Тексты
Интервью: Карина Бычкова

Чем живет артист Тринадцать Карат

Большой разговор про новый альбом, отношения, ментальное здоровье, дружбу с Глебом Три Дня Дождя и вдохновение Гуфом

Тринадцать Карат собирает семитысячный VK Stadium и ездит в туры на десятки городов. Его треки регулярно попадают в чарты стримингов, на отдельных песнях в Spotify — миллионы прослушиваний. Сегодня Саша (так зовут Тринадцать Карат) выпустил новый лонгплей, который называется “Еще одна ночь”.

Артист пишет песни про оголенные чувства и переживания, рассказывает, что все его треки — автобиографические. По жанру это поп-рок, и, учитывая все эти вводные, Тринадцать Карат неизбежно сравнивают с Три Дня Дождя, с которым артист не только дружит, но и выпускает фиты. Мы поговорили о том, как музыкант справляется с популярностью, борется с тревогой и действительно ли он живет в таком раздрае, о котором пишет.







— Ты в туре на полсотни городов. Как все идет?

— Мы пока отъездили только 11 городов, это первая связка, и она оказалась самой тяжелой, потому что было очень много перелетов. И смена часовых поясов — это вообще жесть. Еще мы с пацанами немножко приболели, ходили к врачам. Но всего один раз были у фониатора.


— Фониатор — это кто?

— Человек, который помогает тебе восстановить голос, когда ты охрип. Если в прошлом туре у нас было всего 15 городов, и мы раза четыре были у фониатора, то в этот раз мы поехали уже на опыте.


— У тебя уже был большой тур, тебе это уже привычно или все еще в новинку и есть мурашки?

— Мурашки есть перед каждым концертом. И мандраж этот дает какой-то свой вайб, заряжает, поэтому я надеюсь, что так будет всегда. Но, у нас уже было очень много выступлений, очень много фестивалей, и уже концерты проходят уже более профессионально, чем раньше.


— Кажется, что ты закрытый человек. Сложно ли тебе переживать внимание, которое к тебе приковано?

— Я закрытый в плане интервью и подобных движух. А насчет концертов — я чувствую себя в туре гораздо стабильнее в эмоциональном плане, чем дома. Потому что там все в движении, все постоянно меняется, что-то новое, новые люди, они тебе говорят приятные слова, ты с ними обнимаешься. Хотя я закрытый человек и не тактильный, когда перед концертами проходит мит энд грит, я реально кайфую. Это единственный момент, когда я такой: “Все, это мои. Моя стая”.


— Локимин еще называет своих фанатов стаей.

— Да, меня, кстати, заебали комментарии по этому поводу. Я знаю Локимина, но я не шарю за его внутреннюю движуху. Знаю буквально пару треков у него. Это я придумал, мне плевать (смеется).


— Видела, что ты как-то проводил сходку с фанатами. Тебя там не разорвали на части?

— У нас был год альбому, и что-то в моменте щелкнуло у нас, и мы такие: “Надо сделать что-то прикольное”. И решили, что нужна сходка. Мы сразу предполагали масштаб и поэтому объявили сходку всего за пару часов. Но все равно пришло слишком много людей, и мне пришлось быстро уйти после, хоть я всем и пообещал, что сфотографируюсь. Но начались проблемы, типа всех заберут. Поэтому с кем смог, с тем я сфотографировался, надеюсь, подарил какие-то эмоции, ну и сам получил эмоции. И если бы мы объявили за день, был бы вообще трэш.


— Заберут — в плана того, что очень много людей пришло, а вы ничего не согласовывали?

— Да, мы просто собрались в Парке Горького. Ну и что мы шумели. Но все вроде бы нормально прошло.


— Ты как-то говорил, что тебе комфортнее быть одному. Что ты делаешь, когда вокруг никого нет?

— Пью, отдыхаю. В своих мыслях, в основном. Ну, чаще всего я что-то пишу, когда один. А я всегда один, поэтому я всегда что-то пишу.







— Я видела плейлист, который ты собирал — там Lil Peep, XXXTentacion, Linkin Park, Nirvana: хороший набор для человека, который любит подгрузиться.

