Кто выступает на OFF — фестивале, где принципиально не держат больших звезд

OFF — довольно маленький, но компактный и дико удобный фестиваль: два места с двумя сценами, работающими по очереди, так, чтобы по возможности не перебивать друг друга, два фудкорта, маркет, площадка под названием «Литературная кофейня», детская площадка, ну и необходимые биотуалеты. В общем-то, все.

Ничего лишнего и все для тех, кто пришел послушать музыку — не зря ЮНЕСКО считает Катовице именно что городом музыки — с пивом только на фудкорте, с большими рюкзаками практически никто не ходит, снимают на телефон меньше, а танцуют все больше. При этом OFF не пытается держать баланс между известными музыкантами и андеграундом, а просто смотрит в сторону Fact, Wire и других уважаемых изданий.

Как гласит легенда, арт-директор фестиваля Артур Рожек в первую очередь смотрит на содержимое своей фонотеки, а уж потом добавляет туда кого-то еще. Благодаря этому искушенным любителям музыки, уставшим от больших имен или давно их увидевших, здесь всегда есть чем поживиться. Впрочем, в этом году не обошлось и без проблем: из больших музыкантов быстро слетел GZA, а заменивший его Wiley, дело привычное, просто не приехал, The Kills отменились из-за болезни Элиссон Моссхарт, а ANOHNI, слегшая с гриппом, пошла на поправку, но не решилась петь. По поводу Zomby и вовсе разнятся мнения — либо он отыграл 20 минут и вместо него вышел бристолец Addison Groove, либо его там не было с самого начала. По этому поводу расстроились многие посетители — однако и без хэдлайнеров из мира независимой музыки было на что посмотреть.

День первый: темперамент

Jenny Hval: меланхолик

Очевидцы сообщили, что концерт Йенни Валь на «Примавере» закончился тем, что певица побрила налысо барабанщицу и человека, отвечающего у нее за электронику. Те, кто были на ней пару лет назад, говорили, что она играет достаточно простую музыку в классическом рок-составе. Не то теперь: барабанщица до Катовице не доехала, но электронщик стоит в парике, в котором он похож на Валерия Леонтьева, сама Валь тоже в парике, но быстро от него избавляется. Звучит спокен-ворд о харрасменте («Если кто-то вас домогается, просто скажите ему: […] отвали», метатекст о том, что на большом фестивале не имеет смысла выбивать из слушателя эмоции, а также душераздирающее техно о мятежной душе. За фразами вроде «Не грустите, это капитализм хочет, чтобы вы чувствовали себя одинокими» и «Обычно я говорю, что я здесь, чтобы сделать вещи сложнее. Но… Мы на фестивале, где мы все делаем вещи сложнее. Поэтому — примите эту сложность» очень легко не заметить, насколько Валь легкодоступна и как здорово она попадает прямо в точку своими словами. У никому не известной московской группы «Мертвые руки» был ЕР «Пригородные страхи и сомнения» — Валь же показывает, что необязательно быть в пригороде, чтобы все остальное осталось с тобой.

Sleaford Mods: холерик

Поначалу все это похоже на какую-то разводку: двое британцев в одежде примерно как на обложках их последних альбомов выходят на сцену, тот, что в кепке, включает инструментал — и, в общем-то, почти все. Это самое «почти» все и меняет — Джейсон Уильямсон, который тут не вокалист, а скорее бешеный уличный проповедник, сразу заставляет забыть о том, что это обычный лэптоп-лайв. Ответственный за музыку Эндрю Ферн трясет бутылкой у пояса и пританцовывает, в то время как Уильямсон читает, горланит и вдохновенно поет — сначала кажется, будто он смесь Брайана Ферри и Марка Е. Смита, но потом вспоминаешь и более родных персонажей: у Уильямсона явно философия близка металлисту Эскобару, а танцевальные повадки он словно позаимствовал у уфимской легенды Александра Матвеева. Этот сеанс самоэкзорцизма, сдобренный едкими наблюдениями о британской жизни, выглядит отличным разогревом для Napalm Death — да таким, что после отползаешь успокаивать ноги, успевая, впрочем, отметить, что в руках у Уильямсона не пиво, а местный «Нарзан» и проникнуться его бесами еще больше.

