"После смерти Ромы Англичанина я загремел в психушку": Денис Грязь — о детстве, старости и лицах в отражении
30 июля 2017 года перестало биться сердце Ромы Англичанина. Музыкант, которого большинство знает по работе с Олегом ЛСП, параллельно участвовал еще в группе Грязь.
Сейчас Грязь — это могилевчанин Денис Астапов и приглашенные им музыканты. Сам Астапов тоже тесно связан с группой ЛСП — одно время он занимал должность ее тур-менеджера и выступал на концертах как бэк-эмси.
Трагедия, случившаяся с другом, не поставила точку в истории Грязи. В сентябре у нее вышел дебютный альбом "Сундук мертвеца" — макабрическая концептуальная работа о переходе из мира живых в мир мертвых.
Разговором о ней и стартует наше интервью. По ходу него также поговорим об убийце президента, пьяной женщине в баре и клубнике, которую заказал Pharaoh, но съел Рома Англичанин.
Презентации альбома "Сундук мертвеца" пройдут 14 октября в Санкт-Петербурге (клуб Mod) и 19 октября в Москве (клуб Pravda).
— Альбом “Сундук мертвеца”. Какого эффекта ты хотел добиться у слушателя?
— Хочу, чтоб он наслаждался историей, разворачивающейся в его ушах. Эти истории невыдуманные, такие происходят на каждой улице, в каждом доме. Хочу, чтоб слушатели сидели и, не отвлекаясь, “смотрели” страшный фильм про чувака, у которого никогда ничего не получалось. Он не знает, что с этим делать, а в конце его забывают похоронить. Он ходил всю жизнь что-то собирал, какую-то х***ю, пытался — но никак. Разве у нас так не бывает в жизни?
— А как же мотив преступления и наказания? Сначала не ясно, за что на героя, Андрея, все эти беды сваливаются. А после флешбека про одноклассника Витю понимаешь, что не такой уж Андрей и невинный.
— Думаешь, ему воздается по заслугам?
— Это к тебе вопрос.
— Витя сам его попросил. Они были детьми. Витя первым из них понял, что жизнь — это невероятный п***ец, и справиться с ним он не может. И решил покончить с собой, но сам это сделать не смог, поэтому позвал друга, чтобы тот выбил стул. Потом Андрей видел в отражениях его лицо.
— Интересно узнать, кто твой любимый писатель.
— Из поэтов — Родионов. Проза — Кинг. Мне нравятся его истории, как он сюжетные ходы продумывает. У него не бывает такого, что читая книгу, натыкаешься на 10-страничные описания х***и, и мучаешься, продираясь сквозь них. Мне у него понравилась книга “11.22.63” про путешествие учителя в прошлое с целью пресечения убийства Кеннеди.
— У него получилось?
— Неа. Он его выслеживал, потом косячил, возвращался обратно — а там, где он накосячил и хотел исправить допущенные ошибки, эти ошибки уже давали свои плоды, меняя настоящее. Там полный пипец.
— Ты же в курсе связи Ли Харви Освальда и Минска?
— Серьезно? А, точно, у него жена оттуда.
— Он жил в Минске.
— Работая над книгой, Кинг собирал материалы по этому делу, чтобы все сделать предельно достоверно. И он писал, что как только Освальд привез жену в Америку, где он спланировал убийство, он ее п***ил жестко. Был реально сумасшедшим... Нравятся мне сумасшедшие.
— Альбомный герой — он для тебя кто? Ты его любишь? Ненавидишь?
— Бля, если коротко, то я его понимаю. Это я и есть. Только усложненная версия. У меня если просто по жизни многое не получается, то у него вообще все.
— Насколько много здесь тебя?
— Много! Но в таких местах запрятано, что узнают лишь единицы, связанные с моим прошлым.
— История про отца. Это ты?
— Не я. Друг.
— Почему герой, учитывая все, что папа делал с семьей, продолжал его любить?
— А это он понял потом, после смерти. Он понял, где были его ошибки и что было сделано. Пересмотрел свои поступки и свое отношение, но поздняк метаться!
— Ты ставил другу эту песню?
— Больше скажу: я ее выпустил с его разрешения. Она могла и не выйти. Друг плакал. Видел его таким лишь однажды — (напевает) “когда умер папа”.
— Твое любимое воспоминание из детства?
— Когда мне папа из Польши привез блок жвачек. Там были “переснималки” с Черепашками-ниндзя. Я был счастлив.
— А чего сейчас тебе не хватает для счастья?
— В принципе, всего хватает, но — как поется в одной из песен альбома — я хожу с огромным, бля, сундуком того, что было раньше и происходит сейчас. И я этот сундук тяну-тяну, и от него никак не избавиться. Это немножко подгружает, но куда деться. Память не сотрешь.