— У меня было два варианта. Первый — собрать плейлист из русскоязычных артистов, которые меня вдохновляют сейчас: старый русский рок, старый русский рэп, Гуф, Каспийский груз. Второй — собрать то, что я слушал и чем вдохновлялся перед тем, как начать заниматься музыкой. Но если бы я составил первый плейлист, меня бы просто не поняли. И я решил показать песни, которыми я вдохновлялся раньше. Я слушал их, когда мне было плохо, и из зарубежных я до сих пор только их и слушаю. Мне еще менеджер сказал: “Блин, ты составил список из умерших артистов”. А я и не заметил.


— Гуф, Каспийский груз — это что-то из твоей юности в городе Гай?

— Да, у нас маленький город был, и все ходили с колонками, слушали рэпчик постоянно. Вот эти заниженные тонированные машины, из которых долбил Гуф. Я открыл его для себя только лет в 17, и до сих пор слушаю постоянно старые альбомы.


— Многие твои ровесники респектуют Гуфу. Чем он зацепил тебя в свое время?

— Гуф цепляет искренностью и тем, как он рассказывает. И в моих треках это прослеживается: я тоже пишу свои истории и пытаюсь рассказать их от начала до конца. Это то, что я перенял у него. Но, блин, вот его последний альбом — вообще не то. Мне кажется, последний альбом он выпустил, потому что это уже нужно было сделать. Там есть прикольные песни, одна-две, которые про его нынешних женщин. Вот они искренние, в них я верю. А остальное — это уже отписка.


— У тебя автобиографичные песни, которые посвящены расстроенным чувствам, несчастной любви. Ты действительно постоянно живешь в таком раздрае?

— Не знаю почему, но у меня не получается построить нормальные отношения. И не получалось никогда. Скорее всего, из-за проблем в голове, из-за того, что я творческий человек, и мне нужно постоянно получать какие-то эмоции. Но это не специально происходит. И в новом альбоме я рассказываю о новых чувствах, которые переживаю сейчас, и там треки не такие уж и грустные. Скорее романтичные, чем грустные. А что было до этого — да, это жесть.


— В твоем профиле появилась фраза “скоро наступит ночь”. Это связано с концепцией нового альбома?

— Да. Все хорошие альбомы держатся на концепции. Это история одной ночи — все, что со мной происходит за ночь, начиная с позднего вечера и заканчивая рассветом. Ночью случаются самые жесткие вещи. Либо ты остаешься один и начинаешь задумываться, кто ты такой в этой жизни, либо происходят какие-то ссоры, скандалы.

Все песни в новом альбоме написаны ночью. Треки цепляются друг за друга: я сам был в шоке, когда послушал по порядку демки. Это все одна ночь, одна маленькая жизнь.


— У тебя в телеграм-канале часто встречается фраза “Осень в этом году прекрасна”. Откуда она и что значит?

— Это про отношения, которые у меня начались летом. У меня даже есть татухи на двух руках. На одной — “осень в этом году прекрасная”, а на другой — “или это все ты”. Я вообще ненавижу осень, холод, зиму. И она (девушка Саши. — The Flow) как-то сказала, что сентябрь — ее любимый месяц. А я такой: “Блин, а я ненавижу сентябрь”. И потом я ехал от нее домой и понял, насколько осень красива именно из-за нее. Я написал пост, что осень в этом году прекрасна. И позже дописал: “Или это все ты”. Ну да, я специально набил, чтобы постоянно видеть и вспоминать это крутое время. Даже если что-то произойдет, это все равно лучшая осень за мою жизнь. Ну она еще, конечно, не прошла — моя жизнь (смеется).


— Есть стереотип, что если музыкант счастлив, благополучен и ментально здоров, он не может писать песни. Что ты об этом думаешь?

— Я очень сильно боялся этого. У меня был в жизни период, когда происходил какой-то трэш. И я садился писать, понимая, что мне это нужно, я хочу сделать альбом. Но сажусь писать, а у меня вообще не получается. И я такой: “Ну все, надо отдохнуть”. Пытаюсь отдыхать, и все равно хочу писать. Но вот пишу и понимаю, что просто не кайфую от этого процесса. И когда появился этот человек (девушка Саши. — The Flow) в моей жизни, я написал несколько демок буквально за три дня. И вот там искренне я, там есть чувства. Я всегда думал, что если у меня все в жизни будет хорошо, я не смогу ничего делать. Но, как оказалось, о хорошем тоже можно писать.


