Без него Drake никогда бы не стал суперзвездой: Ной "40" Шебиб и его удивительная история

Ной “40” Шебиб хочет показать мне свой мозг. Продюсер находит гору желтых стикеров, отрывает один и рисует два овала. Первый оставляет пустым; он символизирует 2007 год. А через центр второго овала проводит жирную линию карандашом. Так, объясняет он, выглядит его мозг в 2019-м. “Черный цвет — это мертвые клетки мозга, — говорит он c джойнтом во рту. — Воспаление так обострилось, что мозговая ткань просто отмерла”.

В 22 года, незадолго до начала работы инженером и продюсером Дрейка, у 40 диагностировали рассеянный склероз — аутоиммунное заболевание, которое поражает центральную нервную систему и прерывает сигналы мозга к частям тела. Говоря просто, большинство того, что позволяет ему познавать мир — глаза, уши, нос, пальцы рук и ног — могло бы перестать работать в любое время.

"Срыв случился в последнем туре Дрейка после концерта", — говорит он, кривясь.

Его лицо тогда онемело, начались судороги, по щекам текли слезы. — Меня можно было разрезать лезвием, и я бы не почувствовал. Меня увезли в инвалидной коляске в больницу — впервые за 10 лет".

"Доктора были недовольны. Все говорили: "Все пропало. Ты опоздал на 10 лет. О чем ты думал? Начинай снова принимать чертовы лекарства", — рассказывает он. — Они сказали, что примерно треть моего мозга уже умерла".


Морозный январский вечер в одной из отдаленных индустриальных зон Торонто. 40 сейчас 37 лет — и большую часть своей жизни с этим диагнозом он не принимал лекарств. Он спокойно рассказывает свою историю.

После тура Дрейка — и после десяти лет в дороге в роли правой руки суперзвезды, — 40 восстанавливает силы. Его жизнь менее хаотична, чем в предыдущие десять лет, которые он провел по графику "тур-запись, тур-запись". Появилось время, чтобы посещать врача, пить соки холодного отжима, есть суп из чечевицы и ночевать дома. "40 got house on the lake, I ain’t know we had a lake (40 купил дом на озере, я и не знал, что у нас есть озеро)", — читал Дрейк в 2017 году — редкий случай, когда рэпер хвастается чьими-то еще достижениями. Когда я требую подтвердить достоверность текста, 40 только смеется.

Следующее утро, густой чернильный омут под названием озеро Променейд покрывается рябью, омывая скалы вокруг неприметного пригорода Онтарио. Недавно отремонтированный дом 40, действительно расположенный на озере, не поражает грандиозным размером. У него приглушенная серая палитра, острые грани и минималистичный декор. Внутри почти ничего не намекает, что его хозяин сформировал звук популярной музыки последнего десятилетия. Статуэтка "Грэмми" за трек "God's Plan" и детское хоккейное фото стоят рядом, рояль стоит напротив велотренажера.

40 любит быть рядом с водой, и большая часть его музыки будто была записана на дне океана. Если бы у его музыки была визитка, то это были бы приглушенные звуки и дрожащий бас, изредка пронзаемый вокалом, который звучит так, будто кто-то вынырнул, чтобы сделать вдох. Он познакомил мир со своим особым видением 13 февраля 2009 года, когда он, Дрейк и Оливер Эль-Хатиб, еще один друг детства и менеджер Дрейка, выпустили микстейп из 18 песен под названием "So Far Gone". Загруженный на ныне несуществующие блоги вроде NahRight, он захватил интернет без боя и остается одним из самых влиятельных высказываний в истории хип-хопа. Столкнувшиеся с треками “Successful” и “Lust for Life” критики с трудом помещали в контекст его мрачные барабаны, позаимствованные из инди-рока биты, кристально сведенные рэп и пение в сочетании с душераздирающе острыми вокальными сэмплами. Звук 40 был мало на что похож.

"То, о чем они говорят, — это плагин lo-fi, который я использую", — объясняет 40 свой стиль сведения, использованный в "So Far Gone". "Он снижает качество записи — словно слышишь клубные колонки за стеной. Я хотел окружить Дрейка звуком, который его вокал будет прорезать, так что ты идеально услышишь каждое слово, потому что его слова тут важнее всего. Они целиком на первом плане, а все остальное фон”.