— Можешь себя в старости представить?
— Я был бы о***нным дедом! Я бы постоянно прикалывался: сидел бы в троллейбусе и внезапно падал, притворяясь, что у меня сердечный приступ. Ко мне бы все подбегали, а я бы их пугал: “А-а-а-а! Н***я! Я жив!” Я был бы несносный сумасшедший дед. Я бы им тут показал. Можно же делать что хочешь. Когда ты дед, тебе п***й. Можно выйти голышом на улицу, гулять и угорать. Кто что сделает? Ты же дед!
— Когда ты в детстве впервые осознал понятие смерти?
— У меня на районе была тенденция: все любили вешаться. Один чувак долго не появлялся на уроках, наполучал херовых оценок, и вот — день родительского собрания. Он выглядывает из окна, ждет, когда мамка вернется из школы. Как только она заходит в подъезд, он тут же бежит в туалет вешаться. Мамка прибегает, видит эту картину, в панике его снимает. “Что случилось?”, он ей отвечает, что это из-за оценок. Мама его, естественно, не ругает, и он идет гулять, прикинь.
Вон чувак в соседнем доме был-был, а потом просто бац! — и все, нет его. Кипиш возле подъезда. Подходишь узнать, что там, узнаешь: минус один. Повесился.
На первые такие случаи я очень жестко реагировал. Потом осознал: так бывает. Самое жесткое, это когда наступает момент, и ты понимаешь, что родители, люди вокруг тебя, тоже не вечны. На похороны я впервые попал, когда дедушка умер. Вообще не понимал, что происходит, и почему все так расстроены. Мне мама сказала: “Подойди поцелуй деда — и он встанет”. Я подошел, а он лежит такой, кожа желтая. Вот нафига такое ребенку говорить!
— То, как герой в детстве шкафчики в качалке вскрывает, — это реальная история?
— Да, биографическая. Пока все уходили качаться, я в раздевалке вскрывал ящики. Там была примитивная замочная система, как в старых почтовых ящиках подъездных. Можно было сунуть маленькую металлическую ху***шку, провернуть — и готово. Ни разу не попался, все делал чисто. На украденные деньги купил нож и сладости.
— Ты был тур-менеджером ЛСП. А до этого где успел поработать?
— Последнее место — бармен в Могилеве. Есть там крутой клуб “Куба”, ламповая движуха, много своих.
— Прочувствовал стереотип о том, что бармену все душу изливают?
— Сто процентов! Самый дикий случай был, когда пришла телка и стала рассказывать о расставании с парнем. Стоит и коктейль за коктейлем заказывает. Подбухивает, рассказывает, подбухивает, а потом такая х**к! — и глаза стеклянные. Состояние, которое можно описать как “зверь просыпается”. Она смотрит на меня и спрашивает: “Будешь со мной встречаться?” Я такой: нет, не буду. “Я что, — спрашивает, — некрасивая?” Говорю, мол, нет, нормальная ты, просто не хочу, я уже занятой. Она говорит: “Ты что, типа пидор?” (смеется) “Сука, у***ще, ты сейчас пойдешь н***й отсюда” — говорю. Разворачиваюсь — а она в меня стакан бросает. Я уворачиваюсь, ее сзади хватает охранник, она расцарапывает ему лицо, вызывают милицию, она расцарапывает милиции лицо, 3 дня потом просидела в КПЗ. Прикинь, белку словила!
— Когда ты в Петербург перебрался?
— Два года назад. Мы с Ромой переехали, я так и остался. Было сразу такое впечатление, будто я в живой город переехал из мертвого. Мы же так Могилев любя и называем: “Могила”. Я его люблю, но из-за того, что там много чего случалось плохого, это бросает тень.
— Знакомство с Ромой Англичанином. Как это было?
— Это был то ли одиннадцатый класс, то ли первый курс универа. Район у меня жесткий, но был там кент, который делал музыку в Hip-hop eJay. Игрушечная программа, в которой можно создать от силы 10 разных битов. Вот он писал биты и читал рэп. Я к нему пришел, он говорит: “Я читаю рэп”. Я такой: ну зае***ь. Прихожу я домой и думаю: “Так, ну буду тогда и я читать рэп”. Нух***л текст, прихожу к нему с текстом, показываю. Он такой: бля, н***я себе ты навалил! Я такой: да? Ну н***я себе я навалил!
И я начал читать фристайлы. Познакомился с чуваками крутыми, приезжали ко мне вечером на “мерсе”, привозили покурить и ставили биты, чтоб я под них читал. И один из них говорит: “Я буду твоим продюсером!” Я отвечаю: “Ок, но мне надо биты”. Он такой: познакомлю тебя с чуваком, он — полный осадок. Ну прихожу я к этому чуваку. Он говорит: “Я Рома. Курить будешь?” Я говорю: “Буду”. Он насыпает покурить, я из бутылки — бах! Он — бах! Накрыло — п***а. Говорит: “Ну, наверное, завтра тогда?” (смеется) “Да, — говорю, — давай завтра”. И вот так продолжалось неделю. Потом он мне написал бит, мы начали тусоваться вместе. Рома набил мне татуировки.