— Как ты думаешь, твоих поклонниц расстроит, что у тебя появились счастливые отношения? Они, наверное, привыкли, что ты такой мальчик, которого все время хочется пожалеть.

— Короче, ребята, не переживайте, у меня все равно все всегда идет по пизде. Напишем еще один альбом.


— Твоя фраза: “Даю себе еще 17 лет. Меня чуйка никогда не подводила. Поэтому 40 лет даю себе, максимум 42-43. В 27 я точно не сдохну. Чувствую”, — чем вызваны эти размышления?

— Емае, ты где это откопала? (смеется). Походу, я был очень сильно пьян тогда. Блин, надо бы вспомнить момент, когда я это написал. Меня часто одно время посещали мысли о жизни, о том, кто я и зачем. За три года, пока я занимаюсь музыкой, я очень сильно испортил свое здоровье и психологическое состояние. Было очень тяжело, каждый день эмоциональные качели, депрессивная фаза сменяется маниакальной. И самый прикол, что ты не можешь предугадать этот момент. Допустим, в туре все стабильно, поэтому я всегда хочу в тур, у меня там все ровно идет, нет никакого дисбаланса. Но вот по щелчку может навалиться дикая тревожность.

Так, кстати, было перед выходом трека с Глебом Три Дня Дождя. Мы были в Благовещенске, у нас шесть утра, и я ждал, когда в Москве будет ноль-ноль, чтобы вышел трек, люди его послушали, сказали, что они думают. И вот на следующий день я просто поник, у меня началась какая-то депрессия, хотя все хорошо и стабильно, но я все равно сильно переживал.

Еще через день проснулся, и у меня маниакальная фаза. Все хорошо, я хочу общаться с людьми, писать музыку, какие-то демки накидываю и понимаю, что эти качели есть даже в туре, и от этого очень тяжело. И у меня такое состояние постоянно, и быть в нем непросто, поэтому я, наверное, в тот момент написал, что даю себе столько-то времени.

На самом деле, я себе много времени дал, думаю, я проживу гораздо меньше. Мне еще четыре года до 27, за четыре года вообще все может измениться... Может, меня уже и в 26 не будет. В скобочках напиши, пожалуйста, что я говорю об этом с улыбкой на лице. Не плачьте, пожалуйста, я был счастлив.


— Не обращался ли ты к психиатру?

— Я всегда очень скептически относился к идее, что тебе со своими проблемами нужно идти к чужому человеку, а ведь еще нужно найти кого-то подходящего, что еще тяжелее.

Но месяц-два назад я пошел к психологу, он помог мне расставить все по полочкам, это было буквально перед туром. В последний сеанс меня психолог довел до такого состояния, что я просто, во-первых, в слезах домой уехал, во-вторых, на сеансе весь в слезах сидел, и это было очень эмоционально тяжело. После этого я понял, откуда моя главная проблема, которая сидит в голове, и я ее уже начал решать сам. И потом еще уехал в тур, и не было возможности и сил, ни эмоциональных, ни физических, просто на это все. Но сейчас у меня все достаточно хорошо, тьфу-тьфу. Надеюсь, что так продолжится хотя бы еще чуть-чуть.

Я не понимаю, как психологи живут после того, как к ним целый день приходят, как они после этого нормально спят.

Вообще, мама мне сказала такую вещь, мол, у тебя есть родные люди, тебе не нужен никакой психолог, ты должен разговаривать с нами, и мы тебе во всем поможем. Поэтому, ребята, у вас есть родители, обращайтесь к ним, если у вас все плохо, они вам всегда помогут.


— Как-то раз ты говорил, что тебе скучно общаться с людьми, когда ты трезвый. Тебя это не беспокоит?

