторое время подумал, и потом пишет: “Оставляю все как есть, сейчас будем сводить”. Отметил какие-то мои строчки.


— Панч про “Что нам делать в Греции” — вышка.

— Надеюсь, ты на него не смотришь как на дисс? Я никакого дисса туда не вкладывал, но я смотрел разборы на ютубе — и какие-то ребята так это интерпретировали, что я подъебал Влади. Мол, Каста когда-то говорила: “Не забывай свои корни, никуда не уезжай”, — а теперь уехали и нашли, что им делать в Греции.


— Но ты же говоришь это на треке с Мироном. Строчки про уехавшую после 2022-го рэп-интеллигенцию…

— У меня была мысль о диссидентах, да. Что ты вообще не подразумевал, что когда-то уедешь. Что 20 лет назад у тебя даже выходил альбом с этой строчкой: “Что нам делать в Греции?”, — а сейчас так жизнь повернулась, что ты вынужден уехать.


— Когда ты получил запрос от Оксимирона, ты удивился? Обрадовался?

— Мне несомненно приятно от людей его масштаба получать такое предложение, но первые два предложения о сотрудничестве исходили от меня. Кажется, я его в первый раз звал на первый или второй “Гаддем”. А во второй раз — на трек Каспийского Груза “Ночь”, тот, где в итоге на фите появляются Horus и ATL. Хотелось собрать прям текстовиков-текстовиков. Я ему говорю: “Вот уже ребята в теме, залетай и ты. Это не будет хитом, но мы оставим это для культуры”. Он послушал и отказался: “Я себя на этом бите вообще не вижу, не слышу и не представляю”.

Мы еще года с 2015-го очень редко, но общаемся. Иногда какие-то колкости, приколы друг другу скидываем. Помню, он мне присылал афишу из регионов, на которой наша фотка и надпись: “Oxxxymiron, концерт такого-то числа”.

Он говорит: “Я сейчас захожу в клуб, где буду выступать. А тут недавно вы были. И, видимо, кто-то из маркетологов жестко попутал. Имя на афише изменил, а фотку — нет”. Я ему тоже какие-то веселые моментики присылал. Короче, поддерживали связь.





Когда услышал новость, что он отменил тур по состоянию здоровья, — а мы уже проговорили, каким 2024-й по части здоровья был у меня, — я просто ему искренне написал: “Братан, я понимаю, всю никчемность этой фразы, но “если вдруг тебе что-то нужно, обращайся”. Поговорить, посоветоваться, просто как человек с человеком, который прошел через кучу хуйни и потерь. Можешь всегда мне написать”. Он ответил: “Очень рад от тебя это услышать”.


— Мы все очень переживаем. Ходят разные слухи, и хочется думать, что они слухами и останутся.

— Я понимаю, что перенос тура в его случае точно не связан с маркетинговыми целями. А слухи… Лучше их не распространять. А то заразу можно притянуть не только к человеку, на которого наговариваешь, но и на себя.


— Кто из рэперов лучше всего описывает жизнь в России после 2022 года?

— Так, ну это, наверное, должны быть артисты, которые социальную тему раскрывают. Есть огромное количество людей, которые описывают свою жизнь. А вот так, чтобы это были летописцы, бытописцы… Скорее всего, большинство из тех, кто таким творчеством занимаются, уехали из России. И я хочу сказать, что уехав, они не совсем адекватно могут описывать жизнь в России.







Наверное, они очень круто описывают свои ощущения, свое видение. Но, чтобы прям объективно описать жизнь в России, — наверное, никто. Потому что, находясь в России, делать это страшно. Не существует цензурного списка, что можно говорить в песнях, а что нельзя. Если бы мы, артисты, знали, что можно, что нельзя, мы бы писали о том, что можно, и завуалированно — о том, что нельзя. В итоге нас бы выкупали вот так вот. Это был бы уже полет для творчества. Можешь ли ты так зарифмовать и зашифровать месседж, чтобы тебя не притянули, не выдворили, не объявили врагом народа? При этом, чтобы все понимали, как ты мыслишь и как ты это видишь.

