"Мы прошли проверку временем — Алеся Кафельникова цитирует только RSAC": интервью с Феликсом Бондаревым
Феликсу Бондареву респектуют новые рок-герои. Петар Мартич образовал свою первую группу, сходив на его выступление, а Кирилл Бледный пригласил его к себе на сцену во время московского концерта. При этом Феликс начинал записывать музыку, когда эти люди ходили в школу — в 2018 году его главному проекту RSAC исполнилось 10 лет. Все эти годы Бондарев умудрялся совмещать эту группу с десятком других своих коллективов (от совсем андеграундных до вполне респектабельных — он ездил в тур с группой Мумий Тролль и выступал в "Вечернем Урганте" с Сансарой). Но популярность у пользователей он получил благодаря песням RSAC — хулиганским, матерным, циничным. В начале весны вышел его новый альбом "Голые факты", где хулиганство слегка уступило место романтичным и светлым песням о любви. Как следствие, его начали слушать те люди, которые все эти 10 лет группу не замечали. Интервью с Феликсом и гид по его лучшим песням — ниже.
— Ты можешь сказать без гугла, какой по счету альбом “Голые факты”?
Для меня третий, наверное.
— А вообще? Подозреваю, что тридцать какой-то.
Тридцать какой-то — это если все вместе взять. Смотри, как это было всегда? Я записал левые песни, придумал им название — типа альбом. Но “Голые факты” — это вообще мой дебютник, я считаю.
— А количество проектов, в которых ты участвовал, переваливает за пятьдесят?
Да за десятку всего, думаю.
— Есть среди них такие, которые ты не можешь слушать?
Да нет, с каждого проекта я что-то получил. А музыка для меня началась только сейчас. До этого проекты были способами достижения каких-то целей. Грубо говоря, я записал альбом шугейза, когда мне было 19 лет. Хуякс! — я уже в Берлине, записываю альбом с калифорнийской группой. Потом я начал играть в Мумий Тролле. Это была такая собственная школа: что я? кто я? куда я? На тот момент я не обладал каким-то уникальным умением, чтобы меня интересно было слушать как музыканта. А выебываться можно было с 19.
Еще пару лет назад я так же бы записал альбом и ездил бы по городам один. Сейчас хочется уже, чтобы это был состав. Мы же не рэперы, которые появился неделю назад — и уже считаются старьем. Мы прошли проверку временем. Алеся Кафельникова, видел, да? Цитирует только RSAC.
— То есть, уже не Pharaoh?
Да. Один-ноль, прикинь.
— Я видел в сториз, как Водонаева ездит в машине под ваши песни.
Водонаева, да, Это очень странная хуйня. Все резко проснулись. Этим песням по семь-восемь лет, вот “Настоящие чувства” в 2012 была написана.
— Ты смотрел выпуск “Узнать за 10 секунд”, где Гречка слушает твою песню и говорит: “Вот крутой чувак, он скоро взорвет”?
Она же ребенок. Ребенок, который очень переживает до сих пор, в какие моменты она попадает, как ей общаться. Мы пересекались на Пошлой Молли, она говорит: “Мне сложно. Меня очень много вещей заставляют”. Да, мне очень много людей прислало то видео, еще чуть-чуть и тебя фрешменом назовут! Ну понятно, девочка она! Девочка ошибается. Дай бог ей удачи!
— Вы с ней из одного города. Что это за место вообще?
Город Кингисепп. Естественно, когда я там жил, мне казалось, что это самое ебаное дно, в котором я только был. Но потом я побывал в Челябинске — и все встало на свои места. Кингисепп по сравнению с ним — ебаный Бристоль. Красивый, маленький, ухоженный английский городок. Есть два паба, один банк, одна лыжня и боксерский ринг. Плюс 90 км от Петербурга. Это два часа езды, люди туда на работу ездят. Плюс у нас под боком Эстония, пешком переходим границу.
У меня там отец живет. У меня всегда была такая связь с Европой: я в 16 лет закончил школу, пошел учиться в Эстонию. Отучился там два курса, вернулся в России, приехал в Петербург. Меня мотало туда-сюда. В Кингисеппе я жил, грубо говоря, до 16 лет.
— Читал у тебя твит, что твой школьный приятель сел на 15 лет…
На 18! Но, по новой информации, у него недавно был суд, где он обосрался и измазался, сейчас его в дурку кладут.
— Насколько его история была показательна для твоего окружения того времени?