— Я начал решать этот вопрос, но мне тяжело, потому что черно-белый мир просто съедает. А когда ты начинаешь пить, у тебя сразу появляется желание общаться с людьми, желание что-то делать. Ну это просто я запиваю свои какие-то травмы, проблемы, тревогу. Но сейчас я как-то с этим начал справляться, и я уже несколько дней не пью, между прочим. Во-первых, концерты, во-вторых, большой тур, нужно себя чувствовать хорошо и давать людям эмоции. А если я еще буду пить, это просто превратится в хаос. И я чувствую ответственность перед людьми. Я даже в туре старался не курить, а это еще тяжелее, чем не пить. Но дома я могу пить крепкий алкоголь каждый день, каждое утро, каждый вечер: когда не хватает эмоций, когда плохо. А в туре ты не чувствуешь этого, у тебя каждый день что-то происходит.







— У тебя перед глазами пример Глеба Три Дня Дождя. Не пугает ли тебе такая развязка истории с алкоголем?

— Конечно, пугает, но Глеб пьет уже очень давно. Так получилось, что у меня появилось куча проблем, способствующих тому, что я начал пить. В моей жизни произошло несколько серьезных и очень жестких ситуаций, которые разделили мою жизнь на до и после. И из-за этих ситуаций, по сути, все и началось. Я не хочу о них говорить.

У меня очень слабый организм. И из-за того, что он слабый, я быстро перескакиваю стадию, когда алкоголь не делает меня веселым человеком, наоборот, я начинаю агрессировать, веду себя очень негативно даже по отношению к себе. Тогда я испугался и понял, что это звоночек, и надо тормозить. Алкоголь меня больше не спасает, а делает только хуже. Поэтому сейчас самое время начать сейчас решать вопрос и заняться своим здоровьем. Альбом почти дописан, сейчас только концерты. А что будет перед следующим альбомом, даже боюсь представить.


— Глеб старше тебя и раньше выстрелил. Нет такого, что он может на тебя оказывать влияние?

— Мы редко общаемся, но за последний месяц виделись пару раз, оценивали демки друг друга, очень искренне разговаривали по поводу всего: как мы друг к другу относимся и так далее. Я ему всегда говорил, что он для меня старший, и я прислушиваюсь к его мнению. Он мой друг.


— Тебя часто сравнивают с ним, что ты по этому поводу думаешь?

— Так было только в начале, еще до выхода альбома, когда выходили отдельные песни. Но после того, как вышел альбом, и там был фит с Глебом, все уже спокойно начали разделять нас как двух абсолютно разных музыкантов. Типа это рок, да, но мы пишем его о разном. И стили исполнения у нас разные. Как я читаю, Глеб не зачитает. Как Глеб поет, я так не спою. Когда у нас какие-то совместные песни, это просто очень крутой симбиоз, потому что наши голоса вместе звучат как надо. Вот ты слушаешь, и это так, как должно быть. И это круто.


— Ты рассказывал, что ты начал писать музыку всего несколько лет назад, но при этом ходил в детстве в музыкальную школу. Что произошло несколько лет назад?

— Я переехал в Москву, и вокруг меня появилось очень много соблазнов, которых я сильно боялся: наркотики, алкоголь. Мне нужно было куда-то девать свои эмоции. И я такой: “Блин, так я же могу писать музыку”. В тот момент я сидел дома, накидывал демки и записывал их на телефон. И я понимал, что это лучшее, что было в моей жизни: когда я пишу, я чувствую себя таким счастливым человеком, и мне больше ничего не нужно. Мне нужно сидеть дома вечером, играться словами и передать свои эмоции так, чтобы все поняли.


— Твоя мама была против того, что ты занимаешься музыкой. Почему?

— Она считала, что музыка — это хобби, которое не может быть никакой работой Хотя для меня это и сейчас не работа. Это, блин, я даже не знаю, как это назвать. Отдушина моя.

Ну, она переживала за то, кем я стану, но когда появились концерты, когда мои треки начали попадать в чарты, она сказала, что гордится мной. И еще говорит, что она таким образом меня мотивировала.







— Ты пишешь музыку вместе с Сашей Аверсом. Как вы познакомились?

— Свой первый трек я записал на телефон и подумал, что уже пора пойти на студию и записать его профессионально. Я занял денег, тысяч 15, и на выбранной мной студии работал Саша Аверс. Когда я пришел записывать этот трек, он сказал, что работает тут месяц, и мой трек — лучшее, что через него проходило. Тогда он сказал, что у него есть студия в гараже в Подмосковье: “Мы там пишем рок. Если что, просто имей в виду”.