Но таких списков и таких форм нет. И инстанций таких нет, в которые ты, как в советское время, пойдешь, и тебе вот это вычеркнут, вот это подчеркнут, а вот тут ты смог бы цензора наебать, который не понял этих двойных, тройных смыслов. И в итоге проходил бы утверждение тот или иной фильм, та или иная песня, картина.

Сейчас такого нет. Поэтому, наверное, никто даже не старается это затрагивать. Людям гораздо важнее своя безопасность, безопасность своей семьи. Тех людей, за кого ты финансово и делами отвечаешь. Каждому из нас, наверное, гораздо комфортнее находиться здесь со своей семьей и заботиться о ней, несмотря ни на что. Поэтому, наверное, никто сейчас не описывает жизнь в России. А те, кто описывают жизнь в России из-за рубежа, делают это недостоверно.

Они делают это со своей колокольни. Есть одни силы, которые здесь, в России, делают это со своей колокольни. Справа налево. А другие, уехавшие, они абсолютно так же, не совсем адекватно, слева направо это описывают.

В итоге, правда где-то посередине. Если выдашь эту середину, ты сразу станешь врагом и для тех, и для тех. Многие, кто находятся здесь, видят эту правду посередине. Понимают, что ничего черно-белого в жизни не бывает.

"ПАША ТЕХНИК ВО МНОГОМ ДЛЯ МЕНЯ НЕРУКОПОЖАТНЫЙ"

— Ты обмолвился, что Марк — менеджер, с которым всю свою историю работал Каспийский Груз, — уже с вами не ездит. Почему?

— Это очень техническая история. У нас с Марком есть лейбл NVN, там свою музыку выпускают Metox, Паша Техник, Пика. Марк всегда отвечал за букинг, я — за цифровое издательство. Есть артисты такие как Пика и Metox — они у нас одновременно и на букинге, и на издательстве.

Есть артисты, которые у нас только на букинге — это Гио Пика, Slimus и т.д. Есть артисты, которые только на издательстве. Пока мы ведем дела лейбла и букинга, наши артисты продолжают расти: у Метокса уже свой тур, Гио Пика гоняет солидно, Паша Техник требует большого времени, потому что с ним постоянно нужно ездить на съемки, — а Марк в этом очень хорош. Но он постоянно с нами в туре, из-за чего мы проебываем кучу возможностей. Поэтому мы с ним решили разделиться. Я говорю: “Забирай себе этих всех ребят, веди их полностью, а нам, группе Каспийский Груз, сейчас нужен просто грамотный концертный директор, который с нами будет ездить”.

А так вся бухгалтерия, ИП, права на музыку — все так же делается через Марка. Он — часть нашей команды, часть NVN и мой друг. А с нами сейчас ездит Руслан Anqie как концертник.


— Как человек, выпускающий музыку Паши Техника, как ты реагируешь на последние инфоповоды, связанные с его именем?

— Смотри. Мы выпускаем всего лишь два электронных альбома Паши Техника. Все остальное он продает сам, потому что любит быстрые деньги. Я попросил Марка еще год назад: “Умоляю, не рассказывай мне нихуя из того, что у Паши приключилось, сколько он проебал, как он сорвал какое-то шоу или с кем развлекался”. У меня от этого нервяк, это лишняя для меня информация. Меня все это начинает бесить — огромное количество упущенных возможностей, упущенной прибыли и для него, и для нас. Огромные имиджевые потери, связанные с его поведением. Не пересчитать, сколько раз из-за Паши мы подводили большие продакшны типа Medium Quality, когда он приезжал в непотребном состоянии. Поэтому я говорю Марку: “Этот человек — только с тобой”.

Чтоб ты понимал, я с Пашей Техником за жизнь виделся дважды. Один раз, когда мы его подписывали, и второй раз — неделей позже, когда мы вместе пришли на концерт Кровостока. Это было очень давно.