Он мне сразу сказал: “Чувак, тексты у тебя — бездарнейшее дерьмо”. И просто опускал, объяснял, где я по тексту чуть-чуть недоработал, а где совсем. Я пишу следующий, он говорит: “Дерьмо!” В это время у него выпускаются другие треки, он с группой GreenChe тогда работал, а мои треки не выпускает. “Я, — говорит, — не буду н***я делать, пока ты не напишешь нормальный текст”. Книжки пошли в ход, х**шки, распечатки. Я же раньше не читал, школьная программа отбила желание. И вот с его подачи взялся за книги. Как результат, что-то начал складывать, мысли стали формироваться. Я выдаю, а он опять говорит мне: “Дерьмо!” Та иди ты в жопу! Обижаюсь на него, пишу текст и создаю группу John Doe. Думаю: “Тексты тебе мои не нравятся? А мне нравятся!” Записываю с чуваками треки и однажды прошу Рому сделать мне за бабки в них электронику. Я приношу, он говорит: “О***нный текст, почему ты раньше мне не показывал?” Я взрываюсь. Говорю: “Сука ты! У***к! Ты меня год просто за***вал!” Короче, начали мы играть вместе.
— Как ты перешел от фристайлов к более аккуратной работе со словом?
— Просто начал перечитывать свои старые тексты. Если делаешь это спустя какое-то время, становится стыдно. В этом и заключается проблема сегодняшних фрешменов: они не перечитывают свой рэп. Они его записывают и сразу же издают. Мне же становилось очень стыдно. Потом, бывает, пишешь новый текст и думаешь: “Вот! Вот теперь получилось огонь”. Неделя проходит — и опять стыдно.
— Когда на горизонте появился Олег ЛСП?
— Мы с Ромой заметили его еще до знакомства. Его песни начали появляться в сети. Мы послушали что-то, Рома говорит: “Ну нормально делает”. Потом они как-то словились и начали писать треки. Грязь появилась до ЛСП, но никак не продвигалась, потому что я не мог хороший текст написать.
— Видел, как Олег на концерте посвящает песню “Потерян и не найден” твоему паспорту.
— (Смеется) Когда я был у него тур-менеджером, я однажды просто потерялся на какой-то промежуток времени. Просто про***л момент, когда надо было с группой лететь на работу. Сначала забыл одно, потом — другое, потом еще где-то накосячил, потом нужно лететь — и я забываю паспорт. Еду в Беларусь его заново делать. А потом теряю паспорт во второй раз!
— Быть тур-менеджером ЛСП. Почему это сложно?
— Ни разу не сложно. Весело! Мы, молодые пацаны, зарвались в один город, зарвались во второй, бах-бах, уничтожил, потусил, поспал, поел, поехал.
— Когда кореш работает с корешем — это норм. Но когда кореш увольняет кореша…
— Бля, ну так я ж… Типа… Ну а как по-другому? Надо же выполнять свою работу, верно? Если ты с ней не справляешься, не подходишь, то ты не должен ею заниматься. Согласен, что увольнять кореша — такое себе занятие, не очень.
— Как у вас этот разговор происходил?
— Апогеем послужило то, что после смерти Ромы я в психушку загремел. На две или три недели. Именно в ключевой для группы момент, когда нужно пахать. Когда он умер, я просто убился н***й.
— Что это за место?
— Это не такое жесткое место, где дебилы кашу по е***у размазывают. Режим: поднимаешься с утра, тебе на каталочке привозят таблеточки, ты их — х**к! Потом завтрак, процедуры, свободное время — я набрал себе книжек и тетрадок, писал тексты — потом в обед таблеточки, вечером опять таблеточки.
— Ты сам лег или тебе дали понять, что надо?
— Это обоюдно произошло. Я понял, что надо. Близкие тоже сказали: “Ну чувак, пи***ц”.
— Слететь с должности тур-менеджера накануне гастрольного прорыва группы — это провал.
— Конечно, это пи***ц. Но я не из-за денег грущу. За***сь, когда они есть: “Очень приятно, спасибо, очень приятно”. Жалею я только о том, что с парнями не покатался.
— Ты же был участником тура Pharaoh и ЛСП?
— Это был полный угар. Н***я не готово. Тур стартует, а релиза нет. Не отрепетировано толком. Сделано, как обычно, в последний момент. Чуваки просто зарываются и устраивают полный разнос.