Да она уникальна даже сейчас в Перми. Сейчас редко надется такой долбоеб, который ездит, обхуяченный всеми видами наркотиков, под ScHoolboy Q на велосипеде. И орет. Он выкупил на территории завода “Победа” помещение — и на Новый Год варил там какие-то химикаты, нереальные унции говна. В итоге у него там рвануло, приехали менты, а он сидит обхуяченный. В маске. Человек вообще хороший — еще в школе он позвал нас в гости к своей бабушке, а всю комнату забил песком. И мы приходим, а он говорит: “Давайте клей нюхать в Сахаре!”. История уникальная, говорю же!
— Друзей-наркоманов в школе у тебя много было?
Я не выходил из дома в школьном возрасте. По той причине, что я слушал группу Radiohead, учился играть на гитаре и понимал, что если я сейчас выйду на улицу, то мне будет дискомфортно. И у меня был такой план: поведу себя как аутист, поднакоплю знаний, чтобы потом можно было их растряхивать, как ебаный половик. И так с 13 до 16 — самый активный момент, когда дети пробуют наркотики. А я в это время в футбол играл, а потом сразу домой бежал.
— Твой отец джазовый музыкант. Он повлиял на твое восприятие музыки?
Своим появлением вот с такой стопкой дисков. Я как раз сломал ногу в двух местах после футбола. Был гипс. Это был 2004 год, по телевизору показывали церемонию “Оскар”, а после нее врубили фильм “Кофе и сигареты”. В оригинале! Без субтитров! Я лежу, охуеваю, потому что мне нравятся все люди, которые там. Джек Уайт, Том Уэйтс. А интернет тогда по карточкам. Я звоню отцу, спрашиваю, кто все эти люди. Он такой: “Да не может быть!”.
Приезжает через день, привозит мне стопку дисков: The Hives, The Vines, Franz Ferdinand только вышел, White Stripes, Bright Eyes, Lou Reed. И потом говорит: “Я скажу больше — Franz Ferdinand выступают через месяц в Петербурге. Погнали!”. Мы на Franz Ferdinand, я в ахуе, через две недели выступают White Stripes. После этого мне все и захотелось! Я узнал музыку, которую мог сделать сам. Ты не понимаешь слова “продакшн”. но понимаешь, что это сделано очень доступно. Я сразу попросил две вещи — микрофон и midi-клавиатуру. Параллельно начал играть на гитаре.
А первая песня, которую я написал — это “Красная девятка”. И ею я свою жизнь перечеркнул нахуй, потому что она начинается со слова “нахуй”. То есть как идет лейтмотив моей жизни: сначала “нахуй”, потом моя жизнь.
— У тебя изначально была идея, что ты, как человек-оркестр — сам будешь на всем играть?
Первые три года да. Потом я переехал в Екатеринбург, познакомился с Сашей Гагариным из группы Сансара
В Екатеринбург я попал так: больше не хотел жить в Петербурге, поехал в Иркутск, прожил там полтора месяца. Это был октябрь, а на улице уже минус 40. Ты выходил из подъезда в такси, губы лопались, все взрывалось, ты откачивал себя каким-то 2С-B. И пришел момент, когда я понял: больше не могу тут находиться. Говорю: “Ребята, давайте мне соберем денег на билет, хочу обратно в Питер”. Приезжаем в аэропорт, а оттуда никуда ничего не летит кроме Екатеринбурга. А я как раз летом на фестивале познакомился с Гагариным. Звоню, говорю: “Ребята, я к вам ненадолго”. В итоге остался там на два года.
— В скольких городах ты успел пожить?
Таллинн, Кингисепп, Питер, Иркутск, чуть-чуть Красноярска, Екатеринбург. Потом переехал в Москву.
— Москва или Питер?
Москва, естественно! Мне всегда было дискомфортно в Петербурге, я всегда чувствовал какой-то пиздец. Не мои люди, не моя погода, не то, как они произносят слова, не то, как живут. Непунктуальные, блядь! Хуй с кем встретишься. И ебаный “Зенит”, блядь!
Знаешь, вот просто город не твой. Туда не хочется выходить, когда недоволен. В Москве у меня такого не бывает. Естественно, я перегибаю палку по белочке, но потом белочка заставляет меня извиняться. В Питере ни разу в жизни ни перед кем не извинился!
— Твой худший год за эти 10 лет?