Бродка: флегматик

Время проникнуться и польской музыкой — победительница третьего сезона польского «Идола» Моник Бродка презентует свой новый альбом Clashes. Мой любимый польский сайт Porcys (прикидывающаяся Pitchfork смесь Wire, который внезапно полюбил дрим-поп, и блога OldShipBar) постоянно издевается над любимой тысячами жителей певицей, но есть за что: вот она похожа на Флоренс Уэлш, вот на Регину Спектор, вот на Daughter, Йонну Ли до iamamiwhoami и так далее до исполнительниц, популярных в нулевых на русских файлообменниках, например, на Эмили Симон. Народу при этом как на Земфире, Бродке аккомпанирует не только группа, но и ансамбль из струнных и духовых, все одеты как лесные эльфы на коронации — сплошная благость в духе ранних записей 4AD. Но есть и хорошие новости. Еще только ознакомившись с монструозным списком лучших польских песен XX века (почитайте и вы, не пожалеете), стало заметно, что у Польши очень часто все хорошо по части грува — вот и Бродка не отстает: пусть ее песни несколько вторичны, но они как минимум сыграны так, что в этом видится что-то интересное. Под конец весь оркестр Бродки играет нечто, по ритмике похожее на кавер на «Ace of Spades» — и тут уже думаешь, это из человека не вытравить хард-рок или он просто так развлекается. Хочется верить, что второе.

Девендра Банхарт: сангвиник

Есть, однако, настоящая польза и от отчетов с фестивалей — например, можно рассказать, как звучат еще неизданные песни Девендры Банхарта, которые через полтора месяца (ну или, как вы понимаете, чуть раньше) станут частью альбома «Ape in Pink Marble». Одна, «Fancy Man» — это продолжающий наработки альбома «Mala» променад-поп, легковесная песня о зоопарке в Таиланде, кроватях и многих составляющих жизни современного человека. Вторая, «Linda», ее полная противоположность — тишайшая акустическая баллада от лица одинокой женщины, медленно плывущей по реке времени (не подумайте, это лишь вольный перевод строчек самого Банхарта). Именно между пижонским гедонизмом и вневременной драмой и застыл концерт музыканта: он и его группа одеты словно по моде латиноамериканских 70-х, клавишник Джосайя Стейнбрик и вовсе напоминает инженера на сотню рублей, но под неказистым пальтишком у Девендры прячется роскошный твидовый костюм с цветастой рубашкой — и сразу после он успешно щегольствует в духе Джарвиса Кокера. При этом все это нераздражающе, отптимистично, весело: Девендре и его группе явно нравится возвращение к концертам и это один из лучших сейчас живых рок-составов: кто услышит в ближайшие год-полтора песню «Seahorse» вживую, тот покоя не найдет.

День второй: действие

Ислам Чипси: выражение

Ислам Чипси и его группа поневоле стали одним из главных мемов фестиваля: сыграв во второй раз заслуженный хедлайнерский сет вместо отмененного Wiley, они заслужили в комментариях титул почетной замены любого музыканта, который не смог выступить на фестивале. Thundercat опоздал на рейс? Что насчет Ислама Чипси? ANOHNI заболела? Ислам Чипси явно еще в городе. При этом довольно удивительно, что замена больших гостей на Чипси кого-то действительно подействовала отрицательно. Одна из главных экспортных звезд египетской музыки, Чипси на концерте заводит толпу не хуже диджея Khaled, прыгая в огромном кардигане выше многих EDM-диджеев. С двумя барабанщиками его электрошааби не только вводит в транс, но и напоминает о прог-рок-музыкантах — впрочем, в первую очередь это дискотека века: как только задумываешься о некой избыточности этой музыки, Чипси дает толпе передохнуть, после чего снова бросается в бой. Вечно улыбающийся человек в черном берете — таким его запомнит толпа: в его музыке, как будто бы, нет ничего кроме добра.