Не могу общаться с людьми, когда они находятся в состоянии. Он во многом для меня нерукопожатный. И речь не о каких-то выходках, не о том, с кем он в постель ложится, а из-за того, как он относится к своему ребенку.

Марк полностью меня понимает. Он сам менее брезгливый, и поэтому работает с ним, с Кариной. Я обо всем происходящем не осведомлен.

Я отношусь к нему чисто как к коммерции. Понимаю что если отпущу Пашу, кто-то другой будет делать на нем деньги. Это печально. Этот пацан — мой одногодка, 84 года рождения. Когда мы его подписывали, он был абсолютно трезв. Мы сидели в ресторане часа два, так тепло поговорили, мне так нравился ход его мыслей, то как он строит предложения, акцентируясь на каких-то вещах, о которых я даже не думал. Потом, когда на Кровостоке я вижу его уже в состояниях, я думаю: “Хочу отсюда съебаться”. Я в итоге так и сделал, даже не дождавшись окончания концерта.

Паша — хороший человек, который продолжает себя губить. Который по своей воле оказался в ублюдской ситуации. Как к этому отнестись? Его же никто не заставил, значит, он — мудак. А в то же время зависимость — это такая вещь, что, может, и не мудак.


— Драма ведь еще и в том, что его состояния — это его товар. И этот товар покупают, тиражируют, поддерживают посредством различных шоу.

— Это твое мнение, и я хочу с ним поспорить, потому что Паша Техник трезвый — это пиздец интересный чувак. Смешной, интересный, остроумный. Он мог бы и в трезвом состоянии продавать свою абсурдность, граничащую с интеллектуальностью и гениальностью, сто процентов.

Мне не нравится, когда говорят, что, блин, он без этого состояния никому не интересен. Да вы его не видели! Он мог бы быть интересен, просто ему самому неинтересно. И в этом парадокс.

“2008-2012 FREESTYLE” — ФРИСТАЙЛ О НУЛЕВЫХ, РАССКАЗАННЫЙ ПРИЕМАМИ СТЕНДАПА

— Вернемся к “Метису”. Расскажи про песню “2008−2012”. Почему там слово “freestyle” в названии? Это будто бы не та материя, с которой ты обычно работаешь.

— У меня на альбоме два фристайла. Это когда что-то создано без особой смысловой нагрузки или структуры. Я в этой песне перед тем, как начать куплет, произношу фразу, что это “ван-лайн”.

У стендап-комиков, например, есть два вида повествования. У одних это цельная тема, цельный монолог. Когда есть несколько блоков, и каждый блок на какую-то определенную тему. Такие блоки у стендаперов называются “биты”. А есть манера повествования “ван-лайн”. Когда у тебя за весь монолог нет никакой связи между первой шуткой, второй, десятой. То есть их монолог состоит просто из захода и панчлайна. И комик сам скачет с темы на тему. Вот у меня как раз песня “2008-2012 freestyle” — это классический пример “ван-лайна”. Разве что, здесь я объединил эти строчки своей любовью к нулевым.


— А почему ты разговор о нулевых выстраиваешь вокруг президентства Медведева?

— Вся песня — это один большой прикол. Надеюсь, мои слушатели это поймут, выкупят эту иронию, там же у меня нет оценочных суждений ситуации. Припев там выглядит так, будто это парень о девушке поет — или наоборот. Смешной способ спеть про то, что называлось “рокировкой”.

ПРО “ОДНАЖДЫ ОН” — ПЕСНЮ О ЗАКЛЮЧЕННОМ, КОТОРЫЙ УХОДИТ НА ФРОНТ

— Можем ли мы обсудить песню “Однажды он”?

— У этой истории есть реальный прототип. Это друг детства Марка, они с одного района, — его сажают по 228 статье, сажают надолго. Он добровольно подписывает контракт. Его обучают неделю и отправляют на <...>. На третьи сутки он возвращается домой мертвым.