Постоянный коллаборатор Канье Уэста Майк Дин считает, что 40 изменил звучание современного рэпа. Впервые он поработал с 40 в 2010 году на песне Дрейка “Over” и, несмотря на многочисленные бифы и скрытые колкости между G.O.O.D Music Канье и October's Very Own Дрейка, два выдающихся звукоинженера установили товарищеские отношения. Дин вспоминает, как недавно отправил к 40 гипнотизера, чтобы помочь бросить сигареты и вейп.

"Именно он сделал пение в хип-хопе... очень крутым, — говорит Дин. — Это уже мало напоминало R&B. У него уникальный подход к работе с пространством и вокалом. Он убирал с ударных высокие частоты, чтобы приглушить их, чтобы вы могли слышать голос Дрейк, чтобы ничего не мешало его вокалу. Это был идеальный стиль для Дрейка".

Несмотря на респект, который 40 заслужил в индустрии и аудиофилов, если бы Дрейк не упоминал в песнях своего самого загадочного друга и коллаборатора, массы могли бы и не догадываться о доме 40 на озере — как и о нем самом. В песенном каталоге, который Шебиб помог создать, его упоминания не столь многочисленны, как истории про брошенных женщин или даже большие бассейны. Но если вы фэн Дрейка, вы слышали это имя. "40 the only one that know how I deal with the pressure (40 — единственный, кто знает, как я справляюсь с давлением)", — говорится в одной песне 2016-го года.

"Забавно, но я никогда не обсуждал с ним эту строчку, — говорит 40. — Думаю, она о том, что я был с ним с самого начала. Я знаю все, с чем он столкнулся. Я был там. Думаю, строчку про "40 купил дом на озере" мы обсуждали больше, чем "40 знает, как я справляюсь с давлением".

После "So Far Gone" Дрейк стал (бесспорно) наиболее успешным в коммерческом плане артистом десятилетия и (вероятно) наиболее влиятельным. На каждом этапе рядом был 40, который продюсировал, сводил, мастерил и нажимал кнопку "запись" в начале каждой студийной сессии. 28 миллиардов стримов на Spotify спустя, 40 может называть себя одним из самых успешных продюсеров своего, да и вообще любого поколения. Хотя, он бы предпочел этого не делать.

У 40 нет аудиотега, в котором бы выкрикивалось его имя в начале песни, как это принято у его современников (Metro Boomin, Mike Will Made-It); он не выпускал сольных альбомов; он, в основном, поставляет биты только для одного артиста; до сих пор он предпочитал избегать контактов с прессой. Несмотря на десятилетнее сотрудничество с человеком, побившим многочисленные рекорды The Beatles, 40 осторожно описывает их рабочие отношения. "Я чувствую, что мы с Дрейком во многом как группа, — говорит 40. — Подчеркиваю: это мое отношение, не Дрейка. Я вижу это так, потому что это меня устраивает и нравится мне. Мы — группа, а я в ней — соло-гитарист".

Он приводит в пример свой продакшн в песне 2011 года “Marvin's Room”. Поразительно, насколько она просторная, как ее пустоту пронзает телефонный звонок безымянной подружки, помещая Дрейка на передний план, чтобы завершить переполненную невероятным пафосом оду пьяным телефонным разговорам.

"Я бы превратил этот бит в какой-то мусор, — говорит 40. — Это Дрейк пришел и остановил меня. Я спорил: "Еще не готово". А Дрейк такой: "Нет, все готово". Ему подсказала интуиция".

40 бывает скромным до степени самоуничижения. "Мне не нравится моя музыка", — говорит он в какой-то момент. — Не нравится ни один бит, который я сделал, не нравится мое сведение".

"Мне повезло, — продолжает он свою мысль. — Я выиграл в лотерею. Поэтому я часто говорю: "Музыкальный бизнес — это что-то вроде лотереи. Если выигрываешь, это офигенно, но большинство людей не выигрывает". Вот почему я не могу сидеть здесь и говорить: "Мой талант — причина успеха".