Ata Kak: реакция

Яу Атта-Овусу, более известный как Ата Как, записал в 1994 году альбом «Obaa Sima» — удивительный образец хип-хауса, в котором музыкант довольно быстро читал рэп на диалекте тви. В 2002 его кассету купил Брайан Шимковиц, через четыре года основавший блог Awesome Tapes from Africa. Песня Ата Кака «Moma Yendodo» была первым в этом блоге — когда Шимковиц решил сделать еще и лейбл, вопроса о том, что издавать, не возникало. Поиск Атта-Овусу, впрочем, занял время — зато в прошлом году вышло переиздание кассеты, а сам музыкант собрал группу и теперь ездит с ней по фестивалям. Простите за огромный экскурс, но нельзя же с наскока сообщить, что лучший концерт отыграл именно этот человек. Бэк-вокалистка попеременно становится то второй клавишницей, то басисткой, соло-гитарист безупречно вплетает мелодии, клавишник и отстукивающий по паду ритм барабанщик отлично работают сообща — но дело не только в командной работе. Концерт Ата Кака это словно утренник для взрослых, словно закрытая хаус-вечеринка из прошлого, на которую может попасть любой, это самые добрые песни, в которых ты ничего не понимаешь — и если у кого-то вызывал вопросы голос мастера, то теперь он совсем изменился. Эйфория в лучшем своем изводе — и, как следствие, овации и редкий вызов на бис: так громко толпа не кричала никому.

Для заинтересовавшихся — как раз сегодня в «Афише» вышло интервью с этим удивительным человеком.

Орландо Джулиус: раздражение

Джулиус, ветеран нигерийского джаза, играет с британцами The Heliocentrics, более известными по совместным концертам с Мулату Астатке. Если на этих словах у читателя закрались какие-то смутные сомнения, то стоит сразу уверить: они небеспочвенны. В то время как легкость оригинальной музыки The Heliocentrics довольно неплохо соотносилась с музыкой самого Астатке — и хоть во многом и проигрывала ей, но давала почву для удачной совместной работы — с Джулиусом такой номер не проходит. Совместная работа с Джулиусом, конечно, хоть и вышла два года назад, но именно вживую становится понятно лучше всего, насколько это не работает: музыкант словно бешеный мечется между саксофоном и клавишами, вторгаясь в комфортное пространство The Heliocentrics. Поначалу их музыка и вовсе заглушает его, потом звук выравнивается, но в общем и целом ничего не меняется: он самый интересный человек на этой сцене, который явно испытывает совсем другие эмоции по сравнению с остальными.

День третий: утрата

Lightning Bolt: гнев

С одной стороны, концерт Lightning Bolt это именно то, чего от него ожидаешь: это шум и ярость, это «приговьтесь, будет громко», это безумная скорость и невероятная техничность. За этим, впрочем, прячется что-то другое: через свой микрофон, меняющий голос, Брайан Чиппендейл шутит на абстрактные темы, говорит, что не ожидал подобной толпы (к счастью, с этим на OFF все в порядке примерно у каждого музыканта), подтруднивает над басистом Брайном Гибсоном, который, наоборот, практически не выказывает эмоций и улыбается лишь когда видит одобрение (мягко говоря) толпы. OFF фестиваль особый, поэтому публика здесь явно отличается от обычных концертов Lightning Bolt: тут и собравшиеся словно на пикник молодые люди, и девочка в розовом, сидящая на плечах у отца, и кто только не — все высвобождают накопившуюся злость или просто энергию. Lightning Bolt в первую очередь оглушают зрителя, вводят его в состояние блаженного бездумия (не путать с безумием и отуплением), в котором понимаешь только счастье момента — ведь ты счастлив, когда ничего не понимаешь.

Księżyc: депрессия

В отличие от, допустим, фестиваля Open’er, польская программа OFF как минимум интересна — сюда приглашают не эпигонов британских групп или рок-героев, а музыкантов хоть чем-то занимательных. На словах группа Księżyc звучит как лучшее, что может случиться со случайным посетителем: культовая группа 90-х, пропавшая на два десятка лет и вернувшаяся в прошлом году, тонкие материи и немного психоделии. На деле Księżyc — это практически словарное определение английского выражения arty-farty: две вокалистки перебрасывают друг другу огромный белый мяч, сэмплируется переливание воды из стакана в стакан, и так далее. В отдельные моменты, когда Księżyc не пытаются показать, насколько они авангардны, это правда интересная музыка, напоминающая о продукции лейбла Fonal, неуловимым образом подсказывавшей, насколько общее у нас прошлое. Скрипит дверь, играет аккордеон, переливы клавишных заставляют замереть — вот так бы и всегда, но нет. После этого только и остается сожалеть, что действительно хороших польских групп — Mgła и Syny — дождаться нет никакой возможности.

