Тексты
Текст: Николай Редькин

Как я полюбил музыку Murda Killa после его смерти

Сегодня — 40 дней после смерти Максима Решетникова.

Смерть помогает продавать альбомы, говорили они.

Правило не распространилось на Murda Killa, а его посмертный альбом не взлетел на первую строчку Apple Music. Но у меня в наушниках после этого был только Мерда.

Неподтвержденную новость о его смерти я прочел, когда ехал ночью в аэропорт. Захотелось переслушать песню "Пока тает ночь" — кажется, единственную, которую я у него тогда любил. Послушал ее, потом следующую. Прокрутил один альбом, другой, третий. Потом в телефоне начали появляться заметки. Из них и собрался этот текст — пока читаете, держите в уме, что написан он человеком, для которого тесное знакомство с музыкой артиста началось только после его смерти.

На первых порах Максим Решетников записывал чернушный рэп, блуждая в трех соснах, которые его идейные соратники из группы Velial Squad шуточно обозначали как "сатана, могила, кладбище". Потом арсенал стилистических и мелодических приемов расширился (если коротко, Мерда стал меньше бубнить и больше петь), но светлее эта музыка не стала. Если включить лучший в его дискографии альбом "Brokestar" (2018), то за строчками про пельмени из кошки вы услышите песни уязвимого человека, настолько осатаневшего в замкнутом круге из приходов и отходов, что сам себе придумал и сатану, и могилу, и что только не.

Даня Порнорэп в некрологе Максима подметил, что тот не стеснялся честно писать о своих мутных буднях, без ненужной их романтизации — ну типа как Гуф в 2007, только с поправкой на то, что сейчас ездят не к дилеру, а за закладкой. Мерда и правда во многом похож на Гуфа. Судя по его интервью, он любил Москву, имел опыт с галоперидолом и часто посвящал строки понятно чему: одна из самых часто повторяющихся деталей в его песнях — "бледно-желтая дорога".

Что важнее — как и Алексей Долматов, Максим писал скупо, а рифмовал просто, но точно (у него есть песня, где суицид описан так: "Капли на пол, плачет запястье"). Но в таком натурализме было много пугающего. Послушайте "Весеннюю", где простое перечисление событий одного дня из жизни превращается в кошмар, из которого не знаешь как вырваться. Или включите "Девятиэтажки" — настолько же прилипчивую, насколько страшную песню о том, как человек сходит с ума в одинаковых декорациях спальника. Или "Под группу Kunteynir" — но тут уже впору разве что взвыть от тоски.





Для выражения будней броукбоя из спального района у Мерды было немного слов, но куда больше музыкальных приемов. Его интервью для "Нового Флоу-2018" выдавало человека, любившего музыку темную, но с разными оттенками темноты: сатанинский мемфис-рэп, Летов, КиШ, Хой, Паша Техник. У Мерды хорошо получались и кричалки, и медляки, он мог вернуть вам ваш 2007-й или написать рэп-фолковый альбом вместе с Сашей Скулом. Мог раздать готики, а мог спеть ну примерно как Дельфин на альбоме "Звезда". Это хорошо чувствовал его напарник — битмейкер 13senpai, который писал для Мерды умиротворенные биты с гитарными сэмплами; получалась очень угрюмая музыка, под которую хорошо идти куда-то, спрятав голову в капюшон.

У нас в интервью Максим называет Фараона одним из своих вдохновителей — и у него было много песен, которые звучат как продолжение "Black Siemens", даже с той же самой кочующей из трека в трек метафорой про мертвые кроссовки (второй по популярности мотив у него после желтой дороги). Пухлый кудрявый парень с бутылкой "Старого мельника" в декорациях сталкеровской безнадеги выглядел аутентичнее, чем поджарый длинноволосый блондин у "линкольна" — но и Максим, и Глеб работали в том жанре, где ценится не аутентичность, а красота позы.

Сложно писать о песнях покойного человека, большое количество которых — на некротематику. Точнее, так: очень сложно слушать их и не считать пророческими. Выдерни любую строчку — увидишь в ней предсмертную записку (посмотрите, как назывался твиттер Максима). Такие же ощущения были от его интервью. Вот он рассказывает о своей жизни в блоге "Депрсна" — эффект дополнен тем, что вместе с ведущим они сидят в лесу, а на фоне гудит-переливается какой-то эмбиент.

"На данный момент планов никаких, я нахожусь в — не могу сказать "противном" — уютном болоте. Я сижу дома, играю в старый добрый третий Playstation, иногда пью водку в одного, заказываю еду. Валяюсь на кухне в одного перед телевизором — и все. Ощущаю себя в уютной мягкой пустоте".

Людей, которые сочиняют рэп-страшилки, легко обвинить в том, что они не идут до конца; если ты уж воспеваешь смерть, то будь готов ее принять. У Мерды, как мне кажется, все строилось от обратного: весь бытовой сатанизм, все могилы и кладбища несли в его музыке покой, а города и квартиры — наоборот, выступали болевыми центрами, от которых помогут только нейролептики. Если совсем кратко, то его песни — про то, что рутина страшнее могилы.

Есть известная цитата Летова о том, как он написал песню "Долгая счастливая жизнь" — когда пребывал в реанимации и не мог ничего употреблять. "Представилось, что однажды так случится, что станет физически, жизненно невозможно принимать, скажем так, вещества, способные изменять, расширять сознание. И если возникает такое — то что дальше? Когда праздников нет".

Уютная мягкая пустота, — как будто бы отвечает ему Murda Killa.






Шесть с половиной минут насилия
Скуфы и будущие скуфы