Взять даже историю из этой песни. Это же не оценка самих действий, это просто наблюдение из жизни. Срез того, что происходило и во Второй мировой, и в любых военных конфликтах. Штрафбаты были всегда, такие ситуации были всегда. И тут еще лейтмотивом служит песня “Отряд не заметил потери бойца” ГрОба. Очередная отсылка к уже существующим в искусстве мыслям на эту тему.


— Эта песня вызывает у меня самые противоречивые чувства. Вынужден сказать, что мне не понравился альбом КГ “Осторожно окрашено”, потому что хоть это и был камбэк любимой группы, но вы там двигались в ранее очерченных координатах. Как в старые-добрые, но, как говорит ATL, во времена “новые-злобные”. Когда группа уходила, ты много рассказывал, что времена изменились, криминал изменился, и она вернулась тогда, когда с этим криминалом происходили пригожинские рекрутинговые кампании. Я ждал, что на альбоме у вас как крутейших авторов, тюремную тему исследующих, это будет отражено. Но этого не было. Понятно, что это не делает альбом плохим, но в такую штормовую эпоху он мог быть зубастей.

— Здесь могу ответить цитатой классика: “Ваши ожидания — ваши же проблемы”.

Нужно понимать, почему мы вообще этот релиз написали. 10 лет в группе — и ты хочешь красиво отпраздновать этот день рождения. Ты понимаешь, что этот день будут отмечать и твои старые слушатели. Поэтому задача как раз состояла в том, сможем ли мы, уже не являясь теми, кто писал первые альбомы КГ, воссоздать такой же вайб и примерно такие же песни выдать. Мы постарались сделать шесть разных песен, но в нашем старом стиле.

А еще я сильно не люблю актуалочку. То есть даже фраза про Хасбика, которая есть на “Метисе”, в какой-то момент перестанет быть понятной. Потому что Хасбик когда-то исчезнет, он и сейчас не велик… Исчезнет из инфополя, я имею в виду. Спустя годы люди не будут одуплять, в чем прикол, и кто это такой.

Поэтому я не люблю актуальные темы затрагивать в треках, какой-то неймдропинг про здесь и сейчас. Поэтому и задачи такой на альбоме не стояло. Пригожинская история, как и вся эта тематика, меня сильно не возбуждает. Я не подписан ни на один новостной телеграм-канал. Я реально не смотрю, не слежу, к моему стыду или к моей радости.




Ко мне домой прилетел этот дрон, разъебал мне весь балкон, я просто на свои деньги это все починил и пошел жить дальше. Надеюсь, у всех все будет хорошо, надеюсь, это все когда-то закончится. Я не фанат войн, я не фанат боевых столкновений, я сам ребенок войны.

Мне было 7−8 лет, когда война началась в Азербайджане, и война продолжалась все время. И все время ты не следил за этими новостями, потому что не было в те времена соцсетей. По телеку это идет, но телек ты особо не смотришь. Но ты живешь в этом состоянии, понимаешь: “О, бля, мне уже 18, я сейчас пойду в армию, соответственно, я пойду на войну”. Предпринимаешь что-то, исходя из этого.

Ты все время в определенном напряжении. Из-за войны поставки в город ограничены, — какие-то продукты не завезли, потому что фуры задержали или самолет где-то не там приземлился. Я всю жизнь был в этом. И я всю свою жизнь, как и многие люди моего поколения, старался отключиться от этого. Типа война там, руками военных где-то идет у нас в Карабахе, А мы здесь пытаемся, чтобы жизнь в городе и в стране процветала. Строим какой-то бизнес, пытаемся отдохнуть, развлечься и отключиться от этих мыслей.