Позднее, двигаясь на сияющей "тесле" по грязи и слякоти зимнего Торонто, 40 устраивает мне тур по узким улочкам Ронсесвейлс, района, где он рос. Он описывает его как "перекресток бедности и привилегий". Самый скромный дом, который он делил с родителями и сестрами, его друзья называли "особняком". 40 вырос вместе со своей мамой, папой, двумя биологическими сестрами (одна родная, другая сводная) и одной "почетной", которая жила с ними с момента его рождения. Именно его сестра Сюзанна привила ему любовь к музыке Sade и нью-йоркскому хип-хопу 90-х, благодаря микстейпам нью-йоркских DJ Nasty и DJ Evil Dee.

Его семья, у которой есть ливанские, ирландские, швейцарские и шотландские корни, была канадской артистической династией. Его прапрадед, экономист Джеймс Мейвор, прибыл из Европы в конце 1800-х годов и основал факультет политологии в Университете Торонто. Премия имени Доры Мейвор Мур, которую ежегодно получают 200 театральных, танцевальных и оперных постановок, названа в честь его прабабушки и ее достижений на театральной сцене. Тедде Мур, его мать, была успешной актрисой — она сыграла мисс Шилдс в "Рождественской истории" 1983 года.

Сложнее всего было выбраться из тени его отца, сценариста и режиссера Дональда Шебиба. Снятый в 1970-х фильм Дональда "Вниз по дороге", история двух мужчин, которые в погоне за мечтой меняют сельскую местность Новой Шотландии на городской пейзаж Торонто, считается одной из величайших канадских картин всех времен. Кинокритик Роджер Эберт присудил фильму четыре звезды, отметив "несентиментальную рассудительность" Шебиба.

Несмотря на успехи его семьи и конкретно его отца в мире искусств, семья Шебиб была "финансово устойчивой", пока не перестала. "Все могут думать, что вы богаты и успешны, а вы разорены. Добро пожаловать в индустрию развлечений", — говорит 40.

Ребенком он засыпал под стук печатной машинки отца, который сочинял сценарии. Уже тогда был очевиден шаблон, по которому в дальнейшем развивалась карьера его отца. "Я видел, как он перебивался без денег и в то же время был знаменитостью, — говорит 40 с заметным раздражением. — CBC не нанимала отца на работу, но ее сотрудники хотели снять документальный фильм о том, как он невероятно успешен".

К пятому классу 40 продолжил семейное дело, появившись в сериалах "Ветер в спину" и "Мурашки по коже". Слова 40 по поводу его короткой актерской карьеры лишены грусти. "В моей семье к детскому актерству не относились как к чему-то поразительному. Это была работа, — говорит он. — Кори Хаим и Кори Фельдман снимали фильм на той же площадке, где снимался и я. Они были в соседнем трейлере с кучей кокса и шлюхами... Людям со славой и успехом тоже приходится бороться с личными проблемами. Ты не защищен".

Он рано понял, что слава — не то, к чему он будет стремиться. "Я понимал, что значит быть знаменитостью, посмотрев на канадских звезд, — объясняет он. — Вы можете быть актером или знаменитостью, но это никак не влияет на то, насколько человек психически здоров".

В 14 он сыграл Парки Дентона в "Девственницах-самоубийцах" Софии Копполы. Сначала 40 отказался от роли, но пришлось согласиться, когда София позвонила ему домой. "Я не мог сказать "нет", это дочь Фрэнсиса Форда Копполы". 10 тысяч долларов, заработанные на фильме, он потратит на год обучения в частной школе. Это одна из немногих ролей, которыми он до сих пор гордится, но когда я спрашиваю, чему он научился на съемках, он смеется.

"София, я люблю тебя, без обид, но обучился я немногому, — говорит он. — Мой отец и Фрэнсис Форд Коппола — сверстники. Они вместе ходили в киношколу. Они знают друг друга. Поэтому я смотрю на Фрэнсиса как на сверстника моего отца, не более. Человека, равного по уровню. Так что да, это его дочь, чему она меня может научить?"