— Твоя любимая история?
— Когда Pharaoh заказал клубнику, а Рома ее съел, пока он выступал. Глеб потом очень злился.
— Кто-то кинул лифчик на сцену, как это обычно бывает. Я его поднял и сходу придумал конкурс: все присутствующие в зале девочки должны сюда кидать свои лифчики. Иногда на стойке такие кучи собирались!
— Как у тебя получалось, учитывая близость к группе ЛСП, продолжать общаться с Oxxxymiron и Porchy?
— Ну так это ж не мой рамс, не моя война. Я подружился с теми ребятами и этими. Мы давно дружим с Porchy и плотно общались во время их конфликта. Не знаю, кто там при чем. И вообще это не должно меня е***ь. Если я дружу с людьми, почему я не могу дружить и с теми, и с теми?
Я не был рядом, когда Мирон и Олег работали вместе. Мой переезд в Питер произошел уже после их ссоры.
— В инстаграме у тебя есть кадр выступления с Porchy. Подпись: “Я просто зае***ся от войны”. Это об этом бифе?
— Абсолютно! Это с фестиваля Rhymes Show. Вот мы тогда встретились вместе, впервые после долгого перерыва. Произошло горе. Мы все являлись друзьями Ромы. Олег выходил один, я был сзади на бэках, и тут Porchy говорит: “Я бы хотел вас поддержать, с вами выступить”. Это было просто оху***о.
Я тогда вышел на сцену вместо Романа, но как его заменишь! Я раньше просто бэчил и песни переключал. А он же, бля, бешеный. Прыгает, как монстр, орет. Я же всегда на них сзади смотрел, снимал двоих на камеру. А тут х**к! — и уже один стоит.
— На альбоме — два куплета Романа. Как они получились?
— Я успел! Успел заставить его их записать. Это было сделано в самый последний момент перед его смертью. Теперь это его последние слова.
— Что значит “успел”? У тебя было предчувствие?
— Нет, ничего такого. Просто так получилось, что когда я на него надавил, попросил поторопиться, он собрался. А потом “это” случилось.
— Рома сам писал свои куплеты?
— Ты же в курсе, что текст куплета на “Монетку” я написал? Олег потом немножко доделал. Рома текстов не писал, но идеи генерировал. Мы вместе разрабатывали героев, пытались залезть им в голову, понять, кем они являлись и чего хотели.
— Где ты был, когда 30 июля услышал новость?
— Я был в Петербурге. Мне позвонил наш приятель, который находился с ним в квартире. Я сразу же пригнал и… И его увидел.
— У тебя есть любимая история про него?
— Куча таких. Он же отмачивал ежесекундно. Приезжаем в аэропорт. Рома никакой после вчерашней гулянки. Заходим внутрь, самолет через два часа. Рома это видит, вслух матерится и ложится на пол прямо у дверей. “Буду, — говорит, — спать”. Говорю: “Рома, вставай. Люди смотрят”. “Ну и похер. Почему мне нельзя полежать на полу?” Ну да, думаю, не поспоришь. Тут подходит мусор, спрашивает, а чего это вы тут на полу разлеглись. Рома ему: “А что, нельзя на полу лежать? Где это написано?” Мент такой: “В принципе, вы правы”. И Рома ему: “Можно мне тогда полежать спокойно (смеется)?”
Или вот еще. Как-то тусовались ночью. Идем с ним домой пьяные вдрызг. Рома внезапно говорит: “Хочу залезть на дерево”. Я, еле ворочая языком, говорю: “Ну давай”. Подсаживаю его. Он залазит. Срывается. Падает прямо на меня. Лежит на земле. Смеется!
— Когда пишешь текст, еще задаешься вопросом, понравился бы он Роме?
— Да! Всегда. Сначала писать нифига не получалось, но я научился предугадывать, что ему зайдет. Что он захочет услышать. Но это как лотерея: раз стреляет, раз — “полное дерьмо”. Потом стало получаться, и я уже не пользовался его советами и мнениями. Просто ему приносил текст и мы начинали работать.
— Моя последняя переписка с Романом состояла из двух тем. Первая — его очередное обещание скинуть песню “Тело” со своим куплетом. Вторая — история о том, что идея Big Russian Boss Show якобы принадлежит ему.
— Все идеи принадлежат ему (смеется)! Мне он тоже говорил, что встретившись с Игорем и Пимпом, он им показал шоу Эрика Андре и посоветовал адаптировать программу. Но так ли это было? Вопрос! Он любил приукрасить, это стоит держать в уме.
— Какой была ваша последняя переписка?
— Интересный вопрос. Я не смотрел даже, надо будет глянуть.
— А можешь прямо сейчас?
— Ок, подожди (длинная пауза, смех). Рома написал: “Иди н***й!”