Недавно в Азербайджане почувствовали, что война слишком затянулась, и что пора возвращать отобранные у Азербайджана территории. Это уже заебало всех, и правительство страны при поддержке Турции сильным решением моего президента Ильхама Алиева и абсолютной самоотверженности всех пацанов из Азербайджана, которые в одно утро просто все пришли в военкоматы, образовав дикие пробки, за неделю-две все территории вернули. Погибшие были, но их, слава богу, было немного. Все вернулось в то логическое русло, которого мы так ждали, но пока я жил в состоянии этого конфликта, у меня не было привычки держать руку на пульсе, где и с какой стороны сколько погибло людей и куда сдвинулась линия фронта. Я за этим никогда не следил, и сейчас тем более.


— Ты бы стал писать песню от лица солдата вооруженных сил Армении? Как он, участвуя в Карабахской войне, идет против Азербайджана.

— Смотря какой контекст и какой финал. Песню можно написать от лица любого человека. Даже от лица неодушевленного предмета.

В какой-то момент истории я бы такую писать не стал. В какой-то другой момент — может, и да. Какой бы там был посыл? Наверное, в такой песне была бы интересная история, не унижающая никого. Просто подчеркивающая какой-нибудь факт из истории наших стран.


— Мне очень интересно следить за своей реакцией на эту песню. С одной стороны, раздирает нормализация этого сценария — что человек идет в чужую страну даже не по идейным соображениям, а пытаясь выторговать 4-5 лет из своего тюремного наказания. А другое полушарие говорит: “Андрей, ты отдаешь себе отчет, кому ты это предъявляешь? Автору песен о криминальном мире, мире серой морали”. Я никогда не рос в доме бандита, для меня такая жизнь — это поле художественных произведений, кино и песен, зато я рос и живу в стране, воевать в которую едет герой твоей песни.

— А откуда ты взял, что это человек из моей страны, а не из твоей? Почему это не украинец, не армянин или азербайджанец? Я писал эту песню максимально нейтрально, как и все свои песни. Там не видно вероисповедания человека. Не видно, какой у него цвет кожи, национальность.

Поэтому я не понимаю, с чего ты взял, из какой страны герой песни “Однажды он” — и в какую страну он едет. Твой вывод основывается на масштабах тюремного рекрутинга… Это неизвестные мне слова. Где я туда это вложил?


— Я согласен, что ты как автор всегда выдерживаешь дистанцию между собой и героем.

— Я сам нахожусь на дистанции от всего того, что может разделить общество. Я не хочу своими песнями кого-то делить на плохих и хороших. Хорошие люди слушают песни про плохого человека и видят в нем какие-то даже хорошие человеческие черты. И в то же время думают: “Какой же долбоебский выбор он там совершил”.

Часто в моих песнях, что бы герои ни выбрали, у них всё пойдет не так. Там любой выбор ни к чему хорошему не приведет, ты уже в неклассных условиях существуешь. Ты уже туда попал, потому что ты, наверное, это отчасти заслужил, но дальше ты делаешь выбор сам. И при этом я сам, если честно, бываю в ахуе от выбора своих героев.


— Ставить такую песню второй на альбоме — это шок-эффект.

— Мне она очень нравится музыкально. Я ее задумывал как песню о любви, о расставании, о том, что кто-то ждет кого-то на вокзале. И этот образ — почему-то, он мне кажется советским, как люди провожают кого-то на вокзале, — мне он очень дорог.

Если хочешь узнать хронологию хода моих мыслей, то сначала родилась идея большой радийной песни о любви. Потом — вот этот образ провожающей женщины на вокзале, плачущей. Под воздействием советских фильмов он перерастает в образ женщины, которая провожает солдата. И дальше я такой: “Ну о солдатах я не очень люблю писать, не умею писать о таком, я нихуя не Высоцкий. Надо писать про то, про что умею”.

Так возникла история штрафных батальонов, которые, насколько я понимаю, были во всех государствах и во все времена. И я начинаю разрабатывать эту, как мне кажется, нейтральную тему, с которой каждый, кто сидел или служил, может себя ассоциировать. “Да, я таких людей знал, про такие ситуации я слышал”.

И так я начинаю в эту тему писать. Я нигде там не указываю, какая национальность или какой паспорт у человека.