В первый год старших классов 40 встретил Оливера Эль-Хатиба, еще одного канадского школьником ливанского происхождения, который позже станет менеджером Дрейка и человеком, стоящим за эстетикой OVO. "Мы с Оливером познакомились в комнате для приготовления уроков и внеклассных мероприятий в первый же день старшей школы, — вспоминает он. — Знакомство было примерно таким: "Так тебя зовут Оливер Эль-Хатиб? Ты ливанец? Какого черта! Ты самый светлокожий ливанец, которого я когда-либо видел. Ты даже белее меня. Это безумие". Таким было начало их партнерства, которое продлится больше двух десятилетий и продолжается до сих пор.

После школы они вместе сняли жилье. Оливер работал в Lounge Clothing, магазине одежды, ориентированном на поклонников хип-хопа, пока 40 делал продакшн для The Empire, группы, которую он называет "Wu-Tang из Торонто". Он включает их, и это звучит, словно канадский продюсер как может пытается подражать Just Blaze — совсем не похоже на то, чем прославится 40. Он светится гордостью. Опыт, полученный при работе с этой группой, он называет бесценным, но смеется, рассказывая, что заставило его бросить. "Я был богом гэнста-рэпа. Я появлялся на каждом худе, занимаясь каждым видом уличного дерьма. Я больше так не мог, — говорит он. — Я хотел аккордовых прогрессий. Гармоний в песнях. Все хотели от меня самый жесткий бит. Fuck off. Я хочу делать самые мягкие биты".

В итоге 40 отправился в аудиошколу Требас Институт в поисках одного человека, "крестного отца канадского хип-хопа" Ноэля Gadget Кэмпбелла. "Мне нужны были его знания, — объясняет 40. — Он сводил лучше всех. Его низы были самыми тяжелыми, и до сих пор остаются". 40 и сегодня работать с Гаджетом. И именно в подвале Гаджета двое мужчин, Illy и Payback, дали ему прозвище 40.

"Эти двое постоянно что-то мутили на улицах, — говорит 40. — Если я правильно помню, они какое-то время посидели на студии, наблюдая за моей работой, потом ушли, потом в 5 утра вернулись — я работаю. Они поспали на диване, встали в 11 утра — я еще работаю. И тогда кто-то из них сказал: "У тебя 40 дней и 40 ночей! (похоже на отсылку к Евангелию — Иисус ничего не ел 40 дней и 40 ночей) Ты не останавливаешься".

Пару лет назад Пэйбэка и Илли убили. Если спускаться по лестнице в студии S.O.T.A, на вас смотрит портрет Пэйбэка. Это подарок Дрейка. "Эти ребята были моими ангелами-хранителями, — говорит 40. — Мы всегда были на связи. Просто так, без повода. Они всегда были готовы помочь и никогда ни о чем не просили".

Как-то вечером в 2005 году 40 включил радио и услышал песню Дрейка, еще одного бывшего детского актера, по-прежнему известного в первую очередь ролью в сериале “Деграсси: Следующее поколение”. 40 сразу понял, что искал именно такого артиста: человека, который мог читать рэп на самые мягкие биты. Он попытался выйти на связь. Впервые они встретились на съемках клипа Дрейка “Replacement Girl”, там 40 передал ему тейп своих битов. И так и не дождался ответа. Это был бы конец истории и мощный удар по самооценке 40, если бы не Оливер. “Он говорил: “Да что ты ноешь”, — вспоминает 40. Оливер нашел номер Дрейка и сказал: “Возьми телефон и набери его, отложи ебаное эго в сторону”.

После того, как Оливер заставил его сделать звонок, 40 был звукорежиссером на четырех студийных сессиях Дрейка. И это были единственные сессии, за которые 40 брал с него деньги. С тех пор если Дрейк записывается в студии, 40 сидит за пультом. Они с Оливером стали самыми доверенными соратниками Дрейка, пока он сперва медленно, а потом быстро становился самым популярным музыкантом на планете. Как звукорежиссер и продюсер, 40 отвечал за музыку, а Оливер отвечал за то, чтобы Дрейк стал Дрейком, которого мы знаем и узнаем: “Я не сужу книгу по обложке — вот тут появляется Оливер. Он может повернуться и сказать: “Мне плевать на книгу. Меня волнует ее обложка”.