Powell: отрицание

Оскар Пауэлл, друг радикала от транса Лоренцо Сенни и сумеречного принца датской сцены Локе Рабека, играет как бог на душу положит — действует скорее интуитивно, переключаясь между дорожками без наушников, разделывает свои собственные треки, создавая из них новые прямо на месте, сочетает будто бы несочетаемые звуки, заставляя их работать. Речь Стива Альбини из «Insomniac» возвращается из раза в раз, голос Рабека из анти-валентинки «You Said It Would Be Alright» постепенно разрушается, и оторваться от этого просто невозможно: как сказали классики, тут я ощутил каждой клеточкой этот мьюзик. В комиксе «Invincible» есть такой персонаж — Атомная Ева, ее суперсила — умение расщепить вещь на атомы и сделать из нее что-то еще. Но в одном из выпусков она по ряду причин восстанавливает свои силы, поэтому вещи получаются неправильными, не такими, как они должны выглядеть — например, они покрыты радужной жидкостью и из них растут цветы. Кажется, именно так Пауэлл и работает — он расщепляет и собирает заново, но с ошибкой, неправильно, с цветком, запрятанным в рукаве, и именно в этом и чувствуется большой стиль.

Уильям Басински: торг

Басински, нисколько не изменяющий своему стилю — черные очки, кофта словно из пайеток, сигарета в руках — после короткой приветственной речи для своей родины объявляет, что посвящает свою новую (или неизданную старую, с ним никогда не угадать) пьесу Дэвиду Роберту Джонсу. К большому сожалению московских слушателей необходимо заявить: февральское исполнение «Cascade/The Deluge» по сравнению «A Shadow in Time» сильно меркнет. Напоминающая «A Red Score in Tile» дорожка сильно меняется под воздействием неожиданно появляющегося лупа с догорающей, тлеющей партией гитары — фоном идет третья дорожка, словно необходимая для движения вперед. Первая часть пьесы это буквально похороны рок-н-ролла, очень горькая панихида, плач по ушедшей эпохе. Вторая — вызывающая в голове ассоциации с «Water Music», держащая в напряжении часть: буквально ощущаешь себя душой в Лимбе, ждущей нескорого решения. Удивительной редкости и красоты концерт, которой стоит дождаться хотя бы в записи, со случайным, но очень красивым завершением — откланявшийся Басински, одетый как Мартин Рев, прикрывает лицо от невыключенного софита и наощупь уходит со сцены. Занавес.

Thundercat: принятие

Доехавший-таки до фестиваля Стивен Брунер оказывается идеальным человеком, для того чтобы его закрыть: прохаживающийся с фингалом по сцене («У меня вчера был трудный день», прокомментировал он изменения на лице) басист-виртуоз скорее напоминает о девяти годах игры в Suicidal Tendencies футболкой с афишей фильма «Ад каннибалов», нежели о том, что он работал с Кендриком, минимум половиной Brainfeeder и Эрикой Баду. Но как только музыканты начинают играть, все меняется. Первые ряды физически ощущают на себе силу его восьмиструнки, особенно пытливые пытаются угнаться за клавишником и барабанщиком, остальные просто танцуют — в его музыке, и так посвященной не только экзистенциальным вопросам, любви и веществам, но и духовным практикам, вживую очень хорошо передается этот момент освобождения, перехода на новый уровень. За ним не угнаться, но это и не нужно — можно просто смотреть за тем, как человек мастерски выполняет свою работу, чтобы потом выйти на бис, сравнить себя со Slick Rick, Fetty Wap и «тем парнем из Geto Boys», а затем затянуть песню про экстази на вечеринке. И это действительно лучшая концовка из всех возможных — даже в сравнении с огромной Наоми Кэмпбэлл под «Drone Bomb Me».