“ТАБОР ВЕРНУЛСЯ В ГОРОД” — ЭТО ФАНСЕРВИС?

— Идем дальше. В этом году у Каспийского Груза — тур к десятилетию альбома “Сторона А / Сторона Б”. Давай вспомним, каким был тур в его поддержку 10 лет назад?

— 2015 год — самый большой по количеству концертов за год у нас. Их было 105.

Точно помню, потому что у меня была табличка в Excel, где мы всё записывали. Там легко кнопку мыши зажать, потянуть вниз — и все подсчитывается. Мы после 2016-го уже не вели ничего, концертов стало меньше, а с ними — и бухгалтерии. Если что, в 2016 году у нас было ровно 100 концертов. Запланировано было 101, но один не состоялся.

Такие числа я помню. В позапрошлом году, когда группе исполнилось 10 лет, было около 65 концертов. Но это большой тур, а тогда и мы поменьше были, и индустрия, мне кажется, не так была развита.

10 лет назад на нас меньше людей приходило. Это были полные залы, но это были залы небольшие, примерно на тысячу зрителей. Сейчас у нас в каждом городе гораздо больше.

Чем еще запомнился тур 10 лет назад: большую часть концертов я дал один, без Анара. Первые 30 концертов до 8 мая мы провели вместе, а потом Анара депортировали из-за проблем с регистрацией. До конца года ему не удалось их решить. В общем, порядка 70 концертов я откатал без него. Ближе к концу года наш концертный состав пополнился битмейкером-диджеем Лешей Прио.


— Было сложно зачитывать куплеты за себя и за ВесЪа?

— На самом деле, нет, потому что я тогда был на 10 лет моложе. Мне казалось тогда, что это сложно. Сейчас я понимаю: я столько концертов вывез и нигде не запнулся, нигде ничего не забыл. И бэчить меня не нужно было. Мне было психологически, наверное, сложно выходить на сцену и говорить: “Вот, мы сейчас в половинчатом составе”. Ведь зритель любит нас как дуэт, какая-то часть любит конкретно Анара, его неповторимый тембр голоса, мимику.

Я старался, будто в неполной семье, — один родитель пытается подарить всю любовь своим детям. Вот и я старался. Уникальный тур был, прикольный опыт.


— Тебе знакомо слово “фансервис”? Это когда авторы используют приемчики не ради художественных задач, а чтобы вызвать реакцию у аудитории. Нет ощущения, что “Табор вернулся в город” — это произведение из этой же категории?

— Ну да, возможно. Мы очень захотели сделать продолжение “Табора”, вторую часть.

Сначала у нас нарисовался тур. Это лето прошлого года. Организаторы звонят Марку, хотят снова нас привозить осенью’24. Я говорю: “Нет, у нас будет реальный повод встретиться с людьми именно в следующем году, сейчас этого повода нет”. Повод — это 10 лет альбому “Сторона А / Сторона Б”. Важное событие и для них, и для нас.

Но называть его “Тур Сторона А / Сторона Б” — слишком громоздко. Тогда я выбираю самую, как бы, визитную карточку: “А давай назовем этот тур “Табор тур”. И пацаны такие: “Заебись, круто!” Дальше мы начинаем думать, что к этому событию нужно, как минимум, записать видео или аудиоприглашение. Может, мини-альбом. Ну хотя бы песню.







Так родилась идея: “А давайте сделаем “Табор, часть 2”. И дальше меня осеняет: “Он будет называться “Табор вернулся в город”. И мы будем в каждый город возвращаться, и возвращать в этот город наш табор, и, соответственно, часть программы из альбома “Сторона А / Сторона Б”.

И если это трек-возвращение, то давайте все сделаем задом-наперед. Сэмпл возьмем тот же, но реверснем его. В первом “Таборе” первый куплет читал Анар, а я — второй. Здесь же мы поменяемся. Я начну такими же строчками, которыми начинался мой куплет 10 лет назад. Там было: “Табор уходит в небо, я грабил там, где не был”, а в новой версии — “Табор вернулся в город, я грабил, когда был молод”. Я говорю Анару: “А ты закончишь той строчкой, которой ты начинал, про рыб.” Анар такой: “Заебись вообще, паззл складывается”.