40 стал советником Дрейка и взял на себя роль мастера на все руки. Звезда молодежной мыльной оперы, ставший рэпером, только учился ориентироваться на незнакомой территории, но 40 уже прошел через многие из этих испытаний за годы на канадской хип-хоп-сцене. “В начале у меня была и роль менеджера тоже. Советы, направление, помощь. Я был для него старшим”, — объясняет 40. Даже в начале сотрудничества 40 знал, что они занимаются чем-то особенным. И начал все больше ставить на то, чтобы добиться успеха. “На раннем этапе я часто доставал финансовые средства. Оплачивал многие вещи и влезал в долги, но у меня были свои источники на улицах, так что все было в порядке. Мог найти 50 тысяч, 100. Поэтому я никогда не подписывал договоры о паблишинге”.

Тем временем Оливер основал October’s Very Own — лейбл, где эта троица по-прежнему выпускает музыку (а еще продает одежду и организовывает туры). “Я не родился в октябре, к черту его, я — мартовский very own”, — так 40 комментирует название лейбла. “Когда у меня спросили, что я про него думаю, я ответил: “Так… Дрейк родился в октябре, Оливер тоже. А я родился в марте, бро”.

Оливер, главный в трио эксперт по брендингу, предложил сделать из OVO просто фэшн-блог. “Он по-прежнему доступен онлайн. Можно найти первый пост и увидеть, как Оливер писал: “Привет, меня зовут Оливер Эль-Хатиб, это мой фэшн-блог”. Но Оливер просто продолжал им заниматься. И он настолько хорош в своем деле, что превратил его во что-то по-своему важное и невероятное. Мы с Дрейком так впечатлились, что в один момент просто решили, что будем выпускать там нашу музыку”.

В это время Дрейк и 40 записывали проект “Thank Me Later”, который должен был стать дебютным альбомом канадца. На полпути они отказались от него ради микстейпа, который получил название “So Far Gone”. Его опубликовали в блоге Оливера.

Дрейк, уже потенциальная суперзвезда, привлек внимание Lil Wayne, который стал его ментором. Когда Дрейка пригласили в тур с Уэйном и другой его молодой протеже, Ники Минаж, 40 поехал с ним. Половину 2006 года они провели в тур-автобусе с 12 кроватями на дорогах США, где в свободное от концертов время записывали “So Far Gone”. “Никто не знал, кто я, что я делаю и почему вообще был там. Многие всерьез думали, что я — личный помощник Дрейка”.

Такое впечатление появилось не просто так: “Я был и помощником Дрейка. Я довольно бескорыстный человек, так что для меня во главе угла была более важная цель: превратить Дрейка в суперзвезду и заниматься музыкой. Если это значило, что сегодня я буду его помощником, достану ему обед и приберу за ним — я с радостью делал это. Не потому что меня просили, а потому что я сам этого хотел. Я был горд”.

Когда тандем стал выдавать хит за хитом, новые коллеги Дрейка по лейблу стали обращать на 40 внимание. “Он высоко поднял планку, поэтому ему позволяли везде таскать меня с собой — ни у кого больше не было своего 40. Дошло до того, что Ники стала говорить: “Йоу, 40, запиши мне трек”.

Затем его заметил и босс. Уэйн все чаще стал приглашать Дрейка на студию и удивлялся, что его звукоинженер не ходит с ним. “Черт, 40, я тебе не нравлюсь? Почему ты никогда не сводишь мои песни?” — этот вопрос стал началом их первого полноценного диалога.

Но лекарства, которые 40 в то время принимал для лечения рассеянного склероза, — уколы три раза в неделю — имели тяжелые побочные эффекты, оставляя его в обессиленном состоянии и неспособным работать на 24 часа.