В этот момент трек начал расходится, люди писали, что ждут трек. Я звоню на эту студию, говорю, что мне нужно дорожки забрать хотя бы. Мне говорят, что студия закрыта, карантин, ее никто не откроет. И я пишу Саше Аверсу, говорю: “Сколько стоит с тобой поработать? Я приеду к тебе в Подмосковье, плевать, где и как мы это запишем, я знаю, что ты круто можешь это обернуть”.

И все, я приехал к нему, мы записали трек, я выпустил его во “ВКонтакте” просто постом. А потом, кстати, начал задумываться: “Блин, а как сделать так, чтобы на треке была обложка?”. И изучал всякие онлайн-сервисы.

Ну и как-то так начали работать, словили вайб. Но с первой записи ОН С МЕНЯ ВЗЯЛ ДЕНЬГИ. Это, пожалуйста, большими буквами, капслоком.


— Все правильно, каждый должен получать деньги за свою работу.

— Ну да. Но потом-то мы работали просто за идею. В какой-то момент я понял, что музыка не может существовать без гитары. Гитара придает музыке искренность, и если ты хочешь писать искренние песни о своей жизни, они обязательно должны быть с гитарой. Я уже потом понял, что в моем плейлисте всегда было очень много старого рока, который я до сих пор слушаю.


— А что ты подразумеваешь под старым роком?

— Би-2, Наутилус, Цой, Земфира (Минюст РФ считает ее иноагенткой. — The Flow). Песня Дианы Арбениной, “Секунду назад” — самая сильная песня на русском языке. Под эту песню просто хочется умереть. Я помню, у меня был момент, когда я лежал в очень плохом состоянии на полу, и у меня не было никаких сил, чтобы что-то включить. И почему-то в тот момент у меня заиграла эта песня, и эмоции, которые я испытал в тот момент, это... Это неповторимо.


— Ты говорил, что не почувствовал вау-эффекта, когда твоя музыка выстрелила. Как ты думаешь, почему так?

— Наверное, строил слишком много ожиданий... Нет, я знаю ответ на этот вопрос! Потому что я всегда мечтал об этом, и каждую ночь прокручивал это в голове, и прокручивал настолько детально, что я уже как будто это прожил. И, на самом деле, хорошо, что я прожил это до, потому что я уверен, что у меня в моменте не сорвет крышу от успеха.

И у меня еще очень реалистичные сны постоянно. Я могу просыпаться с ощущением того, что я кого-то обидел, и какой-то человек может со мной не разговаривать, а это был всего лишь сон. А у меня это как-то откладывается в голове, и я немножко начинаю путать сон и реальность. И из-за того, что сны такие реалистичные, я это все уже как будто бы испытывал.


— Что для тебя успех?

— Мне хочется оставить после себя легендарные песни. Песни, которые будут играть еще сто, двести лет, которые будут вспоминать, и эти песни будут проходить через поколения, их будут понимать. Неважно, будет ли это альбом или одна песня, две, три. Плевать, но хочется оставить что-то после себя.


— Слышал ли ты про синдром второго альбома? Когда после суперуспешного дебюта сложно превзойти самого себя: задав высокую планку на первой пластинке, артист сталкивается с высокими ожиданиями публики. Чувствуешь ли ты сейчас что-то подобное?

— У меня был период, когда я ничего не мог написать — я сам на себя оказывал давление, потому что понимал, что мне нужно сделать круче, чем первый альбом. Как-то я сел один, закрылся в комнате и начал просто размышлять на эту тему. И понял, что пока внутреннее давление, которое я сам на себя оказываю, не пройдет, ничего не получится. И вот так только оно прошло, я просто вернулся на ту точку, с которой начинал, как будто бы вообще ничего не было. И сейчас я понимаю, что альбом 100% крутой, он зайдет на 100%. Нет, на 113%.


— В чем фишка артиста Тринадцать Карат?

— В искренности. Пока я не обманываю ни себя, ни своих слушателей, это будут слушать, об этом будут говорить. Пока я пишу о своих проблемах и делаю это искренне, это все работает. Вы никогда не услышите от меня песен, в которых я что-то придумал: это даже для меня самого будет конец.

Шесть с половиной минут насилия
Скуфы и будущие скуфы