— Анару только дай про рыб почитать (смеюсь).

— Дальше мы разговариваем с Андрюхой Taboon Comoon, режиссером первого “Табора”. Он такой: “Возьмем всех актеров из первой части, сделаем отсылки на то-то, полную раскадровку дам”. Я здесь полностью ему доверился и ни капли не проиграл.

Дальше мы придумали, что открывать концерты будем песней “Табор вернулся в город”, а заканчивать — с “Табор уходит в небо”. Так скомпоновалась и эта песня, и в целом программа “Табор тура”.

Раз мы открываем этой песней концерт, то она должна заканчиваться каким-то разъебным дропом. И вот по деталькам мы собирали эту песню. Поэтому да, песня была от и до сделана специально под тур.


— Это подход больших собирающих артистов. Ничего плохого в этом нет.

— Но нельзя нас упрекнуть, что мы сделали это, не вложив душу. Это была искренняя идея, мы реализовали ее с присущим Каспийскому Грузу уровнем качества, с хорошими текстами и качественными панчлайнами. Где-то — увеселительная строчка, чтобы сбавить пафос нашего криминального надрыва.

В середине трека у меня есть строчка про Жака Энтони, где ты немножко расслабился, посмеялся — и потом Анар врывается со своим партом. То есть все сделано с определенным расчетом, но все сделано для себя и для слушателей. Мне кажется, получилась большая работа.

С учетом того, что YouTube сейчас ограничен в просмотрах и возможностях, то, что мы там за первые 12 дней набираем миллион просмотров и держимся в трендах, — ну это прям ого, я не ожидал.

ТА САМАЯ СТРОЧКА ПРО ЖАКА ЭНТОНИ И ЕГО ОТЦА

— Я не могу не спросить о строчке про Жака Энтони.

— Спрашивать, в общем-то, нечего. Ее смысл, наверное, понятен, но я, справедливости ради, скажу, что когда ее написал, я сразу связался с Жаком: “Братан, вот такая строчка будет в довольно-таки шумной песне, ее многие услышат”. Он говорит: “Делай, конечно! С кайфом”.


— А как насчет Лигалайза (в списке иноагентов)? Ему не писал? Хоть он и не отец Жака, но все сразу думают, что ты его подразумеваешь в этой строчке.

— Там, естественно, имеется в виду Лигалайз, но, как бы, я с ним не знаком. А мне важен тот человек, которого я знаю, с Жаком я знаком хорошо и давно. Поэтому мне важно было именно с ним поговорить. Грубо говоря, это член его семьи, я у представителя семейства уже заручился поддержкой. Как будто, этого достаточно.


— Помимо физиологических нюансов, на основании которых ты сравниваешь двух людей, в ней есть внутреннее напряжение, потому что здесь с одной стороны — человек с татуировкой Путина на бицепсе, а с другой — человек, признанный иноагентом.

— Я знаю, что этот смысл так же декодят уже постфактум, но важно, что я там говорю: “Это статистика”. И фраза “это статистика” как раз служит подсказкой, в каком смысле я это говорю. Там нет второго и третьего дна. Я говорю, что у Жака Энтони хуй длиннее, чем у его белого отца. Мои знакомые, которым я это могу впроброс сказать, могут возразить: “Ты откуда знаешь? Ты че, его хуй видел?” Я скажу: “Не, пацаны, это просто статистика”.


— Ты правда не вкладывал этого значения туда? Даже оттенка?

— Вообще нет. Я не слежу за Лигалайзом, но я понимаю, каких он взглядов. Я не очень слежу за Жаком. Но это было написано в параллель к каким-то там событиям, которые я мог увидеть в СМИ. Но это писалось же давно, задолго до признания Лиги иноагентом.