“Как-то я улетел домой из тура, чтобы мне сделали пару уколов. В следующий раз я подумал, что больше не буду так делать, к черту. И перестал принимать лекарства. Я начал чувствовать себя отлично”. Прошло десять лет, прежде чем 40 сделал следующий укол.

Когда он потерял сознание в туре в прошлом году, 40 понял, что пора что-то менять. Сейчас он сидит на “самых сильных и жестких” лекарствах и чувствует, что врачи держат его в узде. Они говорят, что он не потерял когнитивные способности или артикуляцию, но если его мозг повредится еще больше, будут последствия. “Мне прочитали лекцию: слушай, может, ты и чувствуешь себя нормально и сможешь проскочить через все это, но ты сильно себе вредишь”.





40 больше не ездит с Дрейком и OVO так же активно, как десять лет назад. Теперь он частично занимается сведением музыки Дрейка — но из Торонто. “Это более сложно с креативной точки зрения, — говорит 40 про работу на дистанции. — Потому что я не провожу с ним каждую секунду каждого дня. Поэтому когда у нас появляется возможность вместе создавать магию — а это в принципе тяжело, — за нее стало сложнее ухватиться.

Куда более серьезная проблема возникла, когда весь мир закрылся на изоляцию через пару недель после нашей встречи. “У меня серьезная болезнь, поэтому я, конечно, сижу на сильных лекарствах”, — говорил 40, когда мы разговаривали по телефону в апреле. Хотя он самоизолировался дома с сестрой, племянницей и племянником, все равно находил время для работы над микстейпом Дрейка “Dark Lane Demo Tapes” и релизами артистов OVO — Partynextdoor и DVSN.

Сейчас все в жизни 40 — от велотренажера в его гостиной до рациона из натуральных продуктов — вертится вокруг более серьезного отношения к своей болезни. Единственные сомнения в будущем 40 связаны с рассеянным склерозом. “Это мой страх. Когда где-то в теле пропадает чувствительность, я не знаю, вернется ли она вновь. Пару месяцев назад у меня онемело лицо — это длилось месяц. И я не знал, смогу ли ощущать его вновь. Никогда этого не знаю”.

У лекарств, которые принимает 40, по-прежнему есть побочные эффекты. Но он нашел способ, как справиться с ними. Он берет коробку, которую ему доставили утром, и достает оттуда здоровенный пакет марихуаны. “Этот сорт многое изменил для меня”. Он называется BLLRDR, и 40 хранит его в таких объемах, что его можно принять за крупного дилера. В некотором роде, это так: 40 стал партнером компании Robes Cannabis, вместе они занимаются доставкой этого сорта в магазины по всей Канаде, где рекреационную марихуану легализовали в 2018 году.

“Я не планирую продавать марихуану, я не такой человек. Это не то, где я хочу быть в жизни. BLLRDR — это другое. Речь не о том, чтобы открыть компанию по производству марихуаны и зарабатывать. Это меняющий жизнь продукт, который мне нужно помочь дать его миру”. 40 с фанатизмом рассказывает про сорт марихуаны и про то, что он сделал для него. “Когда ты куришь траву, тебя накрывает и ты чувствуешь усталость, хочешь прилечь и так далее. А когда куришь это, ничего такого не происходит. Остается только облегчение боли и чисто медицинский эффект. Самое главное для меня — ты можешь полноценно функционировать. Выкурил джойнт, пошел работать — и по-прежнему продуктивен”.

По ходу следующих двух дней, что мы провели вместе — часто с джойнтом поблизости, — 40 был полон энергии. Он вел быстрые и четкие диалоги и ходил со скоростью в пару раз выше средней. За 48 часов он съездил на родной район, в место под названием “контрольная комната” (технический термин для студий, построенных им для себя и для OVO), заехал в арт-ангар, свой любимый тайский ресторан, в Кенсингтон-маркет и обратно в “контрольную комнату 1” — студию S.O.T.A. “Это не мой”, — смущенно бормочет 40, когда мы вернулись к нему домой, а из открытого гаража виднелся огромный “роллс ройс”. “То есть, мой, но это был подарок” — “Погоди, что не твое?” — спрашиваю я, не до конца понимая, на что он указывает.