Я не помню нихера в 2015-м. Для меня этот год — год собственного ребрендинга. Я тогда три месяца прожил на Пангане. Что делал там, не помню, весь год для меня вылетел. Мысли почему-то были такие: все закончилось — пьянство, активное безумие — ничто не вернется на круги своя. С другой стороны, это был переходный год, и им я доволен.
Я недоволен только двумя моментами. Первый — это аллергия на алкоголь. И второй — очередная, заметная только мне, стадия ожирения.
— Люди, которые ходят на концерты твоих проектов — разные? Или на все ходят одни?
Всегда разные. Настолько, что меня даже удивляло — я был уверен, что они не пересекаются. Я раньше думал, что это самоубийство: играть в Питере как Щенки, а через месяц как RSAC. Что все придут на одних и потом не пойдут на других.
С Макулатурой вот тоже публика другая была всегда. О, я же ушел сейчас из Макулатуры, прикинь!
— Почему?
Мы просто поняли с Алехиным, что жизнь идет в никуда. Он не смог вывести из iTunes деньги за последние два альбома. А для меня это важно.
— Как это — не смог вывести?
Ну не смог! Проебались они где-то! Это все было сделано знаешь как — пиздец!
— Сложно работать с Алехиным?
Очень сложно! Именно потому я его безумно люблю. Он — человек, который иногда болеет. А я — человек, который иногда здоров. Когда я здоров, он болеет больше всего. И тогда нам сложно. Поэтому мы сейчас проводим последние два концерта и берем временную паузу.
— Очень интересует вот что: когда рок победит рэп?
Тут ты эксперт, скорее. И я думаю, ты замечаешь, как все эти рэперы хотят стать рокерами. Обзываются друг на друга “рокстарами”, собирают живые составы и так далее. Есть текущий лайфстайл — а хип-хоп это же лайфстайл. Мне он нравится. Мне нравится, что люди стали чистыми, ухаживают за собой, чего всегда недоставало рокерам. Посмотри сейчас на группу Black Rebel Motorcycle Club — это ебаное унылое зрелище.
— Так им уже под 40 лет!
И что? Канье в 40 лет выглядит охуенно. И это даже не исключение. Камон, в 40 лет все выглядят хорошо, а рокеры — нет. Отвечая на твой вопрос “Когда рок победит рэп?” — никогда. Мы всегда будем находиться в разных комнатах, и будет один огромный glory hole между нами. Просто кто-то туда вставит жопу, а кто-то — хуй.
— Лучший рэпер России прямо сейчас?
Я вот даже сказать не могу. Но могу вспомнить, что когда я на него попадал, меня никогда не расстраивал вот этот чувак из тусовки Pharaoh... Из Уфы… Как же его? Boulevard Depo! Во-первых, очень приятно выглядит парень, очень приятный арт у него. И мыслит приятно, это видно.
— Ты чувствуешь себя батей всей этой новой рок-волны? Когда подходит к тебе условная группа Пасош и говорит, что выросла на песнях RSAC.
Не Пасош даже, а чуть помоложе ребята. Хотя ты же знаешь эту историю — у пасошей до этого была группа Прыгай Киска. И Кирилл с Петаром ее придумали после того, как пришли на мой концерт в Москве в 2012 году. То есть, так или иначе, я отец всей этой хуйни. В 2008 году, когда я записал “Красную девятку”, никто не пел на русском — все пели на английском! Группа Motorama собирала по 25 человек по четвергам. А я же почему начал все это делать? Я хотел делать музыку, а слова были всего лишь дополнением.
Мы с Лёней (гитарист группы RSAC — прим. The Flow) очень любим делать хип-хоп биты в никуда. Мы чуть ли не ставим таймер, потом берем — сэмплируем Interpol, потом Burzum пошел. Добавляем шума, питча — в итоге за семь минут получается бит. Думали, может саундклауд организовать для молодежи с бесплатными битами. Но нас все еще не покидает мысль, что мы можем их задорого продать. К сожалению, у нас нет того 20-летнего, который будет сидеть и что-то нам рассказывать.
— Последнее. Мог бы ты декодировать свою строчку “Мне не нужен новый мир, мне нужна твоя Россия”.
“Не нужна твоя Россия” там поется.
— Серьезно?
Все, я декодировал!
— Офигеть, конечно,
Ты только что услышал абсолютно другое направление. И ты не один, все слышат так, как хотят слышать. Кому как ближе. То есть я-то иду на отрицание паттерна — как мне может быть нужна Россия, когда мне без тебя так больно! А сейчас мне нравится, что эту песню можно слушать вот так, в двух версиях.