Вот мой честный ответ: я туда этого значения, что сталкиваю людей разных политических взглядов, абсолютно не вкладывал. Я понимаю, что людям это, наверное, видно. Они не берут во внимание фразу “это статистика”, которая как раз объясняет, о чем я. Потому что то, что отец — одних взглядов, а сын — противоположных, это как раз не является статистикой, это скорее редкость.

Поэтому фраза “это статистика” должна была убрать этот смысл, но раз люди его ищут и находят, значит, им хочется его искать. Значит, у них это болит. Значит, они хотят это заметить, и хоть о чем-то поспорить. Ок, делайте что угодно.

У меня на “Гаддеме” в песне “Суета” была фраза про оппов: “Они по-любому лягут, как бомжи перед “Красно-белым”. Я в это вкладывал следующее значение — что они купили в алкомаркете “Красное&Белое” алкоголь, вышли из магаза и, не отходя от кассы, набухались до беспамятства, после чего упали. Но позже в этой фразе увидели такой смысл, будто я читал про футбольные противоречия (у московского “Спартака” красно-белые цвета, “бомжами” зовут болельщиков “Зенита” — прим. The Flow). Но я туда этого не вкладывал, я очень плох в футболе. Так и здесь: я плох в том, чтобы разделять людей на носителей этих взглядов и взглядов других. Мне интересно работать с талантливыми людьми, я с ними их взгляды и политику не обсуждаю.

БРУТТО СЧИТАЕТ, ЧТО ЕГО ПЕСНИ В ОТЛИЧИЕ ОТ ПЕСЕН КАСПИЙСКОГО ГРУЗА НЕ МОГУТ УЙТИ В НАРОД (А ЕЩЕ НАЗЫВАЕТ СЕБЯ "НАЧИНАЮЩИМ, ПОДАЮЩИМ НАДЕЖДЫ, ИСПОЛНИТЕЛЕМ")

— В прошлом году у тебя был запланирован сольный концерт на день рождения, но концерт в итоге отменили. Тебе было обидно?

— Да… Просто не собралось нужное количество людей. Мне было обидно, потому что это день рождения, вся хуйня, и как будто к тебе гости на день рождения не пришли. Ты такой: “Бля, ну ладно”.


— Такое не бьет по твоему самолюбию?

— Что ко мне не пришли?

Есть большая разница между тем, что такое “Каспийский Груз” для слушателей и что такое “Брутто” для слушателей. И нужно же абсолютно откровенно признать, что у меня ни одного хита сольного нет. Ни единой песни, которая может уйти в народ. На этом альбоме тоже никаким “Доедешь, пиши” или “18+” не пахнет.

У меня такое не получается, когда я слишком личное что-то рассказываю. Не получается написать что-то массовое. Мне где-то, может, даже хочется, но не выходит, вот. Но я из себя такое выдавливать не буду, поэтому альбомы носят такой характерный вид, где все песни плотненькие, стоят друг к дружке очень близко.

Мои песни — на четверочку по пятибалльной шкале относительно массовости и народности. Но для глубоко слушающих людей, или слушающих чуть глубже, чем массовый потребитель, это типа хорошие, важные работы, пластинки. Мне этого достаточно, поэтому по самолюбию это не бьет.

Мне было неприятно, что придется сейчас отменять концерт для тех 700 билетов которые были куплены, но вовсе не было обидно, что я не собрал полный зал. Я реально ощущаю себя как начинающий, подающий надежды, сольный исполнитель.

Я это всегда ребятам, с которыми работаю, говорю: “Если осенью делаем тур Брутто, то ценник будет такой-то, потому что для начинающего исполнителя это нормальный ценник”.

Обсуждая свой потенциальный тур, я говорю команде, что мы не будем гнуть гонорар, райдер, летаем экономом, живем в гостишках “четыре звезды”. У нас ценник адекватный, но он в разы меньше, чем у Каспийского Груза. Я ведь только начинающий.



Вы прочитали вторую часть интервью The Flow с Брутто. Предыдущую можно найти по этой ссылке