“Роллс. Он мой, мой. Просто я его не покупал, это подарок на прошлый день рождения от Дрейка”.

“Я бы хотел…”, — начинаю говорить я, но 40 меня перебивает.

“Иметь такого друга”.

“Да”.

“Все драгоценности, что у меня есть, подарил Дрейк. Каждая цепь, вообще все — подарки от The Boy”, — так 40 иногда называет Дрейка.

“Ты когда-нибудь говоришь: “Бро, я не Дрейк, я не могу ходить весь в цепях”. Куда ты в них ходишь”?

“Иногда надеваю их, зависит от планов на день”. 40 яро защищает Дрейка. Он неохотно рассказывает о своем друге и даже об их музыке. Он отвечает на звонки и дает указания о сведении песен Дрейка — одна из них в итоге станет совместным с Future треком “Life Is Good” — и после этого возвращается к диалогу так, будто ничего не произошло. Как будто он думает, что если расскажет о своей роли в песне, это ее уничтожит. Или — что хуже — испортит отношения, которые определили всю его взрослую жизнь.

После очередной волны вопросов 40 говорит: “Мне не нравится говорить о музыке Дрейка. Это не моя музыка. Я не хочу нечаянно задеть моего друга или сказать то, чего не следует. Это не мой проект, а его. Я уважаю своего лучшего друга, с которым сделал всю эту музыку, я защищаю его наследие и право на определение этого наследия”.

Но 40 охотно говорит о Дрейке, если его репутация ставится под вопрос. После упоминания теории о том, что Дрейк запихивает в треклист так много песен, чтобы править стриминг-статистикой, 40 отвечает: “Это оскорбительно. Абсолютно нет. Всем плевать на цифры стриминга". Он также считает, что роль The Weeknd в записи альбома Дрейка “Take Care”, приобрела какой-то мифический статус, что не соответствует действительности.

“На “Take Care” 22 песни. Он участвовал в 4 из них. Там есть еще 18 песен, к которым этот парень не имеет никакого отношения. Так что да, здорово, что ты принимал участие в паре песен с “Take Care”. Важных песен, само собой, но их было мало. Это распространенное заблуждение. Я делал весь этот альбом. И за это время видел Абеля, может, два дня. А просидел за ним год”.

Точно так же он смеется, когда слышит вопрос про “потогонку OVO” — мем, который появился в 2016 году после интервью группы Majid Jordan, артистов OVO, на радио Hot 97. Там один из них рассказал, что во время записи “Nothing Was the Same” они спали в палатке на студии Metal Works. 40 говорит, что это он во время работы над “NWTS” притащил в студию палатку вместе с надувным матрасом, одеялом, подушкой и журнальным столиком — и другие участники записи повторили это за ним. “Фразу не так поняли, с этого началась самая нелепая байка в истории”.

“В конце вечера все стали расходиться. Я сказал, что иду спать — прошелся по новому полу и прилег. Все сошли с ума. Дрейк сказал: “Какого хера, это безумие”. Так что я превратил одну из студийных будок в спальню для Дрейка. Мы по сей день так делаем. Пару дней назад The Boy попросил “сделать ему дом”. Мы без проблем можем это воссоздать, у нас достаточно пространства, чтобы обустроить место для всех, чтобы наша махина продолжала работать”.

На на фоне всех мемов и последовавшей за ними драмы, биф 2018 года заставляет 40 на секунду замолчать и обдумать каждое сказанное дальше слово. В разгар холодной войны Дрейка с Pusha T, которая перелилась в полноценный конфликт, 40 вытащили на передовую в “The Story of Adidon”. В песне, где Дрейка называют “никчемным уебком” и выносят на публику информацию о его сыне, есть строчка, по мнению многих зашедшая слишком далеко. Она направлена на болезнь 40. Pusha T читает: "OVO 40, hunched over like he 80—tick, tick, tick/How much time he got? That man is sick, sick, sick" (“40 из OVO сгорбился, словно ему 80 — тик-тик-тик / Сколько времени ему осталось? Этот человек болен, болен, болен”).

Тогда Шебиб твитнул про день борьбы с рассеянным склерозом, но больше не реагировал. “Думаю, все, что я могу сказать — для меня это была не просто строчка, которую можно зачитать и забыть об этом. Свой комментарий я дал тогда: это был день борьбы с рассеянным склерозом. Как я себя чувствовал из-за этой строчки? Как полное дерьмо. Но мне нравится находить положительные моменты во всем. И если это увеличило осведомленность о моей болезни, я рад. Для этого и использовал ту ситуацию. В итоге она сыграла мне на руку с этой точки зрения, не стесняюсь об этом говорить”. На вопрос о том, было ли это слишком, 40 отвечает: “Конечно. Это не просто строчка в песне. Но все в порядке, я едва знаю этого человека”.

В поездке по Торонто 40 расслабляется и соглашается расставить альбомы Дрейка от лучшего к худшему: “So Far Gone”, “Take Care”, “If You’re Reading This It’s Too Late”, “Scorpion”, “Nothing Was the Same”, “Views”, “Thank Me Later”. Он поддерживает общую линию OVO и не включает в список “More Life”, потому что это “плейлист”. Я замечаю, что из-за того, что 40 избегает внимания публики, он сам понятия не имеет, как люди оценивают его работу. Его удивляет, что я не считаю “Fireworks” одной из лучших песен Дрейка, и что “Ratchet Happy Birthday” не является общепризнанным “эпическим моментом”.

40 подъезжает к студии S.O.T.A, ворота медленно открываются. Он паркуется, “тесла” выключается и я спрашиваю 40, счастлив ли он: “Нет, пока нет. Сейчас моя семья — это Дрейк, и это длится уже долгое время. Что страшно: все это произошло так быстро. Это пугает — такое развитие наших жизней. Не думаю, что Дрейк знал, что будет читать рэп после тридцати”.





Сейчас Дрейк — молодой отец, другие участники OVO тоже заводят семьи. Об этом начинает думать и 40: “Я знаю, что этот период уже стучится в дверь, и настоящее счастье, наверное, где-то там. Сейчас я всем доволен, но по-прежнему занят. Я по-прежнему работаю. Я еще не готов все отпустить и сказать: “Окей, пора насладиться плодами нашего труда”. В определенный момент мне нужно будет это сделать, но я еще не готов”.

Нынешние цели 40 (помимо помощи Дрейку в достижении его целей) очень далеки от поп-музыки. Ему нравится строить студии: во время нашего общения наиболее увлеченным он был, когда показывал мне крошечные элементы студийного оборудования. Он хочет заняться образованием и научиться писать музыку для кино, хочет продолжить работу с детьми в Торонто. Сейчас он находится на финальном этапе создания благотворительной организации The 40 Foundation, которая будет бороться с насилием в Торонто с помощью предоставления “мобильных студий мирового класса” в его округе.

“Конечно, работа с Дрейком — это то, что приносит мне максимальное удовлетворение. Но на эмоциональном уровне работа с молодежью очень важна для меня с эгоистичной точки зрения. Я разрабатываю эту программу для собственного будущего и чтобы не сидеть без дела. Это то, на что я хочу тратить время”.

Дрейк, Оливер и остальные члены OVO живут в разных часовых поясах и оттуда управляют своей растущей империей. Пару часов назад 40 говорил, как его болезнь влияет на людей вокруг. “Я многим жертвую в борьбе с рассеянным склерозом, но я справляюсь с этим уже десять лет. Это моя обуза, не чья-то еще. И я не сваливаю ее на чужие плечи”.

Я спрашиваю, почему он считает свою болезнь обузой для других. Его ответ: “Я могу сказать, что у меня сегодня так сильно болит спина, что я не могу нормально ходить. Извините, не могли бы принести мне отвертку? Окей, спасибо. И это уже много: я все время о чем-то прошу. Мне тяжело это дается, я очень самостоятельный человек”.

Затем он бежит ко входу в студию. Хруст снега под его ногами эхом разносится по промышленной территории.

“Все спрашивают, почему я так быстро хожу. Потому что я могу, а иногда — нет. И прямо сейчас — могу”.